Все пули мимо - Виталий Забирко

— Ва-аще нормалёк. Но моя усадьба под Москвой покруче будет.

Мордоворот, что рядом с Блином ошивается, к уху его наклоняется, шепчет что-то. Не «гориллой» он, оказывается, а переводчиком здесь служит. Вот уж никогда бы не подумал — по габаритам его только за громилу принять можно, к тому же на морде ни тени интеллекта нет. Впрочем, мой Сашок тоже не из хилых будет…

Смеётся заразительно переводу президент Блин, но в то же время головой недоверчиво вертит.

— А чего спорить? — плечами пожимаю. — Приезжай в гости — сравним.

Снова смехом заходится президент-хохотун.

— Может быть, может быть… — неопределённо обещает.

И тут до меня доходит, что не на равных мы с ним беседу ведём.

— Вот президентом России стану, — гонорюсь неожиданно для самого себя, — обязательно официальное приглашение пришлю.

— И это вполне возможно, — серьёзно соглашается Блин. — Я с утра газеты просматривал: весьма лестные отзывы о вашей лекции конгрессмены высказывают…

Сашок, что мне на ухо почти синхронно переводит, на этой фразе икает громко и запинается. Оглядываюсь я недоумённо и вижу: глаза у него из орбит очумело вылезли, и пот ручьями по морде струится. То-то и оно! — думаю злорадно. Говорил я тебе, что конгрессмены меня на пьедестал вознесут, а ты не верил.

Блин же его реакцию по-своему истолковывает.

— Что это я вас на солнцепёке держу? Прошу под тент. И пиджаки можете снять — у нас ведь неофициальная встреча.

Садимся под тент, пиджаки на стулья по-свойски вешаем.

— Скоч*? — предлагает Блин «освежиться». *[2]

— Ага, — киваю, хоть толком и не знаю, что это за напиток. — А моему переводчику виски чистое со льдом.

Здесь переводчик президента мешкает почему-то, а затем что-то долго и пространно шепчет на ухо Блину. Но того разночтением языковым не прошибёшь.

— Тогда Борису, как мне, — тихо рекомендует переводчику и с сомнением на Сашка смотрит. — А… ему не повредит?

— Поможет! — заверяю.

И действительно, хлопает Сашок стаканяру жидкости тёмно-янтарной, льдом зажёвывает и на глазах оживает. Я же скоч этот самый, блеклый, как и в стакане у Блина, лишь пригубливаю и морщусь про себя, хотя внешне недовольство никак не проявляю. Такое пойло разбавленное мне подсунули, что грудным детям вместо молока давать можно.

— Борис… Это, наверное, в России одно из самых распространённых имён? — тень на плетень Блин наводит, по-светски треплется, вокруг да около пляшет, основную тему разговора затушёвывая.

— Почему? — плечами пожимаю, а сам думаю: какого рожна кота за хвост тянешь, говори прямо, чего сказать хочешь. Хоть и я эту встречу «организовал», но и ты тоже что-то себе на уме держишь…

— Ну, как же… — улыбается обезоруживающе Блин. — Борис Годунов… Борис Ельцин… Теперь вот Борис Пескарь.

— Есть только один Борис — Пескарь который, — рублю безапелляционно и штилем высокопарным заканчиваю: — Остальные — тени на фоне смутных времён государства Российского.

Заходится смехом Блин-хохотун, будто я остроту какую похабную отчебучил.

— Вижу мужа государственного, — заявляет он и ладонью так это покровительственно меня по руке похлопывает. Затем улыбку с лица стирает и, прямо мне в глаза глядя, говорит: — Не для протокола. Мы тоже на вас виды имеем. По нашим данным, вы один из перспективнейших политиков своей страны, для которого Соединённые Штаты Америки готовы оказать всяческую помощь на следующих выборах президента России.

Ага! — думаю себе. Значит, тебе уже доложили, что моё «охмурение» прошло успешно: мол, накрепко впихнули мне в подсознание верность и преданность идеалам Америки. А вот вам болт с трёхдюймовой нарезкой! Это не вы мне, а Пупсик вам мозги запудрил. Ишь, как запел: перспективнейший политик! Что наши борзописцы газетные да телекомментаторы шустрые из вакуума пулю делаешь.

Однако вслух ничего такого не говорю. И виду не подаю — пусть себе мыслью тешатся, будто я у них на крючке. Наоборот, в улыбке благодарственной расплываюсь, Блину подыгрывая.

— Оченно признателен за столь высокую оценку моих способностей, — заливаю так это лихо, что скулы от приторности воротит.

— Россия и Америка — две великие державы, и они должны жить в добрососедстве, — ударяется в патетику Блин. — А уж их президентам сам бог велел дружить, — заявляет так, словно моё избрание на пост самый высокий дело решённое.

Эх, думаю, нет со мной Алиски, и Блин без своей половины… Какой тост пропадает — я бы сейчас «дружить семьями» предложил.

— Это неплохо бы и отметить, — подмигиваю Блину и тут же попытку его пресекаю, когда он к прислуге оборачивается, чтобы указание «повторить» отдать: — Нет-нет, у меня для такого случая кое-что получше есть.

— А подай-ка мне чемоданчик наш «атомный», — Сашка прошу.

При слове «атомный» переводчик-телохранитель президента дёргается так, будто на амбразуру броситься готов, своё основное предназначение свято исполняя, но Блин его жестом останавливает.

Подаёт мне Сашок чемоданчик, открываю его и ботл четырёхгранный перцовки хохляцкой на стол водружаю.

— Вот, — говорю гордо, — ручаюсь, такого вам пробовать не приходилось.

И это чистейшая правда, поскольку перцовка сия по моему личному спецзаказу в Хохляндии произведена. Она мне всегда нравилась, одно только возмущало: на этикетке «Горiлка з перцем» написано, а вместо «з перцем» там всегда почему-то только два стручка бултыхаются. Да и те без хвостиков, явно надкушенные. Что значит, натура хохляцкая, жмотливая… Посему я и спецзаказ сделал, чтобы в бутылке без всякого обмана три перца целеньких плавало.

Берёт Блин в руку бутылку, этикетку рассматривает, бровями удивлённо двигает. Сразу видно — подобную продукцию в жизни своей первый раз видит.

— Только под неё закусь нужна, — говорю прямо. — Иначе не тот эффект получится.

— Понимаю, — кивает Блин и, в свою очередь, мне подмигивает. — Солёные огурчики?

— Откуда они у вас? — смеюсь. — Можно и салаты какие кисленькие либо под майонезом.

— Тогда прошу в моё «бунгало», — предлагает он, встаёт и распоряжения соответствующие прислуге отдаёт.

Идём мы на виллу, и тут меня словно по голове кто кувалдой врезает — а вдруг ему не понравится? С его-то вкусом аристократическим, утончённым… На что у ребят моих желудки лужёные, но, кроме меня, перцовку практически никто из них особо не уважает. Что же делать?

Впрочем, решение быстро нахожу и Пупсика к действию подключаю. Раз это исконно хохляцкий напиток, пусть Блин на сей момент себя стопроцентным хохлом ощутит, который за нэньку Украину и за её национальные святыни кому хошь пасть порвёт.