Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913 - Леонид Андреев

— Слышу, поп.

Аббат восклицает, поднимая руки:

— Господи! Зачем же ты дал такое сердце, которое может жалеть убитого и убийцу? Гарт, иди домой. Веди его домой, Мариетт — да руки ему вымой!

— Кому ты лжешь, поп? — медленно спрашивает Хаггарт. — Богу или дьяволу? Себе или людям? Или всем?

Горько смеется:

— Эй, Гарт! Ты пьян от крови.

— А ты отчего?

Становятся друг против друга. Мариетт гневно кричит, становясь между ними:

— Пусть бы на вас обоих грянул гром, вот о чем молю я Бога. Пусть бы грянул гром! Что вы делаете с моим сердцем? Вы рвете его зубами, как жадные собаки. Ты мало пил крови, Гарт, — так пей мою. Ведь ты никогда не будешь сыт, не правда ли, Гарт?

— Ну, ну, — успокоительно говорит аббат. — Веди его домой, Мариетт. Иди домой, Гарт, да спи побольше.

Выходит. Мариетт отходит к двери и останавливается.

— Гарт! Я иду к маленькому Нони.

— Иди.

— Ты идешь со мною?

— Да. Нет. Потом.

— Я иду к маленькому Нони. Что мне сказать ему об отце, когда он проснется?

Хаггарт молчит. Входит Хорре и нерешительно останавливается у порога. Мариетт окидывает его презрительным взглядом и выходит. Молчанье.

Хаггарт. Хорре!

Хорре. Есть.

Хаггарт. Джину!

Хорре. Есть, Нони. Выпей, мальчик, но только не сразу, не сразу, Нони.

Хаггарт пьет. Потом с улыбкой осматривает комнату.

— Никого. Ты видел его, Хорре? Он там за пологом. Ты подумай, матросик: вот и опять мы с ним одни.

— Иди-ка домой, Нони!

— Сейчас. Дай джину.

Пьет.

— А что они? Пошли?

— Побежали, Нони. Иди-ка домой, мальчик. Побежали, как козы — я уж так смеялся, Нони.

Оба смеются.

— Сними-ка мне вот эту игрушку, Хорре. Да, да, кораблик. Это он делал, Хорре.

Рассматривает игрушку.

— Смотри, как искусно сделан кливер, Хорре. Молодец Филипп. Но фалы плохи, погляди. Нет, Филипп. Не видал ты, как снастятся настоящие корабли, которые рыскают по океану, рвут его седые валы. Не этой ли игрушкой хотел ты утолить твою маленькую жажду, глупец!

Бросает кораблик и встает.

— Хорре! Боцман!

— Есть.

— Призови тех. Я снова беру командование, Хорре.

Матрос бледнеет и кричит восторженно.

— Нони! Капитан! У меня колени трясутся. Я не дойду и упаду на дороге.

— Дойдешь! И ведь нужно же отнять у этих наши деньги, как ты думаешь, Хорре? Поиграли и довольно — как ты полагаешь, Хорре?

Смеется. Молитвенно сложив руки, смотрит на него матрос и плачет.

Картина 7

— …Это твои товарищи, Хаггарт? Я так рада видеть их. Ты говорил, Гарт, да, ты говорил, что у них совсем другие лица, чем у наших, и это правда. О, какая это правда. У наших тоже красивые лица — вы не подумайте, что наши рыбаки безобразны — но у них нет этих глубоких страшных шрамов. Мне они очень нравятся, уверяю тебя, Гарт… Вы, вероятно, друг Хаггарта. у вас такие строгие, славные глаза?.. Но вы молчите? Отчего они молчат, Хаггарт, ты не велел им говорить? И отчего ты сам молчишь, Хаггарт — Хаггарт!

Озаренный бегучим светом факелов, стоит Хаггарт и слушает бесстрастно торопливую, взволнованную речь. Тревожно поблескивает металл оружия и одежды; играет огонь и на лицах тех, что безмолвным кольцом окружают Хаггарта — его близкие, его друзья. А в отдалении другая игра: там молча пляшет большой корабль и бросает на черные волны свои огни, и черная вода играет ими — заплетает, как косу, гасит и снова зажигает.

Говорливый шум и плеск — и жуткое безмолвие чем-то скованных родных человеческих уст.

— Я слушаю тебя, Мариетт, — говорит наконец Хаггарт. — Чего надо тебе, Мариетт? Этого не может быть, чтобы кто-нибудь обидел тебя, я не велел им касаться твоего дома.

— О, нет, Хаггарт, нет: меня никто не обидел! — весело восклицает Мариетт. — Но тебе не нравится, что я держу в руках маленького Нони? — тогда я положу его вот здесь между скал. Тут ему будет тепло и уютно, как в люльке. Вот так! Не бойся разбудить его, Гарт, он спит крепко и ничего не услышит. Можно кричать, петь, стрелять из пистолета… у мальчишки такой славный сон!

— Чего надо тебе, Мариетт? Я не звал тебя сюда и мне не нравится, что ты пришла.

— Конечно, ты не звал меня сюда, Хаггарт, да конечно же! Но когда начался пожар, я подумала: теперь мне светло идти, теперь я не споткнусь и я пошла. Твои друзья не обидятся, Хаггарт, если я попрошу их немного отойти? Мне нужно кое-что сказать тебе, Гарт… конечно, это нужно было сделать раньше, я понимаю, Гарт, но я вспомнила только теперь. Идти было так светло.

Хаггарт говорит угрюмо:

— Отойди, Флерио, и вы с ним отойдите.

Те отходят.

— Что же такое ты вспомнила, Мариетт? Говори! Я навсегда ухожу из нашей печальной страны, где снятся такие тяжелые сны, где даже камни грезят печалью. И я все забыл.

Нежно и покорно, ища защиты и ласки, припадает женщина к его руке.

— О, Хаггарт, о, милый мой Хаггарт! Они ведь не обиделись, что я так грубо попросила их уйти? О, милый мой Хаггарт! Твой галун царапает мне щеку, но это так приятно. Ты знаешь, мне всегда не нравилось, что ты носишь одежду наших рыбаков, это было так не к лицу тебе, Хаггарт. Но я все болтаю, и ты сердишься, Гарт. Прости меня!

— Встань с колен!

— Это я только так, на минутку. Вот я встала. Ты спрашиваешь, чего я хочу? Вот чего я хочу: возьми меня с собою, Хаггарт. Меня и маленького Нони, Хаггарт!

Хаггарт отступает:

— Это ты говоришь, Мариетт, чтобы тебя я взял с собой? Ты, может быть, смеешься, женщина? Или я снова вижу сон?

— Да, это я говорю: возьми меня с собою. Это твой корабль? Какой он большой и красивый, и он ходит на черных парусах, я знаю это. Возьми меня на твой корабль, Гарт. Ты скажешь: я знаю: у вас нет женщин на корабле, но я не буду женщиной: я буду твоей душой, Хаггарт. я буду твоей песней, твоими мыслями, Хаггарт! И если это так нужно: пусть Хорре поит джином маленького Нони — он здоровый мальчик.

— Эй, Мариетт! — грозно говорит Хаггарт: — Ты не хочешь ли, чтобы я снова поверил тебе — эй, Мариетт? Не болтай о том, чего ты не знаешь, женщина. Или это камни колдуют и дурманят мою голову? Ты слышишь шум и как бы голоса? — это море ждет меня. Так не держи мою душу. Пусти ее, Мариетт.

— Молчи, Хаггарт! Я все знаю. Как будто не по огненной дороге я пришла, как будто не кровь я видела сегодня. Молчи, Хаггарт! Но я видела другое, и это было еще страшнее, Хаггарт. О, если бы ты меня понял. Я видела трусливых людей, которые бежали, не защищаясь. Я видела цепкие жадные пальцы, скрюченные как у птиц, — как у птиц, Гарт! — и из этих пальцев, разжимая их, вынимали золото. И вдруг я увидела мужчину, который плакал — ты подумай, Хаггарт! У него брали золото, а он плакал.

Злобно смеется. Хаггарт делает шаг к ней и кладет тяжелую руку ей на плечо:

— Так, так, Мариетт. Говори дальше, девочка, пусть море подождет.

Мариетт снимает руку и продолжает:

— Ну, уж нет! — подумала я. — Уж это вовсе не мои братья! подумала я и засмеялась. А отец кричит трусам: берите багры и бейте их, а они бегут. Отец такой славный человек!

— Отец славный человек, — радостно подтверждает Хаггарт.

— Такой славный человек! А тут один матрос слишком близко наклонился к Нони — может быть, он и ничего не хотел сделать дурного, но он слишком близко наклонился и я выстрелила в него из твоего пистолета. Это ничего, что я выстрелила в нашего матроса?

Хаггарт хохочет:

— У него была смешная рожа! Ты убила его, Мариетт.

— Нет. Я не умею стрелять. И это он сказал мне, где ты. О, Хаггарт, о мой брат!

Всхлипывает — и говорит гневно с отголоском змеиного шипа в ползущем голосе:

— Я ненавижу их! Их еще мало мучили; я мучила бы их еще больше, еще больше. О, какие же они трусливые негодяи! Послушай, Хаггарт: я всегда боялась твоей силы, в ней всегда было для меня что-то непонятное и страшное. Где его Бог? — думала, и мне было страшно. Еще сегодня утром я боялась, а вот пришла ночь, и пришел этот ужас, и по огненной дороге я прибежала к тебе: я иду с тобою, Хаггарт. Возьми меня, Хаггарт: я буду душою твоего корабля!

— Душа моего корабля — я, Мариетт. Но ты будешь песней моей освобожденной души, Мариетт. Песней моего корабля будешь ты, Мариетт. Ты знаешь, куда мы пойдем? Мы пойдем искать край света, неведомые страны, еще неведомых чудовищ. А по ночам нам будет петь отец-океан, Мариетт!

— Обними меня, Хаггарт. Ах, Хаггарт, тот не Бог, кто делает людей трусами! Мы пойдем искать нового Бога.