Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Он выскочил из комнаты, изготовив к бою пистолет, но остановился и замер на пороге. Росс не был уверен, что увиденное им реально. Вид того, что открылось перед ним, передавался по зрительным нервам в мозг, но часть мозга отказывалась принять его. Это было слишком нелепо.

Дверь выходила в атриум, открытый внутренний двор, вымощенный плиткой. С арок, колонн и тимпанов свисали трупы. В центре атриума мягко журчал фонтан, вода в нем была темно-красной от крови. Вокруг фонтана сидели четыре мертвых священника. У одного не было рук, второй сидел с открытым окровавленным ртом без языка, у третьего были отрезаны уши, а последний смотрел, казалось, прямо на Росса пустыми кровавыми глазницами.

Росс понял символизм этого зрелища. Это была заключительная сцена из трагедии Метузелы «Четыре ада Короля-Еретика». Четвертый акт пьесы традиционно повествовал о высокомерии короля Мессанины и его наказании в 109 кругах ада. Это было, если можно так выразиться за отсутствием лучшей интерпретации, предупреждение грешникам и нечестивцам. На своем родном мире Санкти Петри у Росса были контрамарки во все местные театры, и эта пьеса была его любимой. Но никакое другое исполнение не могло сравниться с ужасом этого.

— Еретик… — прошептал шелковый призрачный голос из тьмы почти в его ухо.

Кто-то другой замешкался бы, возможно, даже повернулся бы, чтобы найти источник голоса. Но не Росс.

Пригнувшись, он нырнул вперед, и что-то бритвенно-острое и невероятно быстрое рассекло воздух над его головой. Перекатившись, Росс развернулся и поднял плазменный пистолет.

Противник ударом ноги выбил у него оружие. «Слишком легко», упрекнул себя Росс.

— Не сопротивляйся, еретик, и умрешь быстро.

Росс снова перекатился, чтобы не позволить врагу подойти слишком близко. Ассасин вошла за ним в атриум. Только здесь, под светом луны, Росс разглядел убийцу.

Она была одета в черно-серый обтягивающий костюм, полимерная ткань переливалась, как радужная нефтяная пленка. Росс насчитал как минимум десяток различных клинков, крюков и сюрикенов, прикрепленных к разным ремням и петлям на ее костюме, хотя точно он не был уверен — его голова гудела от адреналина.

Ассасин подошла к нему, присев, как кошка, готовая к прыжку. Ее лицо было загадочной маской улыбающегося шута. Росс узнал ассасина культа смерти. Она не обладала техномагией агентов Оффицио Ассасинорум, но то, чего ей не хватало, она восполняла свирепостью. Для ассасина культа смерти это был не просто вопрос уничтожения цели; она была менее расчетлива, менее запрограммирована, чем ассасины Кулексус или Каллидус. Вместо этого она использовала свой простой арсенал клинков с таким творческим блеском, что возвышала простое убийство до уровня искусства, превращая его в театральное действие.

Перекатившись по кафельным плиткам, Росс вскочил на ноги, приняв фронтальную стойку изготовки к бою. Он не тешил себя иллюзиями: без оружия его можно считать мертвецом.

Ассасин метнула в него что-то.

Метательная игла пронзила его предплечье, воткнувшись глубоко в мышцы. Боль вспыхнула, огненными искрами обжигая локоть.

— Яд? — задумчиво спросил Росс, пытаясь удержаться в боевой стойке.

— Я предлагала тебе быструю смерть. Ты не захотел. Так что теперь мы сделаем это медленно и мучительно, — ответила она.

Нарочито медленно ассасин достала из ножен на спине бритвенно острое лезвие. Это был не инструмент убийства; это было оружие для ближнего боя. Длинный тонкий клинок был ровно метр в длину и шириной в палец. В ночной тьме он чем-то напоминал расколотый меч с двуручной рукояткой, покрытой резиной.

Когда ассасин взмахнула клинком, он издал резкий жужжащий звук. Он был таким острым, что раскалывал воздух.

— По крайней мере, сделай мне одолжение перед смертью, скажи, кто тебя послал? — спросил Росс, пытаясь выиграть время.

— Император, — прошипела она. Одним молниеносным движением она направила клинок в разрыв между мозаичными обсидиановыми пластинами его табарда. Удар был таким быстрым, таким точным, ни йоты зря потраченных усилий. Один удар — один труп.

Росс бросился вперед, к противнику — сработали инстинкты бойца. Если бы он попытался уйти от удара назад, клинок рассек бы его туловище точно над бедром. Поэтому он вошел внутрь ее удара. Клинок врезался в черный обсидиан, брызнули сверкающие осколки. Табард не был предназначен для защиты от физических ударов, но его оказалось достаточно, чтобы отразить тонкое лезвие.

Росс знал, что другого шанса не будет. Использовав свое секундное преимущество, он схватил руку, державшую клинок. Это было все, что он мог сделать, чтобы задержать ее. Словно играя в расчетливую игру, ассасин разорвала его захват и, сделав пируэт, приземлилась на расстоянии четырех или пяти шагов.

Воздух взорвался треском и грохотом выстрелов, вспышки пламени рассекли ночную тьму. И Росс и ассасин упали на землю, когда трассеры осветили ночь над атриумом.

Лежа на животе, Росс оглянулся на вспышки выстрелов. Он увидел Мадлен де Медичи стоящую под аркой в шифоновой ночной рубашке, стреляя из автопистолета. Хотя она очень старалась, но стреляла не слишком метко, от отдачи пистолет едва не вырывался из ее рук.

Судя по ее отчаянной стрельбе, через несколько секунд она расстреляет весь магазин. Росс должен был действовать быстро. Он подполз и схватил «Солнечную Ярость», лежавшую рядом с фонтаном.

Он поднял плазменный пистолет как раз в тот момент, когда оружие Мадлен издало пустой щелчок. Ассасин, вскочив на ноги, бросилась к Мадлен. Ее клинок был поднят, как жало скорпиона, готовое нанести удар.

— Я — инквизитор! — взревел Росс, подкрепляя слова психосилой.

Под маской шута не было видно, какую реакцию вызвали эти слова у ассасина. Но, судя, по тому, что она слегка вздрогнула, едва заметно сбилась с шага, это была новость для нее. Ассасин остановилась, ее лицо в маске повернулось к Россу.

Это была ее ошибка. Росс выстрелил четыре раза, четырежды нажал спуск — тап тап тап тап. Пистолет изверг струю раскаленной плазмы. Ассасин испарилась, атомы, составлявшие ее тело, рассеивались клубами пара. Все, что осталось — лужицы расплавленного металла от ее клинков, быстро застывавшие на плитках атриума. Стена из освященной глины позади нее почернела и покрылась паутиной трещин.

Мадлен уронила оружие, на ее лице застыло выражение шока и ужаса. Дверь распахнулась, и в атриум из своей комнаты выбежал Вандус Барк, завернувшийся в простыню.

— Где, во имя Трона, ты был? — зарычал Росс, адреналин все еще наполнял его вены.

— Император милосердный… — выдохнул Барк, его глаза расширились при виде учиненной здесь резни.

Остальные бойцы оперативной группы ворвались в атриум, явно разбуженные шумом боя. Селемина и Прадал, подойдя к Россу, остановились, не произнося ни слова. Они не могли ничего сказать, не в силах оторвать взгляд от аккуратно развешанных и разложенных трупов. Плечи Селемины начали дрожать, Прадал вцепился в свой лазган, прижимая его к груди.

— Где вы были?! — крикнул Росс.

Барк покачал головой.

— Прости, Росс. Кажется, я проспал, — виновато признался он.

— Посмотри вокруг, — прорычал Росс, указывая на мертвецов, на пробоины от пуль в стенах, на кровь, заливавшую кафельные плитки. — Ты проспал это?

— Да. Проспал. Что случилось?

Росс покачал головой. Он больше не знал, кому верить. Кто-то, близкий к нему, приговорил его к смерти, приговорил его команду к уничтожению. Кто-то обладающий большой властью. Ему сейчас хотелось бы, чтобы его старый учитель инквизитор Лист был здесь, и успокоил бы его страхи, подсказал бы ему, что делать. Или Гурион. В первый раз за всю карьеру Росс подумал, что он, возможно, слишком неопытен для задачи такой важности. И в первый раз он осознал, что были в Империуме те, кто не боялся Инквизиции.

— Вандус, с рассветом я отправляюсь на Холпеш. Тебе туда лететь не стоит.

— Ободайя, пожалуйста, скажи, что происходит?

— Не могу. Но думаю, было бы лучше, если бы ты не сопровождал меня на Холпеш. Я опасаюсь предательства.

Барк рассеянно моргнул.

— Ты мне не доверяешь?

Росс, выровняв дыхание, посмотрел сначала на Селемину, потом на Прадала, и, наконец, остановил взгляд на Барке.

— Среди нас предатель. Я не думаю, что это ты, Вандус. Но если это окажешься ты, мне не хотелось бы тебя убивать. Прости, дружище.

Глава 15

Грузовик резко затормозил. Хотя Сильверстайн был зажат в тесноте кузова, он почувствовал резкую остановку и услышал протестующий визг тормозов. Он не знал, сколько времени они были в пути. Может быть, два часа, а может быть восемь. Сказать точно было невозможно.