05-Мой престол - Небо (Дилогия) - Сергей Абрамов

Поэтому Петр решил пока ответить на вторую часть вопроса. — Какому миру? Всему. Цивилизованному. Мне кажется, Йо-ханан, даже сам Иешуа не очень представляет себе, как далеко пошла и особенно пойдет вера, которую он принес на землю Израильскую. Посмотри кругом. Эллины. Римляне. Жители Айгиптоса или далекой Ходду. Совсем дикие варвары на севере Римской империи — всякие франки, галлы… Разве есть у них Бог? У них десятки, сотни божков, которые развратничают, гадят друг другу и людям, ссорятся, воюют… Разве это вера? Разве тысячам людей в этих землях есть на кого уповать в радости или беде? Разве они давным-давно не завидовали нашему Богу? Даже угнетая нас, убивая нас, разделяя отцов и сыновей — разве не завидовали, ненавидя нас за нашу веру? За наше великое единство в вере?.. У меня были разговоры с богатыми эллинами здесь, в Иершалаиме. Я имею в виду чистых эллинов, не римлян, а тех, что говорят на эллинском и хорошо знают текст Торы — он переведен на эллинский и у них называется Септуагинта. Впрочем, они говорили со мной не только от себя, но и от кое-кого из Рима. Они знают о Иешуа. Они очень внимательно следят за его деяниями. Они верят, что он — именно тот Машиах, приход которого предсказывали пророки. Они считают, что люди в самой Элладе, на Крите, в землях Арама готовы принять учение Иешуа, основанное на Законе евреев. Они ждут… как они сказали — знамения. Знака свыше. Слова Господа.

Иоанн позволил себе чуть усмехнуться.

— Вот, значит, будет знак, и все сразу придут к вере в Посланца Господнего, в Машиаха, в нашего Иешуа из крохотного Нацрата, о котором они даже не слышали никогда?

Петр не захотел принять иронии.

— Я не идиот. Это только наша вера, это только наш Бог, это только наш Машиах. Чтобы он стал Божьим Посланцем для всего мира, должно пройти много времени и, к сожалению, пролиться много крови. Наверно так. Но знак — я называл это чудом — нужен в первую очередь нам. А эллины… Я говорю только о том, что Бог начал творить мир с нашей земли, и дал Завет Аврааму на нашу землю, и объявил богоизбранным наш народ, но разве он не Бог для всех остальных земель? Просто люди оттуда пока не догадывались о том, Бог не давал им знака. Не спешил? Может быть. Вот они и напридумали себе идолов… И кто знает, появление Иешуа, как Машиаха, — не начало ли это разговора нашего Бога со всеми народами?.. Для меня интерес эллинов — всего только интерес, всего только робкое понимание, что истина лежит где-то рядом, — для меня это подтверждение того, что мы правы.

— Все-таки мы? — Иоанн встал и подошел к Петру. Они стояли лицом к лицу огромные, загорелые, оба рано начавшие седеть, а ведь еще пару лет назад у обоих седого волоса найти нельзя было, — И только мы?

— Думаю, что не только, — ответил Петр. — Думаю, что будут еще — те, кто поймет нас. Но не в них дело. Нас было трое — с самого начала. Нас и сейчас должно быть трое.

— Ты хочешь объяснить Иешуа, что он должен умереть?

— Я хочу объяснить Иешуа, что он должен жить вечно.

— Это будет непросто, — усмехнулся Иоанн. — Не говоря уж о том, что я лично не знаю худо-бедно приемлемого способа жить вечно. Если только не в памяти народной, а это — слабая замена личной жизни. Пусть даже короткой.

Он был прав, Петр понимал. Отговорился общими словами, привычным лозунгом из будущих времен, а Иоанн задал вполне конкретный вопрос, ожидая вполне конкретного ответа.

Ответ Петр знал. Но не вполне конкретный. Ясно, что просто допустить смерть Иешуа на кресте невозможно: он должен остаться живым и еще сорок дней нравоучительно являться родным и соратникам. Так написано. Так и следует быть. И технически, в общем, пустяки. А вот Вознесение?.. Опять-таки сам процесс да соспособ-ностями Иешуа к левитации и прочая, и прочая — рутина. А что потом? Потом-то Он должен навсегда исчезнуть из этой жизни, из этого мира, из этой действительности, оставив всех на две с лишним тысячи лет в ожидании возвращения. Напрасном ожидании, насколько известно… Так что ответа у Петра пока не было — конкретного. Но он не шибко волновался. Здешняя жизнь, полная всяких неожиданных и малообъяснимых чудес, позволяла надеяться: что-нибудь да придумается. Или случится.

Или если Иешуа и впрямь станет третьим в заговоре — все-таки в заговоре, так? — то почему бы ему самому не объяснить Вознесение? Или сочинить нечто, что «евангелисты подправят», обозвав Вознесением?..

Поживем — увидим.

Подошел к двери, распахнул ее во двор. Оттуда пахнуло жарой осеннего вечера.

— Темнеет, — сказал Иоанн. — Зачем тебе Кайафа?

— Мне понадобится не только он.

— Может быть, и прокуратор?

— А что? — удивился Петр. — Это мысль. Еще не забыть бы о твоем дружке Ироде Антипе.

— Чем же они нам помогут? Чудес они не делают, разве что какие-нибудь гадкие… А Пилат, наверно, вообще ничего не слышал о Машиахе. Ему докладывают только о бунтовщиках. Вот о Варавве он, не исключаю, знает.

— Нам не надо, чтобы они помогали, — ответил Петр. — Нам надо, чтобы они не мешали.

ДЕЙСТВИЕ — 4

ЭПИЗОД — 2

ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 26 год от Р.Х., месяц Тишри

Кайафа назначил Петру встречу не в Храме — да и где в Храме можно встретиться тайно? все и вся на виду… — но в своем доме в Верхнем городе. Дом его, большой, богатый, окруженный высокими стенами, стоял чуть ниже восточной стены дворца Ирода Великого, в самом сердце Верхнего города, и вниз, в Нижний город, от него вела прямая, как стрела, уличка-лестничка, разливавшаяся на множество кривых и грязных Нижнего, легко тонувшая в них.

Идти Петру было недалеко, хотя и выбрал он кружной путь, норовя подойти к дому первосвященника со стороны дворца Ирода: ведь не может же, в самом деле, богатый эллин из Коринфа возникнуть откуда-то снизу, из бедноты и грязи? Хотя так принято было считать, — что из грязи. В Нижнем городе частенько попадались совсем небедные дома. Город становился многолюдным и тесным, стены зажимали его, не давали расти, и многие богатые людишки задешево выкупали у бедноты дома в Нижнем городе, разрушали их и строили на их месте свои — куда как покруче. Дом самого Петра, в котором он давно обосновался, — тому примером.

А третья стена, расширившая Иерусалим почти на четверть его площади, появится значительно позже…

Но эллин из Коринфа по имени Доментиус, или просто Доментий, явился в Иерусалим тайно и с тайной миссией, а значит — ниоткуда. Он шел вдоль стены дворца Ирода — высокий, с гордо поднятой головой, длиннобородый, слегка завитые волосы схвачены золотым обручем. Длинный дорийский хитон, мягко подпоясанный и оттого спускающийся вдоль бедер волнообразными складками, был оторочен по вороту и подолу изящной вышивкой, а поскольку месяц Тишри, несмотря на откровенную жару, был все же официально, по календарю, осенним, Петр набросил поверх хитона короткую дорожную накидку, прикрывавшую грудь и спияу. Легкий грим изменил лицо, даже Иоанн, провежая Петра иа дома, позволил себе восхищенную улыбку.