Я вам не Сталин… Я хуже! Часть первая: Перезагрузка системы. - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та понимающе усмехается, а Владимир Дмитриевич смотрит мне в глаза и режет правду-матку:
- Дискуссии обязательно приведут к фракционности в партии.
Невозмутимо отвечаю:
- Не вижу ничего плохого, если в Партии появятся фракции: «у них» - многопартийность, у нас – много фракционность в единственной правящей партии… Иначе снова сгниём!
- С одним уточнением, конечно: в двадцатые годы они являлись инструментом личной борьбы за власть, а в будущем - они должны быть инструментом поиска направления развития социализма…
Посмотрев на лепной потолок, добавляю:
- …Ну например, в ВКП(б) будет фракция ратующих за большее развитие кооперативного движения и противостоящая ей фракция - анус рвущая за государственную промышленность. Кроме того, могут быть фракции «изоляционистов» и «интервенционалистов» на международной арене, сторонников «сухого закона» и свободной продажи лёгких наркотиков и так далее…
Тот, с ироничной усмешкой процитировал фразу из комедии Грибоедова «Горе от ума»:
- По принципу «Шумим, братцы, шумим»?
- А почему бы и нет? Всяко лучше нынешнего болота, где только лягушки квакают… Так, что Владимир Дмитриевич? Каков будет ваш ответ?
Махает рукой:
- А была не была… Берусь!
- Ну вот и отличненько!
Потирая азартно ладони, перевожу взгляд на Народного Комиссара государственного контроля:
- А мы с товарищем Мехлисом, по мере возможностей будем Вам помогать: я – добрым советом человека из будущего, он – словом и делом. Правда, Лев Захарович?
Тот поднял на меня глаза, в которых был немой вопрос… Но ничего не сказал.
- Вот думаю при Совнаркоме СССР создать «Совинформбюро» - «Советское информационное бюро» и, предлагаю Вам его возглавить. Вам будут подчиняться все редакции газет, журналов, все пейсатели и вся журналистская братва. Не говоря уже про радиовещание и синематограф… А я Вам подскажу парочку суперсовременных для этого времени полит- технологий: если с умом подойти – горы можно свернуть!
В «реальной истории», такой пропагандистский орган был создан только, когда жареный петух в жоппу клюнул - 24 июня 1941-го года.
Почему именно он, а не положим Щербаков – возглавивший его «в реале»?
Насколько мне известно из «послезнания», в добавок к уже описанным достоинствам, Мехлис прекрасно владел самыми различными приемами пропаганды - характерными для его времени. Говорил всегда с пафосом, но, надо отдать ему должное - он всегда искренне верил в то, о чем говорил… А это – главное условие, чтоб люди поверили даже в самое невероятное.
Так что если он согласится, у меня будет собственный доктор Геббельс…
Eh bien pourquoi pas?
Благодаря этому колченогому, немцы до самого последнего момента верили в то, что победят.
Мехлис молчит, словно в рот набрал, тогда я повышаю ставки:
- Сразу предупреждаю: лёгкой жизни я Вам не обещаю, Лев Захарович! Трудностей у Вас будет – просто невпроворот, особенно во время войны.
Слушает внимательно, но молча и с хорошо заметным недоверием в глазах – как голодная, но умная мышь на сыр в мышеловке.
Вот ты как, да?
Счас я тебя…
- Пропагандисты Третьего Рейха, чтоб разобщить народы СССР – будут бить по их национальному самосознанию и прежде всего – поднимать пресловутый еврейский вопрос. В частности, убеждая в своих листовках бойцов Красной Армии в том, что воюют они не против русского народа – а против еврейского засилья в руководстве страны. Что мол пока русские гибнут в окопах, евреи жируют в тылу – объедая их семьи…
Увы, но в «реальной истории» у Александра Семёновича Щербакова ума хватило только на то, чтобы заставить евреев – редакторов и репортёров газет, сменить фамилии на русские. Хотя, он человек конечно - хороший, руководитель - умелый и авторитетный…
Но вот пропагандист – никакой.
- …И Вы знаете, хотя своего они не добились, но после войны – когда домой из окопов вернулись солдаты, в СССР был всплеск антисемитизма. В результате многие граждане еврейского происхождения, почувствовал себя чужими - стали стремиться любой ценой свалить из страны, где из века в век скачут на одних и тех же граблях. Был нанесён огромный политический и экономический ущерб государству – ведь уезжали далеко не худшие специалисты и просто люди.
Не купившись на лесть, с непонятным выражением на меня глядя, Мехлис:
- А сами то Вы какой национальности? Я имею в виду – там, в своём будущем.
Пожав плечами:
- По языку я, как и Вы – русский. По крови же…
Я реально завис, затем в потолок глядучи начал перечислять свои гены:
- …Моя бабушка по матери, иногда обзывала моего дедушку по матери «мордвином». По последней тёще же, я – саратовский немец, а мой сын женился на татарке – хотя и не чистокровной, а с примесью…
Перебивает меня:
- А как Вы лично(!) относитесь к национальному, в частности – к еврейскому вопросу?
Мотаю головой, как лошадь отгоняющая мошек:
- Я к нему никак не отношусь, но мои любимые русские поэты - Пушкин и Высоцкий. У первого как известно прадед - «арап Петра Великого», у второго дед – еврей из Брест-Литовска.
Морщит вспоминая лоб:
- «Высоцкий», говорите…? Не помню такого поэта.
Улыбаюсь снисходительно:
- Он Вас тоже не помнит, Лев Захарович! Потому что ему в данный момент… Ээээ… Два-три годика всего, не больше.
Мехлис задумался было, но вдруг вкрадчиво:
- А расскажите-ка нам один из его стихов.
Даже доли секунды не раздумывая:
- А вот это – всегда пожалуйста!
Встаю и прокашлявшись, объявляю:
- Владимир Высоцкий: «Песня о погибшем друге». Посвящается погибшим на войне лётчикам… Вообще всем погибшим на той войне.
Декламирую сокращённый вариант, стараясь с выражением, как в школе:
- «Я за пазухой не жил,
Не пил с Господом чая,
Я ни в тыл не просился,
Ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча
Намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался —
Может, мой бы обратно пришёл!
Для меня не загадка
Их печальный вопрос,
Мне ведь тоже несладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
Вернулся, вернулся, вернулся,
Ну а ваш — не сумел».
Он кричал напоследок,
В самолёте сгорая:
«Ты живи! Ты дотянешь!» —
Доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом
