Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Противник, прямо внизу, — прошептал Темуган, глядя за каменную гряду в прицел лазгана.

Сильверстайн посмотрел туда, и его биоптика подтвердила этот факт. Вокруг нефтяной вышки стояли часовые Броненосцев. Другие вражеские солдаты, раздетые до пояса, тащили трубы и присоединяли шланги к ожидавшим гусеничным заправщикам. Их бледные мускулистые тела, покрытые шрамами, странно выглядели вместе с безликими железными масками. До сих пор Сильверстайн часто сомневался, люди ли скрываются под этими пластинами брони.

+++ Расстояние: горизонтальное 17 метров — вертикальное 6 метров. Показатели тепла/движения: 8 человек/гуманоидов (вероятность 85 %). Температура: 31 градус. Видимость: низкая +++

— Обнаружено восемь солдат противника, — сказал Сильверстайн, оценивая полученную информацию и передавая ее своим спутникам. — Действуем так: бывший гвардеец и фермер со мной, — сказал он, указывая на Апартана и Асинг-ну. — Темуган, остаешься здесь и прикрываешь нас огнем, отстреливаешь их, если… что-то пойдет не так.

Темуган, бывший часовщик с крепкими руками, кивнул. Он нес лазган, единственное настоящее оружие, которое им удалось захватить во время побега пять дней назад. Остальные переползли через каменную гряду на руках и коленях, держа трофейное оружие и импровизированные взрывные устройства.

Они двигались мучительно медленно, иногда совсем замирая на месте, ползли вперед едва заметными движениями. Они двигались в обход по окружности расположения противника, заходя во фланг. Силуэты Броненосцев, казалось, маячили везде на территории склада. Сильверстайн старался не смотреть на них. Это было суеверие старого охотника — что, глядя на жертву, ты предупреждаешь ее, она почувствует, что за ней охотятся. Как дети, которые верят, что, если они закроют глаза, то и их не увидят. В этом была и какая-то частица истины. Хороший охотник полагается на другие чувства.

Они затратили двадцать минут, чтобы ползком зайти во фланг, и еще десять, чтобы приблизиться к нефтяной вышке.

— Стой! — встревоженно зашипел Апартан.

Сильверстайн уже замер. Левой ногой он покачал пучки тростника в маскировочной сети, чтобы они качались так же, как сухая трава, по которой он прополз.

В темноте прямо на них шел Броненосец. Было темно, и Сильверстайн мог разглядеть только силуэт в громоздких, широких наплечниках. Охотник решил не рассматривать врага подробнее. Но успел безошибочно заметить очертания тяжелого стаббера на плечах Броненосца.

Трое беглецов лежали очень тихо. Броненосец подошел ближе. Подкованный железом сапог с пластинами брони на лодыжках опустился на землю лишь в пяти метрах или около того от лица Сильверстайна. Вражеский солдат начал поддевать сухую траву сапогами, как будто искал что-то.

Медленно рука Сильверстайна скользнула к спусковому крючку автогана. Броненосец подошел еще ближе, шаркая по траве одной ногой. Сильверстайн сжал спусковой крючок на волосок сильнее.

С удовлетворенным ворчанием Броненосец нашел то, что искал. Он начал возиться в своем кольчужном табарде, бормоча что-то сквозь зубы. Сильверстайн услышал журчание горячей жидкости, шипевшей на сухой траве, и вздохнул с облегчением. Вражеский солдат искал отхожее место.

Они подождали, пока он удалится, и еще несколько минут после этого. Наконец, Сильверстайн подал знак продолжать двигаться.

Передвигаясь на животе и локтях, они ползли к вражескому складу горючего. Из-за необходимости маскировки лагерь не был освещен ничем, кроме света луны. Темнота была главным преимуществом Сильверстайна.

Охотник еще раз осмотрел местность своей биоптикой. Он насчитал восемь Броненосцев, не больше. Поднявшись на одно колено, он просигналил остальным целиться в противников слева от него. Сам он, глядя в прицел, взял на себя шестерых остальных. Он собирался вести огонь так, чтобы наиболее гладко переходить от одной цели к следующей. Он собирался застрелить часового у основания вышки, но понял, что из-за расположения его позиции это оставит самой дальней цели — Броненосцу у кабины заправщика — возможность спастись. Он мог отстреливать врагов с середины лагеря к окраинам, начиная с двух Броненосцев, которые курили сигареты в центре лагеря, но это встревожит находящихся дальше противников на долю секунды раньше.

После некоторых раздумий, Сильверстайн решил отстреливать их справа налево, быстро переходя от одной цели к следующей. Если ветер не испортит ему прицел — а скорее всего этого не будет — он уложит всех шестерых за три секунды.

Раздался бешеный треск выстрелов. Партизаны поднялись, стреляя очередями.

— По грузовикам огонь! — приказал Сильверстайн.

Раздался новый шквал выстрелов, за ним последовал страшный взрыв. На секунду ночь превратилась в очень яркий день. Из взорвавшихся заправщиков изверглось грибовидное облако ярко-красного газа.

Среди дыма и смятения, Сильверстайн бросился к нефтяной вышке и бросил в насос единственную осколочную гранату. После этого охотник бросился бежать, не оборачиваясь. Взрыв мог сжечь волосы на его лице.

Сильверстайн и партизаны быстро покинули расположение склада, их мотоциклы исчезли задолго до того, как ближайшие подразделения Броненосцев успели подняться по тревоге. Когда они уезжали, горизонт полыхал желтым заревом на фоне темного неба. Это был девятый склад горючего, который они уничтожили за пять дней.

Росс был отправлен в офицерский лазарет, стоявший отдельно от госпитальных палаток для нижних чинов. После боя у Магдалы санитары привязали его к лошади и направили в Мантиллу для лечения. Если бы его не накачали метадином и гипроксолом, поездка на лошади была бы невыносимо мучительна для его израненного тела. Инквизитора разместили в доме Бокоб, бывшем сиротском приюте, и здесь, за стенами Мантиллы, вдали от боев, он позволил себе немного отдохнуть.

Дом Бокоб был большим зданием с двумя флигелями, настолько по-имперски аскетичным и строгим, насколько позволяла архитектура Холпеша. Тем не менее, его купол был отделан мозаичной глазированной черепицей и инкрустациями из цветного стекла. Выложенный глиняными кирпичами двор, окружавший приют, был уставлен деревянными постройками для игры детей.

Там были горки, качели, кольца, сейчас они были похожи на скелеты животных, обглоданные падальщиками и высушенные солнцем. От детей не осталось и следа. Никто не знал, куда они исчезли. Никто и не подумал спросить.

Раненые офицеры быстро проходили через лазарет. Здесь не было достаточно коек, и фронт взимал с офицерских кадров тяжкую дань. Офицеры с ранениями легче второй степени возвращались на фронт, проведя максимум три дня в доме Бокоб. Умерших сносили в подвалы, в которых раньше хранились продукты. Койки, которые они занимали, обмывались водой, и на них помещались новые пациенты. Кровь и испражнения пропитывали простыни и матрасы. Поэтому в доме Бокоб сейчас пахло разложением.

У Росса были ранения четвертой степени.

Боль была, вероятно, по крайней мере, третьей степени. Он получил тупую травму грудной клетки, достаточную, чтобы вызвать небольшое внутренне кровотечение. Медики также скрепили его позвоночник железными стержнями, чтобы ограничить его движения. Удар кувалды выбил диск и почти привел к грыже седьмого позвонка. Возможно, его ранения соответствовали более высокой степени, чем четвертая, но медики оценили их как «не угрожающие жизни/средней тяжести».

Последние двадцать четыре часа Росс, больше чем от ран, страдал от полукоматозной лихорадки. Вероятно, он подхватил инфекцию из-за плохой гигиены в лазарете. Медики поставили ему капельницу с венцом трубок. Посреди притока раненых никто не заметил, что он был инквизитор. В доме Бокоб он был просто пациентом четвертой степени, и они оставили его дальше бороться за жизнь самостоятельно.

— Это просто мое мнение, но мне кажется, ты предпочел бы, чтобы тебя убили, — голос вывел Росса из тяжелого забытья.

Росс очнулся, охваченный жаром лихорадки. В его поле зрения показался нечеткий, расплывающийся силуэт Селемины. Она по-прежнему была одета в платье с цветочными узорами. Переливчато-зеленые тени, украшавшие ее глаза, придавали им кошачий отблеск. На ней были длинные накладные ресницы, и она убрала кольцо из губы. Росс едва узнал ее.

— Что, во имя Трона, ты на себя нацепила? — слабо пробормотал Росс.

Селемина скрестила руки и притворилась, что злится.

— Это для встречи с Голиасом. Но ты этого не знал, потому что был слишком занят, пытаясь произвести впечатление на гвардейцев, — проворчала Селемина.

— Я думаю, что она выглядит очень мило, — сказала Мадлен, подходя к его койке. Она так же была одета в праздничный наряд. Ее каштановые волосы были сейчас длинными и прямыми, с модной прямой челкой. Ее губы были рубиново-красными.