Детектив - Артур Хейли

Теперь нужно как-то ухитриться завладеть этой коробкой.

— Стало быть, я могу все это забрать? — Она небрежным кивком указала на штабеля. — Если нужно, могу оставить расписку.

— Простите, но это не так просто, — покачал головой Якоун, — хотя и не сложно. Чтобы выдать вам ваше имущество, мне нужен запрос за подписью тех, кто передал эти вещдоки на хранение.

— И кто же это был?

— У меня в компьютере значится сержант Брюмастер. Но подписать может и Малколм Эйнсли — он ведь командовал тем спецподразделением. Или лейтенант Ньюболд. Любой из них, вы же знаете всех троих.

Синтия призадумалась. Она-то надеялась, что поможет ее высокий пост… А что до упомянутого трио, то ей придется серьезно поразмыслить, прежде чем обратиться к одному из них.

По пути к выходу из хранилища, словно бы в порядке легкой болтовни, она спросила:

— И долго тебе приходится держать у себя все это барахло?

— В том-то и беда, что слишком долго, — привычно пожаловался Якоун. — Это моя самая большая проблема.

— Сколько лет самому старому вещдоку?

— Честное слово, не знаю. Но кое-что провалялось здесь уже двадцать лет и даже больше.

Якоун еще отвечал на ее вопрос, но Синтия уже приняла решение. Она не будет просить подписать для нее этот запрос. Проще всего было бы подкатиться с этим к Брюмастеру, но даже он может оказаться излишне любопытным. Ньюболд непременно захочет узнать мнение двух других. А Эйнсли… этот мыслит творчески, поймет, что здесь не все чисто.

К тому же, если коробки не трогать, они скорее всего так и пропылятся на складе лет двадцать или даже больше. Что ж, она рискнет и оставит все, включая опаснейший набор улик, в покое. На ближайшее время.

А на будущее, причем, если подумать, не такое уж далекое, она имела особый план.

Синтия всерьез намеревалась стать следующим мэром Майами.

Карлссон, нынешний мэр города, уже объявил, что по окончании срока полномочий, то есть через два года, переизбираться не будет. Узнав об этом, Синтия решила, что должна стать его преемницей. Конечно, у нее будут соперники. Один, если не оба других городских комиссара выставят свои кандидатуры. Но Синтия расценивала свои шансы в борьбе с ними как весьма высокие. Женщина в наши дни может быть избрана куда угодно. Наступили времена, когда даже мужчинам перестало нравиться мужское засилье в коридорах власти. Глядя на представителей сильного пола на самой вершине могущества, включая и Овальный кабинет Белого дома, люди все чаще задаются вопросом: неужели это лучшее, что у нас нашлось?

Став мэром, Синтия получит по сути неограниченную власть над полицейским управлением города. Она будет решать, кому быть начальником полиции, и определять все перемещения в руководстве правоохранительных органов. Это автоматически даст ей совершенно иной уровень полномочий, и тогда в один прекрасный день она сможет забрать все эти коробки — включая и ту самую — без малейших затруднений.

Так что пусть пока все остается, как есть.

— Спасибо за помощь Уэйд, — сказала она Якоуну на прощанье.

В те три с половиной месяца, которые прошли затем до дня казни Элроя Дойла, Синтия жила под бременем все нараставшего беспокойства. Время тянулось мучительно медленно. Причина ее тревоги состояла в том, что только со смертью Дойла на электрическом стуле у нее могла появиться твердая уверенность, что дела о всех шести приписываемых ему двойных убийствах будут окончательно закрыты. Что с того, что Дойла приговорили к смерти только за убийство Темпоунов? Никто из тех, чье мнение могло иметь значение, не сомневался, что все остальные жертвы пали от его же руки, не исключая Густава и Эленор Эрнст.

Итак, кому же было известно, что одного из серийных убийств Дойл не совершал?

Синтия задала себе этот вопрос, когда однажды вечером сидела дома одна. Ответ был прост: она сама, Патрик Дженсен и колумбиец. И все. Только трое.

Хотя нет, четверо, спохватилась она. Был ведь еще сам Дойл. Впрочем, его можно не считать. Что бы он сейчас ни заявил, ему никто не поверит. На следствии он отрицал абсолютно все, даже ничего не значившие пустяки, даже очевидные вещи. Например, свое присутствие в доме Темпоунов, где он был взят с поличным при множестве свидетелей.

И вот еще что: на казнь шел не невинно осужденный, Дойл был несомненно виновен в остальных убийствах и заслужил высшую меру. И если уж ему судьба умереть на электрическом стуле, то почему бы не оказать Синтии и Патрику любезность и не уйти в мир иной с небольшим дополнительным грузом чужого греха? Право жаль, что не будет случая сказать ему за это спасибо!

Но поскользнуться можно, как говорится, и на ровном месте. И потому Синтия ждала в напряженном нетерпении. Скорее бы свершилась казнь, а там начнется для нее новая жизнь.

Синтия возобновила регулярные свидания с Патриком Дженсеном — на людях и в постели, а в последние недели их встречи стали еще более частыми. Инстинктивно она понимала, что это неразумно, но порой она готова была лезть на стенку от одиночества, а ни с кем другим она не могла до такой степени быть самой собой. Она понимала, что их так сближает. Два сапога пара! Вся дальнейшая судьба каждого из них зависела от другого.

Отчасти поэтому Синтия решила, что Патрик Дженсен должен быть вместе с ней при казни в тюрьме штата Флорида. Ее собственное присутствие считалось если не необходимым, то естественным по двум причинам: как единственной близкой родственницы двух из жертв Элроя Дойла и как городского комиссара. Когда она поделилась своим планом с Патриком, тот немедленно согласился.

— Мы с тобой кровно заинтересованы в том, чтобы лично убедиться в его смерти. И потом, я же смогу вставить этот эпизод в свою книгу.

Синтия позвонила начальнику тюрьмы. Уговорить его было нелегко — очередь желающих была расписана на три года вперед, — но ей он в итоге пошел навстречу. Дженсена включили в список.

Временами Синтию очень беспокоили случавшиеся с Патриком приступы глубокой депрессии. Он всегда был склонен к ненужным философствованиям, что она считала свойством профессии писателя. Но теперь философия его окрасилась в фатально мрачные тона. Однажды в разговоре с ней он с тоскливой распевностью прочитал строчки из Роберта Фроста:

В лесу я попал на скрещенье дорог,Той я пошел, что никто бы не смог.Так судьбу обмануть мне случай помог…

— Вот так и я, — грустно заключил Патрик. — Разница в том, что Фрост пошел верной дорогой. А я… Я заплутал, и обратно мне уже не выбраться.

— Странно, что ты еще в религию не ударился, — с насмешкой сказала Синтия.

Неожиданно он злорадно рассмеялся.

— Просто время не приспело. Молиться будем, когда нас разоблачат.

— Не смей так говорить! — задохнулась от ярости Синтия. — Нас никто не сможет разоблачить, особенно после того как…

И хотя она осеклась, оба знали, что имелась в виду казнь Дойла, до которой оставались считанные дни.

Ну не странно ли, думала Синтия, ощущать облегчение при входе в тюремные стены? Тем не менее ею владело именно это чувство. Синтия посмотрела на часы: шесть-двенадцать утра — она так долго ждала этого момента, а теперь до него оставалось меньше часа. Вместе с еще двадцатью свидетелями их с Патриком провели через массивные стальные ворота и мимо помещения дежурных с пуленепробиваемыми стеклами. Здесь-то и бросились ей в глаза двое мужчин, посторонившихся, чтобы пропустить группу свидетелей. Одним из них был офицер тюремной охраны, другим… Малколм!

Ее будто ледяным душем окатило.

В голове завертелись вопросы. Он-то зачем здесь? Ответ мог быть только один: он приехал повидать Дойла перед казнью! Почему?

Она покосилась на Патрика. Тот тоже заметил Эйнсли, и, как она поняла, его осенила та же догадка. Но времени поговорить у них не было; сопровождающие торопили их вслед за остальными.

Хотя они не встретились взглядами, Синтия была уверена, что Эйнсли разглядел ее в толпе. Она шла вместе со всеми, поглощенная новыми пугающими раздумьями.

Предположим, встреча Эйнсли с Дойлом перед его казнью действительно состоится. О чем они будут беседовать? Неужели Эйнсли до сих пор сомневается в том, что Эрнстов убил Дойл? Не это ли цель его приезда — в последние минуты жизни преступника вытянуть из него как можно больше? С Малколма станется, упорства в нем на десятерых… Или ее черные мысли не более чем симптомы истерики? Эйнсли мог приехать в тюрьму штата совсем по другим делам, с Дойлом никак не связанным. Но она не верила в это.

Свидетелей ввели в зал, отделенный от зала казней наполовину стеклянной стеной. Охранник со списком в руках указывал каждому его место. Синтия и Патрик оказались в самой середине первого ряда. Когда все наконец расселись, в помещении осталось пустовать только одно кресло — справа от Синтии.