Последнее оружие - Филипп Ле Руа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Натан спрятался под лестницей холла. Жилище было превращено в казарму; сейчас оно было наполнено грохотом выстрелов и бряцанием оружия. Единичные выстрелы в саду говорили о том, что в рядах противника царит смятение. Натан осмотрел рану. Пуля попала под ключицу и боль отдавалась в плече. Он слишком поздно заметил что оставил за собой дорожку крови. Какой-то албанец обнаружил его убежище. Натан вытащил обойму автомата и бросил его в соседнюю комнату, чтобы отвлечь внимание преследователя. За эти две секунды он успел ухватиться за ткнувшийся в него ствол и притянуть к себе владельца автомата, который напоролся на кулак Он развернул автомат, согнулся и покатился по земле, изо всех сил давя на спуск. Под шквалом беспорядочных очередей на землю падали люди в желтой и красной форме. Последний из них успел лишь продырявить потолок. Натан прислонился к стене.
Освободить ум. Прочувствовать вещи. Сделаться самой ситуацией.
Натан пересек пустую комнату и вышел в большой цветущий внутренний двор, в центре которого бил фонтан. Он осмотрелся: померанцевые и банановые деревья, мозаичный пол, алебастровые статуи, резные колонны, декоративный орнамент из искусственного мрамора и кедра, под аркадами забранные решеткой окна. Во двор выходили двери отдельных покоев. Дом напоминал марокканские дворцы, выстроенные для визирей и их жен. Он проскользнул между колоннами. Кроме решеток на окнах были плотные занавески. Разглядеть, что происходило внутри, не представлялось возможным. Двери была заперты на засов. Если Дука и в самом деле построил дом по типу марокканского дворца, на втором этаже комнаты должны были располагаться анфиладой. Издалека слышались взрывы, выстрелы и рев сирен. Это Фут предавал деревню огню и мечу. Натан снял обувь и стал подниматься по каменной лестнице, которая вела на балконы, нависающие над внутренним двором.
Не шуметь. Сделаться невидимым.
Спрятавшись за перилами, он осмотрелся. Как раз против располагались две двери. Справа стояли четверо военных. А левые охранял лишь один, вооруженный и усатый, как Сапата.[55] Услышав перестрелку на первом этаже, они приготовились стрелять. Скорее всего, Дука находился в комнате справа. Натан проскользнул под плетеный диван и стал ждать, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли. Проходили секунды и минуты; мимо него прополз геккон и пробежала кошка. Он представлял, что сейчас Дука обдумывает контрудар или, напротив, готовится к бегству. Если верно второе, то скоро он должен выйти с чемоданами компрометирующих документов и денег. Вторая гипотеза казалась более вероятной: сутенеры плохие военачальники.
Но его предположение не оправдалось: из дверей вышли вооруженные люди. Из своего укрытия он насчитал восемь пар грубых солдатских башмаков и одну пару белых мокасин. Он выкатился из-под дивана и полоснул очередью на уровне земли, целясь по ногам, затем выпрямился и навел автомат на человека в белом костюме, несшего чемоданчик. Он схватил его за шею, прижался к стене, воспользовавшись им как щитом, «Салаты» в поле зрения Натана не было.
– Пусть бросает оружие и отправляется ко всем чертям, – приказал Натан своему пленнику, приставив к его виску еще дымящееся дуло.
Тот повторил приказ по-албански. «Салата» выпрямился, показавшись из-за перил, бросил оружие и убежал. Натан подтолкнул человека в белом к письменному столу и заставил несколько раз повернуться, чтобы убедиться, что на его руках нет перстней. Его невыразительное лицо прорезал тонкий, как шрам, рот.
– Кто вы?
– Рики Станко.
– Это мне ничего не говорит.
– Я бухгалтер.
– Где Дука?
– Дуку найти нельзя. Он сам вас найдет.
Натан вышел на балкон, громко зовя тирана, стреляя в воздух, пытаясь привлечь его внимание. Раз он не мог добраться до Дуки, надо, чтобы Дука добрался до него. Через несколько секунд на него были направлены десятки автоматов. Раздался низкий голос, который перекрыл звуки щелкающих затворов, и установилась тишина. В затылок Натану уперся ствол пистолета, и он вынужден был согнуться. Он увидел мощенный плитками пол, пару ботинок, унизанные перстнями пальцы, и голову его расколола вспышка. Его бесцеремонно отволокли в кабинет, который он только что покинул. Прежде чем привязать его к стулу липкой лентой, с него стянули рубашку. Два ряда людей в форме цветов македонского флага образовали коридор, чтобы мог пройти начальник. Натан едва начал приходить в себя, как «герцог» Новелесде обрушил на него второй удар кулака с перстнями. Впрочем, Дука бил вполсилы. Пленник был ему еще нужен.
– Кто ты? – спросил он, стоя за спиной Натана.
– Я пришел купить у тебя девчонку.
– И для этого убил моих людей?
– Я ищу Карлу и Леа Шомон.
– У шлюх, которых я покупаю, нет имен.
– Владимир Коченок решил от них избавиться и отослал тебе.
Новый удар. Натан почувствовал, как щеку его пропорол кусок железа, рот наполнился кровью, десна оказалась разбита.
– Ты что, намекаешь, что Коченок посылает объедки со своего стола?
– Карла моя жена. А Леа моя дочь.
– Жена? Дочь? – Дука разразился смехом.
– Ты что смеешься, герцог недоделанный?
Пусть бьет, надо было заставить Дуку заговорить любой ценой. Тот перестал хохотать и отправил его в нокаут коротким боковым ударом, на этот раз не сдерживаясь. Прежде чем потерять сознание, Натан успел увидеть, как на пол брызнула его кровь. Когда он пришел в себя, его положение изменилось. Теперь он лежал на столе с раскинутыми руками, со спущенными до самых щиколоток брюками. Дука пристраивался у него на спине. Албанец прошептал ему на ухо:
– Можно сказать, я оттрахал все семейство. Мамашу, дочурку, остался только папаша. Вот здорово – иметь всех одновременно, ты даже не представляешь! А может, ты сам уже пробовал, а? Девчонка не пролила ни слезинки. Послушная, просто прелесть. И наркота не понадобилась. Я ее для себя оставил. А вот суку твою я отправил в бордель. Через нее вся деревня прошла.
Лав только теперь понял, что Карла загнала вглубь своего существа. Ее разум отказывался принимать то, что ей пришлось перенести в тот день. А он только что узнал, что, вопреки словам Коченка, Леа по-прежнему находится у Дуки. Теперь оставалось только понять, как выбраться из тупика, в который он сам себя загнал, чтобы получить эти сведения. Его держали за голову и за руки. А движения ног стесняли только брюки. Когда сутенер приступил к делу, Натан осторожно высвободил ноги. Он вывернул бедра, чтобы избавиться от брюк, захватил его шею в тиски, сжал ноги и с силой повернул их. Он попытался сбросить державших его людей, высвободил одну руку, затем голову и наконец вторую руку. Он буквально взвился над столом, увлекая за собой Дуку. Подручные сутенера в нерешительности застыли на месте при виде пленника, который, сняв зубами колпачок с авторучки, угрожал проткнуть правый глаз их шефа, который не мог пошевелиться, парализованный сильнейшим захватом. Острое перо выглядело впечатляюще, и угроза потери глаза представлялась вполне реальной.
– Прикажи, чтобы все убрались отсюда, иначе проткну глаз! – потребовал Натан, разглядев наконец того кто корчился у его ног.
Он понял, почему Дука никогда не показывался в деревне. Его лицо было лицом самого дьявола. Большую часть лица занимала ярко-красная ангиома, то, что в народе называют «винным пятном», по сравнению с которым пятно Горбачева казалось крошечной веснушкой. Под огромным носом презрительно кривился рот, а под ним росла козлиная бородка. Крошечные глазки прятались в глубине орбит, над которыми кустились брови, как два рога. Черные волосы, прикрывающие череп, были явно вживлены искусственно. Дука не произнес ни слова. Его люди сделали шаг вперед. Натан вдавил «Паркер». Из глазного яблока брызнуло клейкое месиво, окрашенное черными чернилами. Дука испустил истошный крик, заставивший его людей застыть на месте. Натан приставил авторучку к другому глазу.
– У него остался только один.
Дука что-то прокричал по-албански. Солдаты медленно попятились в сторону внутреннего двора. Натан запер за ними дверь. Дука сидел, прижимая к глазу ладонь.
– Где Леа?
– Внизу.
– Где внизу?
– Под нами. Комната четыре.
– Где ты держишь оружие?
Дука указал на один из ящиков стола. Там Натан обнаружил «магнум». Шесть пуль. А рядом – мешочек с коричневым порошком.
– Покажи-ка свой глаз.
Он обхватил голову албанца, словно желая рассмотреть рану, и вдруг резко вывернул ее на сто восемьдесят градусов. Раздался сухой треск. Хрустнули шейные позвонки. Он раздел Дуку и надел его одежду. Прикосновение ткани к ране вызвало острую боль – будто от раскаленного железа. Натан остался босым, потому что не мог воспользоваться ортопедическими ботинками албанца. Его тело было уродливым, покрытым шрамами, свидетельствующими о том, что он много раз попадал под нож хирурга. Натан выбросил труп в окно и выстрелил, чтобы его люди подумали, будто он пытался сбежать.