ГОНЧИЕ СМЕРТИ. Сага дальних миров - Роберт Говард

Айзек Говард стремился придать черты совершенства окружающему миру, не признавая полутонов и не идя на компромиссы. Для него существовало либо зло, либо добро — и никакой границы между ними. Он видел себя чем-то вроде воина Христова, посланным на землю для беспощадной борьбы со злом. В юности он хотел стать священником, но, как заметил один из его двоюродных братьев, «для этого в нем было стишком много от Лукавого».

Невероятная вспыльчивость и раздражительность всегда были присущи Говарду-старшему, что, несомненно, не шло на пользу избранной им благотворительной миссии. В один из воскресных дней, когда еще молодой Айзек Говард и его жена выходили из церкви, какой-то неуклюжий прихожанин наступил на юбку Эстер и порвал ее подол. Перед всем приходом доктор пригрозил ему нанесением увечья в столь непристойных выражениях, что об этом вспоминали и семь десятков лет спустя. Его соседи немедленно решили, что Айзек Говард не достоин сана священника, поскольку в его натуре нет и тени смирения. С возрастом он, конечно, научился в некоторой степени управлять собой, но до конца жизни так и остался резким, вспыльчивым человеком.

Будучи взрослым, Роберт любил говорить, что, несмотря на его английское имя, он, по крайней мере, на три четверти ирландец, а на оставшуюся четверть — англичанин с примесью датской крови. Его двоюродный брат Мэксин Эрвин утверждал, что, хоть Роберт и был яростным кепьтоманом, в семье все же царил английский дух.

Годы, казалось, были не властны над отцом Говарда. Одетый во все черное (обычный костюм врача той эпохи), он вскакивал на лошадь, к седлу которой были приторочены огромные сумки, наполненные опиумом, эфиром, рвотным корнем, аспирином и другими лекарствами для очищения желудка, потения и снижения жара. Для маленького Роберта этот человек шести с лишним футов ростом, должно быть, казался невероятно огромным, вполне подходящим на роль Властелина Темной Долины. Выезжая в облаке пыли из ворот или возвращаясь домой, чтобы заключить свою Эсси в объятья и наградить ее крепким поцелуем, он, скорее всего, возбуждал в своем маленьком сыне беспокойство и обиду.

Чувства эти обострялись, если мать не понимала его детских желаний, и тогда Роберт осознавал себя обездоленным и неспособным противостоять натиску злых враждебных сил.

Так для Роберта в первые годы его жизни возникли две Темные Долины: «хорошая» долина счастья и удовлетворенности и — плохая-, населенная демонами страха и разочарования. Поскольку он никогда не мог избавиться от своего страха, гнева и неуверенности, Роберт Говард был обречен жить в неуправляемом хаосе и ему постоянно казалось, что его преследуют демоны. Он всегда чувствовал себя одиноким, и потому душа его непрерывно страдала.

Детство Роберта Говарда, в котором было так мало тепла, навсегда отложило отпечаток на его уязвимую натуру. Он стремился к любви и пониманию, и вместе с тем в его сознании постоянно жил ужас и страх сумасшествия. Говард считал эти ощущения проявлением памяти пращуров и древних суеверий, происходящих от общего знания его северных предков, в которых он олицетворял себя через своего прапрадеда, Сэма Уолзера.

Там, в замороженных краях, говорил он, между ледяным берегом и заснеженным лесом, дикие северяне впитали в себя темные мечты и безумные порывы. Небеса, затянутые вечными тучами, окутанные мглистыми саванами древние холмы, мрачные деревья пробуждали воспоминания, вызывающие чувства столь же острые и проникновенные, как преследование. Здесь были посеяны семена безумия, которые взросли среди потомков этих северян в Салеме во время охоты на ведьм в 1692 году. Говард считал, что, когда воспоминания предков и первобытные страхи прорываются сквозь толщу веков, они приобретают поистине чудовищные формы.

Когда Говард упоминает язычников Скандинавии, на самом деле он пишет о себе. Мысли о памяти предков и его страхи скрывают превратности развития его сознания, когда привольные луга стали в воображении ребенка Вратами Ада, а отец — надзирающим над ними Темным Властелином. Годами позже Говард писал: «Жизнь дикарей была, конечно, адом; однако, не думаю, что современная значительно лучше».

Впоследствии, когда Роберт Говард отчаялся понять, почему жизнь оборачивается для него адом, Темная Долина претерпела еще одно превращение. Она стала его фантастической Киммерией. Как серые, затянутые тучами небеса его мечтаний, Темная Долина оказалась затененным местом даже в ясные дни. Ночью же она была черной, как леса Киммерии, Страны Тьмы и Ночи. Теперь смутно запомнившийся ему ручей, протекавший по Темной Долине, превратился в Бразос, — сумеречные воды, текущие без звука.

Затерянный в этой населенной призраками стране своего внутреннего мира, Роберт Говард создал удивительное стихотворение-жалобу, плач, нисходящий к плавному течению грусти:

Я помнюПод темными лесами склоны гор,Извечный купал серо-сизых туч,Печальных вод бесшумное паденьеИ шорох ветра в трещинах теснин.За лесом — лес, и за горой — гора;За склоном — склон…Один и тот же вид:Суровая земля. Сумев поднятьсяНа острый пик, откроешь пред собойОдин и тот же вид: за склоном — склон,За лесом — лес, как вылитые братья.Унылая страна. Казалось, всем:Ветрам, и снам, и тучам, что таилисьОт света солнца, — всем дала приютВ глухих чащобах, голыми ветвями,Стучавшим на ветру, и было имяЗемле, не знавшей ни теней, ни света,—Киммерия, Страна Глубокой Ночи.С тех пор прошел такой огромный срок —Забыл я даже собственное имя.Топор, копье кремневое — как сон,Охоты, войны, тени… ВспоминаюЛишь бесконечных зарослей покровДа тучи, что засели на вершинахНа долгий век, да призрачный покойКиммерии, Страны Глубокой Ночи.[2]

Поскольку ни один из живущих ныне не помнит Роберта ребенком, эта глава основана на косвенных свидетельствах и собственных воспоминаниях Говарда.

«Техасцы по природе своей бродяги», — писал Роберт Говард своему другу Лавкрафту в 1931 году. В подтверждение своих слов он перечислял различные места штата, где успел пожить за первые девять лет своей жизни. Это были маленькие техасские городки, такие как Бэгвелл, и большие, как Сан-Антонио. Многочисленные переезды и сопровождающие их хлопоты, постоянная смена окружения и необходимость привыкать к новым условиям, без сомнения, сильно повлияли на психику юного Роберта. Вместо того чтобы со свойственной юности любознательностью познавать окружающий мир, он мечтал разыскать — тихую гавань-. Отношения с матерью стали для него точкой отсчета в калейдоскопе суеты, которая окружала юношу.