Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Я понял, что министр финансов Дитрих, должно быть, почувствовал себя особенно задетым моим выступлением в Харцбурге. То, что мои замечания вошли впоследствии в официальное заявление Имперского банка, доставило мне глубокое удовлетворение. Лично мне было жаль Дитриха, которого я считал вполне достойным человеком и квалифицированным специалистом. Поразительно, что мы снова встретились лицом к лицу в 1947 году на процессе по денацификации в Людвигсбурге, и я с удовлетворением слышал из уст Дитриха, что мы поддерживали прекрасные личные отношения.

Скорее всего, Дитрих сознавал безнадежность финансового и кредитного состояния Германии, но не мог найти выход из тупика. В Людвигсбурге он подтвердил, что в 1932 году на пособия по безработице для одного рейха, то есть без местных пособий, уходило до 3 миллиардов марок, которые тратились без всякой экономической отдачи. К этому я мог добавить, что моя схема обмена облигаций «Мефо» на пособия для обеспечения работы (которая играла важную роль во время суда по денацификации надо мной) никогда не требовала более 3 миллиардов марок в год, с той только разницей, что ее сопровождало соответствующее увеличение производства.

В декабре 1931 года я попал в серьезную автомобильную аварию, когда отвозил своего сына Йенса в университет Ростока. Мчась на предельной скорости, шофер наехал на обледеневшую поверхность дороги. Машина перевернулась. Сын и шофер не пострадали и смогли выбраться из машины, меня же пришлось отнести с сотрясением мозга в дом у дороги, и я был без сознания в течение двух часов. Когда пришел в себя, то не мог шевелить ногами. Три недели пролежал в больнице, пока мозг не оправился от потери крови. Еще две недели я прыгал на костылях в Тюлене, пока наконец не восстановил способность нормально двигаться.

Меня не волновала партийная политика. 1 июня 1932 года приступил к работе кабинет Папена. Когда формировался этот кабинет, я только однажды выразил мнение в ответ на вопрос о том, кто мог бы стать министром финансов, что на этот пост следует выбрать графа Шверина фон Крозига, до этого постоянного секретаря министерства.

Между тем число безработных продолжало неуклонно расти. Брюнинг, а затем и Папен прилагали усилия создать рабочие места посредством выдачи пособий в виде так называемых трудовых ваучеров, но они не могли исправить положение, поскольку процент таких пособий в сравнении с миллионами безработных был ничтожно мал.

С другой стороны, в сфере внешней политики Папен продолжил усилия Брюнинга с целью прекращения выплаты репараций не просто де-факто, но также де-юре посредством соглашения. Благодаря предварительной работе Брюнинга Папену удалось подписать на Лозаннской конференции в последней половине июля юридический смертный приговор репарациям. Если бы этот успех был использован своевременно в пропагандистских целях, то он мог бы склонить общественное мнение в поддержку режима Папена. К сожалению, успех в Лозанне слишком запоздал, поскольку через несколько дней после него состоялись выборы в рейхстаг, инспирированные Папеном. Они принесли беспрецедентные итоги — двести тридцать депутатских мест Гитлеру, сделав национал-социалистов крупнейшей партией в рейхстаге. Отныне ни одно правительство не могло обладать большинством в рейхстаге без поддержки либо национал-социалистов, либо коммунистов, которым удалось обеспечить восемьдесят девять мест.

В последующие месяцы предпринимались попытки склонить Гитлера к участию в коалиционном правительстве, где в лучшем случае он должен был занять второе место. В 1931 году, когда я советовал это сделать, такие попытки были еще возможны. Теперь глава крупнейшей партии Гитлер требовал единовластия. Абсурдность ситуации состояла в том, что этот политик — которого уже со страхом считали будущим диктатором — смог основывать свои претензии на общепризнанных принципах демократической парламентской процедуры, в рамках которой лидер крупнейшей партии, по крайней мере, обладал правом на попытку сформировать правительство.

С детства мне прививали демократические взгляды. В моем представлении воля народа должна была всегда оставаться высшим законом для правительства, независимо от государственного устройства — республики или монархии. По этой причине я считал, что правительство не должно пренебрегать канцлерством Адольфа Гитлера, если оно желало избежать риска военной диктатуры или гражданской войны. Я выступал против обеих этих возможностей.

После бессилия и слабости предыдущих кабинетов, которые допустили рост безработицы до 6 миллионов, итоги выборов 31 июля 1932 года позволяли мне впервые надеяться на возможность прихода к власти устойчивого и энергичного правительства. Мотив, который побудил меня выйти из своего до этого ревностно оберегавшегося уединения, исходит во многом из того, что я узнавал из случайных разговоров с национал-социалистическими политэкономами. Если люди, подобные Готфриду Федеру и Реверу, возьмут под свой контроль банковскую и монетарную систему, то это, как я мог уже видеть, будет означать крах германской экономической политики, несмотря на парламентскую силу правительства Гитлера. Работа Имперского банка рухнет, если ей будет угрожать легковесность теневой валюты Федера или даже раскол валют а-ля Ревер. Я считал своим долгом предотвратить эту угрозу. Поэтому дал Гитлеру понять устно и письменно, что, если он придет к власти, я не откажусь сотрудничать с ним. Позднее это поставили мне в вину. Но ни тогда, ни по прошествии времени я не встречал предложений какой-либо альтернативы канцлерству Гитлера.

Когда наконец в январе 1933 года сам Гинденбург уже не видел выхода, он созвал лидеров всех центристских партий, чтобы посовещаться о возможном решении. Ни один из присутствовавших участников встречи не предложил ничего. Даже председатель Социал-демократической партии господин Вельс сказал президенту, что придется передать должность канцлера Гитлеру в надежде, что она вскоре окажется ему не под силу.

Уместно задать вопрос: каковы были обстоятельства, сделавшие возможным приход Гитлера к власти? Ответ дал в июне 1934 года ведущий социал-демократ Виктор Шифф в журнале Magazine of Socialism, публиковавшемся за рубежом:

«Если и существует точка зрения, по которой мы не имеем и не можем иметь разногласий, то это, конечно, точка зрения, что Гитлер обязан своим возвышением и конечной победой мировому экономическому кризису. Он был обязан ими отчаянию безработных, образованной молодежи, для которой не было будущего, мелким предпринимателям и ремесленникам, ожидавшим банкротства, фермерам, столкнувшимся с падением цен на сельскохозяйственную продукцию. Здесь все мы оказались не на высоте. Да, мы справедливо порицали капитализм за кризис, но не могли предложить массам ничего, кроме социалистического лозунга».