Бесконечный мир - Джо Холдеман

Джефферсон внимательно изучил фотографию.

– Честно говоря, что-то не припомню. Эй, Джим, может, ты посмотришь? – Камерон подошел поближе. – Ты случаем не видел этой женщины?

– Да вроде нет. Знаете, тут столько американцев то приезжают, то уезжают.

– А вы приехали в здешнюю клинику?

– На консультацию, – уже сказав это, Джефферсон понял, что слишком долго раздумывал, прежде чем ответить. – А эта женщина – пациентка клиники?

– Не знаю. Я знаю только, что она здесь.

– А зачем она вам нужна?

– Я должна задать ей несколько вопросов. Государственная служба, понимаете ли.

– Хорошо, мы будем посматривать – вдруг увидим ее? А вы?

– Франсина Гейне, комната 126. Буду очень благодарна за любую помощь, которую вы сможете оказать.

– Конечно, конечно. – Гаврила ушла. Джефферсон и Камерон проводили ее взглядом. Камерон прошептал: – Интересно, насколько мы увязли в дерьме – по макушку или только по уши?

– Мы должны ее сфотографировать и послать снимок генералу Марти, – сказал Джефферсон. – Если Блейз разыскивают армейские, то генерал, наверное, мог бы это уладить.

– Но ты ведь не думаешь, что эта мадам – из армии. – А ты?

Камерон на мгновение задумался.

– Даже не знаю. Когда она глянула на тебя, а потом, на меня, то сперва посмотрела в центр корпуса, а потом между глаз. Посмотрела, будто прицеливаясь. Я не решился бы делать при ней никаких резких движений.

– Если она из армии, то служит в группе охотников и убийц.

– Когда я служил в армии, у нас не было такого разделения по профилям. Но я разбираюсь в таких штуках, и можешь мне поверить – она убила немало людей на своем веку.

– Инграм в юбке?

– Она даже опаснее Инграма. Тот, по крайней мере, и выглядит соответственно. А она выглядит, как…

– Это точно… – Джефферсон посмотрел на двери лифта, который она только что почтила своим присутствием, и покачал головой. – Давай ее сфотографируем и отнесем снимок в клинику, покажем Мендесу, когда он вернется. – Мендес уехал в Мехико, добывать разное сырье для нанофора. – Там какая-то сумасшедшая дамочка вламывалась в Дом Бартоломью.

– Эта совсем не похожа на ту стерву, – сказал Камерон. – Ты была некрасивая, со взбитыми рыжими кудряшками.

На самом деле Гаврила тогда надевала парик и маску из пластикожи.

Мы проникли в Здание 31 – Генеральный Штаб – без особого труда. По сведениям здешнего компьютера Марти значился как бригадный генерал, который большую часть своей служебной карьеры посвятил научной работе. А я был в некотором смысле самим собой.

И все же я был уже другим человеком. Я никак не ощущал того что мою память изменили, но если бы меня подключили вместе с моей прежней боевой группой (а это должны были сделать из соображении безопасности, но почему-то не сделали – нам просто повезло) – они бы сразу заметили, что со мной что-то не так. Я стал слишком здоровым. Вся группа знала о моих проблемах, все они мне сочувствовали и помогали с этим справляться – так, что я даже не могу описать это словами. Они помогали мне проживать один день за другим. И они мгновенно заметили бы, что я переменился – это все равно как если бы ваш старый друг, который всю жизнь прихрамывал на одну ногу, вдруг стал ходить нормально.

У лейтенанта Ньютона Трумэна, которому поручили подыскать для меня подходящую работу, была необычная судьба. Он начал службу в армии механиком, но постепенно у Трумэна выработалась своеобразная аллергия на подключения: в подключении у него начинала дико болеть голова, так что ни ему самому не было в этом никакого удовольствия, ни тем, кто подключался вместе с ним. Я задумался было, почему его перевели на службу в Генеральный Штаб, вместо того чтобы просто демобилизовать из армии? Но, очевидно, для него самого это было такой же загадкой. Его прикомандировали к Генеральному Штабу всего несколько недель назад. Как потом оказалось, перевод сюда Трумэна был частью всеобщего плана. И большой ошибкой.

При Генеральном Штабе числились в основном высокопоставленные военные: восемь генералов, двенадцать полковников, двадцать майоров и двадцать четыре лейтенанта. У всех этих шестидесяти четырех офицеров были в подчинении всего пятьдесят солдат и нижних чинов, из которых десятеро были в группе охраны и как бы выпадали из цепочки субординации, кроме тех случаев, когда происходило какое-нибудь ЧП.

У меня сохранились весьма смутные и расплывчатые воспоминания о тех четырех днях, когда еще не восстановилась моя настоящая личность. Меня определили на несложную, но трудоемкую работу. Я должен был проверять компьютерные сводки о распределении ресурсов – сколько яиц или патронов и куда нужно отправить. Как ни странно, ни одной ошибки я не обнаружил.

Среди прочих необременительных обязанностей, которые я выполнял в это время, была одна, для которой как выяснилось, все остальные мои занятия были лишь прикрытием. Я регулярно заполнял графу «текущий отчет охраны» в общем бланке текущих отчетов. Каждый час я подключался к механикам охраны и запрашивал «текущий отчет» – «ТО». У меня был специальный бланк с разграфленными клеточками, одну из которых я и отмечал каждый час – ту, которая соответствовала содержанию «текущего отчета». Пока мне приходилось отмечать только клеточку «ничего не случилось».

Это была типичная никому не нужная бюрократическая процедура – если бы что-то действительно случилось, на панели передо мной сразу вспыхнула бы красная лампочка, указывая, что я должен немедленно подключиться к механикам охраны. Вот тогда и надо было бы заполнять этот бланк.

Но мне даже в голову не приходило, зачем на самом деле нужны эти ежечасные подключения: для того, чтобы все время сверять личности механиков, управляющих охранными солдатиками.

Я сидел там уже четвертый день, до очередной сверки оставалось около минуты, и тут вдруг у меня на панели замигала красная лампочка. Сердце мое забилось чаше. Я подключился к охране.

И оказалось, что это вовсе не сержант Сайке, как обычно. Это была Карин и еще четверо из моей прежней группы.

«Что за черт?» Карин послала мне мгновенный мысленный образ: «Доверься нам! Тебе подправили память, чтобы мы могли тайком пробраться сюда, как в Троянском коне», – а потом она передала мне в общих чертах весь наш план и то, чем должен был закончиться проект «Юпитер».

Я впал в странное оцепенение, осознавая то, что только что узнал, и, как всегда, отметил клеточку «ничего не случилось».

Неудивительно, что я так растерялся. Запищал видеофон, я поднял трубку.

Это был Марти, в зеленом больничном костюме, с самым обычным выражением лица.