Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война - Лев Троцкий

Международный пролетариат протестует в день Первого Мая против капиталистической военщины потому, что она – злейший враг трудящихся. Русский пролетариат в день Первого Мая напрягает все свои силы на поддержку Красной Армии потому, что она – его орудие, его опора и защита.

Над различием внешних форм, которое вытекает из того, что там – у власти буржуазия, здесь – у власти пролетариат, веет один и тот же дух революционной борьбы против классового рабства.

Раздувайте ярче горны, пролетарии России. Пусть гулче бьет ваш молот в день Первого Мая. Целься метко в этот день, красный солдат. Тверже работай штыком и знай: ваши удары – по наковальне, как и по телу врага – есть подлинное служение делу мирового пролетариата и высшее выражение идеи Первого Мая.

«Правда» N 93, 1 мая 1920 г.

Л. Троцкий. ПОЛЬСКИЙ ФРОНТ

(Интервью)

Во-первых, – о причинах войны. Их можно рассматривать под двояким углом зрения: а) какие причины побудили Антанту вызвать или допустить эту войну и б) какие причины ввергли в войну польское правительство. Разумеется, Польша является в руках Антанты только средством. Но это не исключает вопроса о том, почему польское правительство согласилось играть столь низкопробную и опасную роль – бесчестного провокатора новой войны?

Со стороны Антанты польская война является лишь новой попыткой, эпизодом в империалистической борьбе с Советской Россией. И если эта попытка сорвется, мировые заправилы перешагнут через политический труп Пилсудского, как они перешагнули через физический труп Колчака, и перейдут к новым приемам и новым орудиям. Со стороны же самой Польши война имеет ярко бонапартистский характер, хотя это – бонапартизм третьего сорта, карикатурный, слабосильный, беллетристический, сочетающий романтику с мелким плутовством – словом… Пилсудский.[137]

Социальные противоречия в Польше очень глубоки. Традиции революционной борьбы очень могущественны. Все это лишь до поры до времени – и притом до недалекого времени – прикрыто национальной идеологией, которая питается еще не в конец изжитыми настроениями медовых месяцев самостоятельной Польской Республики. Партия Пилсудского, «начальника государства» – частью в правительстве, частью в подполье; буржуазная империалистическая партия народовых демократов – частью в правительстве, частью над ним: в передних Антанты. Пилсудский пытается держаться на средних элементах: городской интеллигенции или на верхах крестьянства. Наполеон (извиняюсь за сравнение) тоже опирался на крестьянство, но только после того как оно получило земли феодалов. Пилсудский же феодалам предоставляет полноту власти. Они стоят над ним. Наполеон вел войну против монархической Европы, которую подуськивали французские феодалы, – Пилсудский же, по приказу биржевиков, подуськиваемых польскими феодалами, ведет войну против революционной России. Наполеон, вступив в Польшу, объявил крепостные отношения уничтоженными; Пилсудский, вступая в Украину, возвращает земли польским помещикам. Таким образом, если Наполеон, в силу толчка, полученного им от революции, еще развивал известную инерцию прогрессивного движения, то Пилсудский, под действием пинков, получаемых от великодержавных хозяев, выполняет сейчас самое грязное и кровавое поручение мировой контрреволюции.

Черта бонапартизма в правительственной политике Польши выражается в том, что Пилсудский, поднятый вверх национальной мелкобуржуазной волной и попав в переплет классовых противоречий имущих и неимущих, пролетариата и буржуазии, пытается формально уравновешивать эти противоречия демократическими фикциями, предоставляя, разумеется, по всем вопросам решающее слово буржуазии, и именно поэтому вынужден искать выхода из внутренней несостоятельности своей политики во все большем и большем подогревании шовинистических чувств, в разжигании захватных аппетитов, в бряцании сабли – и, наконец, – в войне. С этой политикой достаточно хорошо сочетаются традиции польской шляхты, которая чем больше была оторвана от угнетенных масс трудового народа, тем охотнее прикрывала свою моральную пустоту тщеславием, позой и хвастовством.

Наша советская дипломатия проявила исключительную выдержку в обращении со шляхетским петухом, у которого гребень покрыт сусальной позолотой и который на все доводы здравого смысла отвечал воинственным «кукареку». Не только представителям старой дипломатической школы, но и некоторым революционерам казалось моментами, что народный комиссариат по иностранным делам проявляет излишнее долготерпение, отвечая на грубые провокации спокойным и настойчивым выяснением своей точки зрения. Если главная задача, которую ставила себе наша дипломатия – избегнуть, хотя бы ценой крупнейших уступок, войны с Польшей – и не была достигнута, – конечно, не по вине нашей дипломатии, – зато противоречие двух политик, шляхетско-бонапартистской и рабоче-крестьянской, вырисовалось перед всем миром во всей своей отчетливости.

И это есть крупнейшая заслуга советской дипломатии. После всего того, что произошло, после безоговорочного признания нами свободы и независимости Польской Республики, после наших настойчивых и неоднократных предложений мирных переговоров, после нашего открытого приказа армиям Западного фронта не переходить известной, во всеуслышание нами названной линии, – самым прожженным демагогам и шарлатанам международной желтой печати будет совершенно невозможно представить трудящимся массам вторжение польских белогвардейцев в Украину в виде наступления «угнетателей»-большевиков на мирную Польшу.

Было бы, тем не менее, величайшей ошибкой недооценивать польскую угрозу Советской Республике. Что война польской буржуазии против украинских и русских рабочих и крестьян закончится рабочей революцией в Польше, в этом не может быть никакого сомнения. Но в то же время нет никаких оснований полагать, что война начнется с такой революции. Польский народ в течение полутора столетий подвергался неслыханным насилиям со стороны царизма. Ненависть к России и русскому, поскольку они отождествлялись в течение большой исторической эпохи с царем и царским, глубоко въелась в сознание широких мелкобуржуазных масс, захватывая даже отсталую часть польского класса. Это и есть тот основной исторический капитал, с которого господин Пилсудский хочет ныне получать кровавые проценты. Мы должны заставить понять не только передового польского пролетария, который это уже знает, но и отсталого польского мужика, что неслыханное по наглости и подлости вторжение польских войск в Украину ни в коем случае не изменит нашего отношения к независимости Польши. Эта независимость не должна, однако, превращаться в угрозу нашему существованию и мирному труду, – она должна дополняться дружественными отношениями на основе сотрудничества и обмена хозяйственными благами. Своим нападением на нас польское правительство заявило, что оно не допускает существования Советской Украины и Советской России рядом с буржуазной Польшей. Польским трудящимся массам надлежит, следовательно, понять, что мирное сосуществование Польши и России может быть обеспечено только низвержением жадной и взбалмошной польской буржуазии.

Не будем забывать, что весь аппарат печати и другие средства обработки общественного мнения находятся в Польше в руках правящей шовинистической клики. Варшавское правительство пытается даже изобразить вторжение в пределы Украины, как «освобождение» украинского народа от ига москалей. Первые дешевые победы польской армии способны в течение известного времени поддержать такого рода официальную легенду. Давление Антанты, ее военного и экономического могущества, на сознание польских народных масс еще очень велико. Страх утратить независимое существование, порвав с французским империализмом, еще силен. И эти чувства будут держаться до тех пор, пока обманутый своими правящими классами польский народ не столкнется лицом к лицу с другим военным могуществом, которое заставит с собою считаться, – с могуществом Советской России и Украины.

Мы должны нанести вооруженным силам белогвардейской Польши полный военный разгром, для того чтобы сделать политически и психологически неизбежным революционный разгром польской буржуазии. Эта вторая задача должна целиком явиться делом польского пролетариата. Мы обязаны ему лишь облегчить ее, сократив, по возможности, шляхетскому Наполеону его путь до Ватерлоо.

Было бы, повторяю, величайшим легкомыслием думать, что победа на Западном фронте дастся нам сама собой. В течение долгого времени Западный фронт оставался на заднем плане; даже после того как значение его стало возрастать, лучшие силы и средства мы продолжали отправлять на другие фронты. Правда, тов. Гиттис, в бытность свою командующим Западным фронтом, выполнил огромную организационную работу, но фронт был связан как в оперативном, так и в моральном отношении длительным состоянием ожидания мирных переговоров и нашим обязательством не переходить известной черты. Отсюда вполне объяснимо то преимущество, какое получило польское командование, сосредоточив под прикрытием переговоров о… мирных переговорах значительные силы и ударив ими по линии наименьшего сопротивления – по правобережной Украине.