Тайные операции «Моссад» и «Мухабарат» - Константин Капитонов

Первым ответил король Марокко Хасан И. Причем далеко не в протокольной форме: «Господин президент, вы просто глупы!» Король Саудовской Аравии Халед, президент Туниса Хабиб Бургиба и, прежде всего, иорданский монарх Хусейн не могли присоединиться к Садату из-за длинного списка уступок, сделанных им в Кэмп-Дэвиде.

Что касается самих египтян, то они вскоре убедились, что мир, обещанный президентом, не улучшил их положения, не снял, а, наоборот, усугубил напряженность в регионе. Политика «открытых дверей» резко обострила экономические проблемы страны.

Протест против политики Садата приобретал все новые формы. На сообщение об установлении дипломатических отношений с Израилем египтяне ответили вывешиванием палестинских флагов. Различные мусульманские группировки превратили мечети в трибуны протеста.

По моим наблюдениям, в то время у египетского президента наступило какое-то «внутриполитическое раздвоение». С одной стороны, Садат хотел продемонстрировать США и другим западным странам такой Египет, где обеспечены все буржуазные свободы, где может беспрепятственно действовать оппозиция. А с другой — он хотел иметь такую оппозицию, которая одобряла бы его курс, то есть, чтобы она как бы существовала и одновременно не существовала.

Садат мечтал о таком политическом устройстве Египта, при котором безгранично правила бы его Национал-демократическая партия (НДП). А с обеих сторон — правой и левой — существовали бы оппозиционные группировки, соглашающиеся с его политикой.

Достичь этого египетскому президенту не удалось…

В 1980–1981 гг. Садат использовал любой повод, чтобы продемонстрировать США, что он остается их верным союзником. Вашингтон старался отблагодарить своего верного друга, но египетский президент ждал большего. Однако Белый дом был не в состоянии сорить миллиардами, которые ему были необходимы в первую очередь для поддержки Израиля.

Арабские страны все больше убеждались в том, что во многих случаях садатовский Египет является сообщником США и Израиля в их наступлении на арабский мир.

Обрушиваясь в своих речах на деятелей легальной оппозиции, Садат постоянно подчеркивал выдвинутый им тезис о недопустимости использования религии в политических целях. Эту едва скрываемую обеспокоенность ростом религиозной оппозиции иногда называли «иранским синдромом» Садата. К лету 1981 г. иранский призрак, вызывавший острое беспокойство президента, обрел плоть и кровь.

Пытаясь разрядить обстановку, Садат решил направить религиозные страсти в выгодное для себя русло. В стране стали искусственно разжигаться противоречия между мусульманской и христианской общинами.

Облеченные в религиозные формы волнения должны были насторожить Садата, обратить его внимание на исламских фундаменталистов. Эти группы были хорошо организованы, снабжены оружием. Их шейхи придерживались фанатичных, экстремистских взглядов, превозносили роль террористических методов. Они использовали кафедры мечетей для проповеди своих идей, подчеркивали социальную несправедливость.

Эхо народных волнений доходило до президентского дворца, и в подобные моменты Садат терял голову. Так, в начале сентября 1981 г. он объявил об аресте 1536 человек. 467 из них относились к организации «Ат-Тафкир валь-Хиджра» («Искупление и исход»), 255 — к «Братьям-мусульманам», 100 — к другим организациям исламских фундаменталистов. Кроме того, — 107 христиан-коптов, священников и светских лиц, 259 представителей правоэкстремистских группировок. Были также арестованы 16 коммунистов, 7 руководителей из Социалистической партии труда и 3 из партии «Вафд». И, наконец, были арестованы 31 журналист, 12 политических деятелей за «связи с Советским Союзом».

Одна за другой следуют пресс-конференции. На одной из них мне довелось присутствовать. Когда один из французских журналистов попытался задать вопрос, Садат вдруг вспылил и закричал:

— При других обстоятельствах я бы вас застрелил…

В своих последних выступлениях Садат нападал на внутреннюю оппозицию, делал выпады против Советского Союза и других социалистических стран. Он постоянно подчеркивал, что без США невозможен мир на Ближнем Востоке, что участие Москвы в урегулировании необязательно. Он обвинял СССР в том, что тот якобы «рассылает анонимные памфлеты» мусульманам и коптам, «натравливая» эти религиозные общины друг на друга.

Этой выдумки было достаточно, чтобы 17 сентября 1981 г. выслать из страны советского посла, шесть сотрудников посольства, двух журналистов, включая автора этих строк.

6 октября прозвучали выстрелы…

Каир, 6 октября 1981 г. (6.00)

В то утро Джихан Рауф, она же Джихан Садат, которую муж ласково называл «Джиги» и «Джиджи», встала, как обычно, в шесть часов и разбудила свою внучку Ясмин.

— Иди, разбуди дедушку, — сказала она. — Сегодня военный парад.

Внучка побежала в спальню деда. Прыгнула к нему на кровать и начала дергать его за усы.

— Вставай! — кричала она. — Сегодня военный парад!

Садат проснулся. Необычно рано для себя. Как правило, он просыпался около десяти.

6 октября он давно считал обычным днем. Хотя именно в этот день 1973 г. в ходе четвертой арабо-израильской войны египтянам удалось пересечь Суэцкий канал и преодолеть «линию Бар-Лева». Для Египта 6 октября стало Днем победы. С тех пор ежегодно на площади в районе Мадинат Наср, расположенном на окраине Каира, парадным маршем проходят войска, демонстрируя мощь египетской армии.

В Египте эту войну называют войной «рамадана», так как наступление арабских войск (египетских и сирийских) совпало с началом мусульманского праздника — праздника Рамадан. В Израиле в это время отмечался «Йом кип-пур» — День искупления грехов, Божественного суда и самоочищения.

После этой войны Садата стали называть в Египте «герой войны». А после поездки в Иерусалим и подписания кэмп-дэвидских соглашений — «герой войны и мира».

Завтрак «раиса» был скромным: поджаренный кусочек хлеба с маслом и медом и чашка чая без сахара. Больной желудок заставлял его придерживаться строгой диеты. Он быстро пробежал глазами утренние газеты и, отложив их в сторону, отправился в массажную комнату. Сначала он сделал легкую зарядку. Потом его обработал массажист.

Приняв душ и облачившись в махровый халат, он сел за небольшой стол, на котором стоял телефон. Позвонил сначала в Соединенные Штаты своему сыну Гамалю, затем родственнику Осману Ахмеду Осману, вице-президенту Хосни Мубараку, министру внутренних дел Мухаммеду Набави Исмаилу.

В это время к Садату пришел его личный врач Мухаммед Атыя, который осматривал его каждый день с тех пор, как президент перенес второй инфаркт. Но в тот день «раис» чувствовал себя отменно.

После ухода врача к нему вошел личный секретарь Фавзи Абдель Хафез.

— Какие новости? — спросил президент.

— Слава Аллаху! Все хорошо!

— Парад состоится? — поинтересовался Садат с улыбкой.

— Да, господин президент. Утром звонили из Министерства обороны и сообщили, что все готово.

Садат просмотрел телеграммы и бумаги, которые принес Фавзи.

После разговора с секретарем он надел голубой парадный мундир главнокомандующего вооруженными силами. Затем приколол на правую сторону груди орден «Звезда Синая», которым наградил себя сам, а на левую — орденские колодки в восемь рядов. Через правое плечо повязал широкую зеленую ленту.

— Ты оденешь бронежилет? — спросила Джихан.

(Бронежилет изготовили для Садата в США в 1977 г.

Впервые он надел его в ноябре того же года, когда отправился в Иерусалим.)

— Зачем? — удивился Садат. — Ведь ты знаешь, куда я иду… К своим детям!

Но Садат отказался надеть бронежилет по другой причине. Его новый парадный мундир, который ему сшили в Лондоне, оказался тесноват, и он едва влез в него. Он также отказался взять и фельдмаршальский жезл, который брал на все парады.

— Он делает меня похожим на фараона, — объяснил президент жене.

Джихан Садат, которая была на 15 лет моложе своего 63-летнего мужа, окинула его быстрым взглядом и отметила, что голубой мундир ему очень идет.

Правда, в тот день первая леди Египта была немного опечалена тем, что Садат заставил ее взять на парад 5-лет-него внука Шарифа.

— Он стал мужчиной! — сказал президент.

— А остальных? — спросила Джихан.

— Возьми и их тоже, — ответил Садат.

Оглядев себя в последний раз в зеркало, Садат поцеловал супругу и спустился вниз. Первая леди задерживалась дома, поджидая внуков. Она подошла к окну и увидела, как муж спускается по лестнице. В этот момент она вдруг вспомнила фразу, брошенную Садатом несколько дней назад: «Джиги! Я скоро увижусь с Аллахом… Скорее всего, до конца года…»

Каир, 6 октября 1981 г. (9.45)