Хранитель Мечей. Рождение Мага - Ник Перумов

– С чего это ты взял? – высокомерно ответил Неясыть, воспользовавшись паузой в словах инквизитора. – Да и про кошек ты говорил полную ерунду. Люди выращивают скот, кормят его с рук, оберегают и холят, а потом хладнокровно режут. Принцип меньшего зла в чистом виде. То же самое и здесь. Про кошачьи призраки я ничего не слышал, но не думаю, что они опаснеекостяных гончих, не говоря уже одраконах.

– Не слышал… – вздохнул Этлау. Он, верно, хорошо подготовился к этому разговору. От того узколобого палача-гонителя, каким он предстал в Больших Комарах, не осталось и следа. – Конечно, ты не слышал! Ты много о чём не слышал! А как ты отнесёшься к тому, что там, где выкорчеван грех,неупокоенностьсебя почти не проявляет?!

Фесс пожал плечами.

– Очень просто, святой… отец. Убивая жертв, ты делаешь то же самое, что и простой некромант, вынужденный мучить кошек, чтобы уберечь людей. Тебе кажется, что ты «выкорчёвываешь грех», – а на самом деле ты просто упокаиваешь кладбища. На краткое время, не навсегда, конечно.

– Ага! – Глаза Этлау торжествующе блеснули. – А ты слышал о Сугробах?!

– Магистрат сказал, что там тожебеспокойноекладбище, – осторожно сказал Фесс.

– Так вот! – Голос Этлау торжественно зазвенел. – Я только что получил энциклику его преосвященства епископа Арвестского. Люди в Сугробах, доведённые до отчаяния, дружно раскаялись в грехах, отказали всё своё имущество Святой Церкви, облачились во власяницы и трое суток без сна и отдыха молились, невзирая на дождь и ветер. Твари Ночи бродили вокруг них, но молитва была столь сильна, что никто не дерзнул напасть на молящихся. На четвёртые сутки с погоста раздались вопли и стоны богохульства, а потом захрустели кости, мёртвые сами вползли в свои усыпальницы, где и остались, никому более не делая вреда! Вот так, некромант!

– Надо посмотреть на всё своими глазами, – пожал плечами Фесс. – Как говорится, «вести из дальних краёв редко бывают верными». Ты, святой отец, этого ведь и сам не видел.

– В Святой Инквизиции не лгут, если ты этого ещё не понял, некромант. Мы получили донесение от отца-настоятеля храма в Сугробах. Он прекрасно понимал, что навек погубил бы свою душу, решись он на ложь своему духовному надстоятелю.

– Прекрасно. – Фесс поднялся. – Если тебе больше нечего сказать мне, святой отец, позволь мне откланяться. В магистрате я слышал о пятибеспокойных кладбищах, и, хотя магистры не заплатили мне ни гроша, свою работу я намерен выполнить. Прощай!

– Погоди, – внезапно сказал Этлау. – Погоди, не кипятись, некромант. Хочешь добрый совет? Уезжай отсюда, и как можно скорее. Ты должен понимать, что я, конечно, во всех подробностях изложу случившееся в Больших Комарах. Договор тобой нарушен. Ты свершал волшбу против воли тамошних обитателей и не получив разрешения настоятеля их церкви. На тебя ополчатся все, включая твою собственную Академию. Поэтому уезжай. Я даже готов дать тебе денег. Уезжай в Мекамп, за Восточную Стену – для тебя там найдётся работа.

– Откуда такая трогательная забота обо мне? – усмехнулся Фесс.

– Скажем, ты мне нравишься как мужчина, – неожиданно ухмыльнулся Этлау. Звякнув, на стол лёг кожаный кошель с деньгами.

– Как видишь, я не бросаю слов на ветер, – сказал инквизитор.

– Благодарю, но я не привык к подаяниям, – отрывисто бросил Фесс и вышел.

Что за странный разговор? Мораль, этика, жертвы… потом странное сообщение осамоупокоениипогоста в Сугробах и, наконец, обещание денег вкупе с предложением уехать. Ясно, что инквизиторы хотят убрать его из Арвеста. Он для них опасный конкурент. Возможно, есть у святых отцов и ещё какие-то цели, пока что ему, Фессу, неведомые и непонятные. Вот – слух о Сугробах. Явный расчёт на то, что он бросится туда со всех ног.

А не кажется ли тебе, Фесс, думал он, пробираясь обратно к тревожно ожидавшим его гному и орку, – не кажется ли тебе, что тебя просто не хотят допускать в Арвест? Сугробы находятся на самом побережье. Путь туда отнимет несколько дней. Не должно ли за это время случиться в Арвесте что-то особо важное? Нечто такое, что он никак видеть не должен?..

– Не дождётесь, – сквозь зубы сказал Фесс. И, не давая ни орку, ни гному даже открыть ртов, коротко бросил: – Поднимаемся. Наши планы изменились – надо спешить в Арвест.

Прадд и Сугутор переглянулись.

– Уж слишком отец Этлау стремится удержать меня эти несколько дней подальше от города, – пояснил Неясыть. – Как говорится, выслушай святого отца и сделай всё с другого конца. Едем!

Дорогой гном и орк долго и дотошно выспрашивали Фесса обо всём, что сказал отец-экзекутор. Пришлось пересказать всё со всеми подробностями несколько десятков раз, пока от бесконечных повторов не разболелась голова.

До города они добрались без всяких происшествий. Отец Этлау остался в трактире доедать свой обед; инквизитор Фесса уже не занимал. Гораздо интереснее было другое – что же такое задумали святые отцы?

На первый взгляд казалось, что город живёт совершенно обычной, всегдашней жизнью. Правда, у ворот толклось слишком уж много алебардистов, а сами ворота оказались наполовину прикрытыми. Но глубже в городе ни Фесс, ни его спутники не увидели ничего подозрительного. Та же толпа на улицах, те же торговые возы, те же крики разносчиков и те же шлюшки, осторожно проскальзывающие среди толпы, постоянно косясь по сторонам – не появятся ли где достославные экзекуторы, неутомимые борцы с грехом?

Всё как обычно оставалось и в «Ражем коте». Гном с тяжким вздохом порылся в карманах, обнаружил там несколько мелких монет и отправился на кухню – поразведать насчёт съестного. Прадд принялся точить секиру, и без того острую, как бритва. Фесс вошёл во вторую комнатку, сел на лежанку и закрыл лицо руками. В темноте отчего-то думалось лучше.

В тот же миг за окном раздался подозрительный шорох. На пороге молниеносно возник Прадд, игнорируя всякие условности типа стука в дверь. В руках орк сжимал секиру и вид имел весьма грозный.

Распахнув окно, орк на миг высунулся наружу. Послышалась какая-то возня, писк; Прадд уже существенно медленнее втиснулся обратно, и Фесс только рот разинул – в мощных лапах орка оказалась не кто иная, как Атлика!

В мужской одежде, перемазанная, со свежей царапиной на щеке – но Атлика!

Фесс уже устал удивляться. Рассуждающий на темы морали инквизитор вычерпал его запасы удивления до самого дна.

– Да отпусти же ты меня! – яростно прошипела Атлика, пытаясь брыкнуть Прадда обутой в потрёпанный сапожок ножкой.