Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович

Письмо было переслано министру почт и телеграфов. Оттуда последовало указание начальнику Харьковского почтово-телеграфного округа, что Лоренсон удовлетворению заштатным жалованьем не подлежит[1037].

Дальнейшие события разметали этих людей, поглотили большинство из них в неведомые нам круговороты жизни. Известно, что М.Г. Мардарьев умер в 1918 году. Л.Х. Гамберг с июля того же года трудился в комиссариате Петроградского района Петрограда. С декабря — в Самаре: работал в губпродкоме, Союзе работников коммунального хозяйства. С октября 1920 года — счетовод на пожарных курсах при ЦК Союза работников коммунального хозяйства в Москве, с ноября 1921‐го — переводчик при ЦК того же союза[1038]. Барон Ф.Г. Тизенгаузен, мастер вскрытия пакетов и писем, с 1 марта 1923 года по 25 октября 1924‐го трудился у новых хозяев на привычном поприще — как контролер отдела политконтроля ОГПУ в Петрограде-Ленинграде. Был уволен в возрасте шестидесяти пяти лет по сокращению штатов. В 1929 году, семидесятилетним, служил сторожем Геологического комитета в Ленинграде[1039]. Младший цензор санкт-петербургской цензуры Р.В. Швейер с июля 1917 года трудился конторщиком в Коммерческом банке. С 1 марта 1923 года по 4 ноября 1924‐го, как и Тизенгаузен, работал контролером отдела политконтроля ОГПУ. В пятьдесят четыре года был уволен по сокращению штатов. В конце 1929 года — безработный[1040]. Делопроизводитель, машинист санкт-петербургского «черного кабинета» Л.П. Григорьев, увлекавшийся одновременно церковным пением и пожарным делом, с сентября 1921‐го до 1923 года служил дьяконом Спасо-Колтовской церкви и одновременно, до августа 1922 года, — брандмейстером Петровскоостровской пожарной части, а затем — заведующим пожарной частью Монетного двора[1041].

Причастные к делам перлюстрации почтовые служащие в Петрограде-Ленинграде в большинстве продолжали служить в почтово-телеграфном ведомстве. Но 2 ноября 1929 года сотрудниками информационного отдела (отдела политконтроля) Секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе было начато следствие по так называемому делу чернокабинетчиков. Оно закончилось вынесением приговора 28 января 1930 года. Информационный отдел ОГПУ СССР, получив отправленные 5 ноября материалы по данному делу, поставил задачу «в ходе следствия… особенно заострить внимание на выявлении непосредственных чиновников “черного кабинета”» и на установлении методов его работы[1042].

Всего по делу было привлечено девятнадцать человек, причастных к делу перлюстрации на Петербургском почтамте в конце XIX — начале XX века, до 1917 года. Среди них было четыре цензора (Л.Х. Гамберг, М.М. Милевский, Ф.Г. Тизенгаузен, Р.В. Швейер), один технический работник цензуры (секретарь-машинист Л.П. Григорьев), десять почтово-телеграфных служащих (В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, В.Я. Бурмистров, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, А.Ф. Смирнов, А.Т. Тимофеев, А.П. Фадеев) и четыре сторожа (А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров). К моменту ареста эти люди были в возрасте от сорока до семидесяти лет, находились или на пенсии, или (в большинстве) трудились вне почтово-телеграфного ведомства. Из девятнадцати обвиняемых под стражу были заключены восемь, а с одиннадцати была взята подписка о невыезде. Такое решение показывает, что сотрудники ОГПУ не рассматривали их как активных и опасных противников новой власти.

Обвинительное заключение ставило в вину этим лицам то, что они «состояли секретными сотрудниками “Черного кабинета”, являвшегося одним из отделов Департамента полиции», и квалифицировало их действия в соответствии с указанием информотдела ОГПУ по статье 58‐й, пункт 13 УК[1043]. Данная статья включала «активные действия или активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны» и предусматривала наказание от расстрела до — при смягчающих обстоятельствах — лишения свободы «на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества»[1044]. Поскольку смягчающие обстоятельства были налицо (срок давности, низшие должности, которые занимали ряд обвиняемых, непродолжительное время работы одного из них и т. п.), решением «тройки» Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе от 28 января 1930 года тринадцать человек — В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, Л.Х. Гамберг, Л.П. Григорьев, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, М.М. Милевский, А.Ф. Смирнов, Ф.Г. Тизенгаузен, А.Т. Тимофеев, Р.В. Швейер — получили пятилетний срок заключения. Четыре человека (сторожа) — А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров — были осуждены на три года условно. Двоим — В.Я. Бурмистрову и А.П. Фадееву — было запрещено в течение трех лет проживание в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в пограничных округах. Конфискация имущества не применялась[1045].

22 февраля 1933 года Коллегия ОГПУ приняла решение о досрочном освобождении С.И. Карпова, запретив ему проживание в двенадцати городах[1046]. Л.П. Григорьев с 1933‐го по 1950 год служил инспектором и начальником пожарной охраны в различных организациях. К 1953 году он был инвалидом второй группы и пенсионером МВД, награжденным знаком «Отличный пожарник». Его сын Виктор работал в органах МГБ и был награжден орденом Красного Знамени. Но в просьбе Григорьева-старшего в январе 1953 года о снятии судимости ему 23 февраля того же года было отказано[1047]. Лишь 18 сентября 1989 года все проходившие по «делу чернокабинетчиков» были реабилитированы[1048].

Глава 5

Роль «черных кабинетов» в политической и общественной жизни

1. Тайна Полишинеля?

Была ли действительно перлюстрация на протяжении более чем двух веков «непроницаемой тайной», или это была тайна Полишинеля?

Конечно, существовал определенный слой людей, знавших или догадывавшихся о просмотре их корреспонденции. Это иногда создавало своеобразную ситуацию. Дипломаты подчас составляли ложные донесения, а подлинную информацию зашифровывали или отправляли частным путем. Частные лица вставляли в свои письма суждения, которые, как они надеялись, дойдут до высшей власти путем перлюстрации. Один из московских масонов, будущий сенатор И.В. Лопухин вспоминал впоследствии:

В письме… к приятелю моему повторил я сказанное мною некогда графу [Я.А.] Брюсу, что и государи могут ошибаться, и что ежели Государыня, не имея прямого понятия о какой‐нибудь доброй вещи, дурных о ней мыслей, то никак нет долга соображаться с таким ее заключением. <…> Я написал сие точно для того, чтобы она прочитала[1049].

Его товарищ князь Н.Н. Трубецкой такими словами отвечал на негодование жившего в Берлине А.М. Кутузова (тот возмущался по поводу вскрытия писем): «А впрочем пусть нашу переписку читают. Мы с тобою, мой друг, в политические дела государей и государств не входим и, ведая, что всякая власть есть от Бога, мы повинуемся оной без роптания»[1050].

В июне 1828 года началось следственное дело о поэме А.С. Пушкина «Гавриилиада». В связи с этим, как предполагал историк и писатель Н.Я. Эйдельман, Пушкин специально писал П.А. Вяземскому о том, что авторство поэмы может принадлежать покойному поэту князю Д.П. Горчакову. Александр Сергеевич надеялся, что письмо будет перлюстрировано, и стремился таким образом отвести удар от себя[1051]. По воспоминаниям известного историка К.Н. Бестужева-Рюмина, издатель журнала «Телескоп» Н.И. Надеждин, высланный в конце 1836 года за напечатание «Философического письма» П.Я. Чаадаева в Усть-Сысольск, писал своей любимой, Елизавете Васильевне Сухово-Кобылиной (впоследствии известной писательнице Салиас‐де-Турнемир), письма, «в которых, надеясь обратить на себя внимание распечатывающих письма, хвалил правительство». В результате, как считает мемуарист, Елизавете Васильевне это не понравилось, она порвала с Надеждиным и вышла замуж за первого встречного, каковым оказался французский граф Андре Салиас‐де-Турнемир[1052]. Это не означало, конечно, что власть с полным доверием относилась к подобным уверениям, содержавшимся в письмах.