Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он прознал обо всем! – пожаловался Кайзер. – Доминик пришел вечером ко мне в библиотеку поговорить о своей роли Иисуса. Я ненадолго оставил его одного, и он обнаружил на полке мои записи! Мальчик хотел знать, о чем в них говорится, задавал множество вопросов… – Кайзер понизил голос, стал цедить слова: – Он потребовал часть сокровищ, хотел начать новую жизнь подальше от Обераммергау. Тогда я ударил его кочергой. Все произошло так быстро, меня словно подменили… – Он помедлил. – Как… как и теперь, когда я едва не убил…
Кайзер встряхнул головой, не в силах продолжать. Он с мольбой взглянул на Магдалену, которая качала Петера на коленях и старалась не смотреть на старика.
– Вы с Ханнесом погрузили Доминика в тележку и отвезли на кладбище, – добавил Симон. – Ты догадывался, что он еще жив, но он знал о твоей тайне, и это не давало тебе покоя. Поэтому вы привязали его к кресту и подняли с помощью лебедки. Так ведь все было?
– Господи, да. – Кайзер горько рассмеялся: – Я счел такую смерть подходящей для человека, исполняющего роль Иисуса. Одежду его я сжег в печке. Перед рассветом я вернулся на кладбище. Я понимал, что зашел слишком далеко. Доминик должен был умереть! Поэтому я забрался к нему по лестнице, только чтобы удостовериться, что он мертв. Тогда я вынул кляп у него изо рта, чтобы все выглядело еще загадочнее. – Он улыбнулся, как после удачной шутки. – К тому же я знал, что из-за этой роли были споры. Пусть бы головы друг другу поотрывали эти сварливые олухи…
– Никто не заподозрил тебя, старого и добродушного учителя, который со смертью Доминика еще и лишился Иисуса. Хорошо подстроенное убийство – и превосходная уловка. Я тоже купился на нее. – Симон поежился. – До чего, наверное, мучительной была смерть на кресте… Подобно Христу, только без воскресения.
– Доминик угрожал мне! – прошипел Кайзер. – Он вымогал у меня часть сокровищ. Хотел рассказать обо всем. Мне… мне ничего не оставалось!
– И поэтому вы просто убили его, – дополнила Магдалена. – Георг Кайзер, вы убийца и чудовище. И совсем скоро вы познакомитесь с моим отцом.
Некоторое время все хранили молчание. Казалось, Кайзер только теперь осознал, что натворил за все эти годы. Он опустил голову, всхлипывал и время от времени кашлял.
– Все это время мы с Якобом гадали, как связаны между собой эти убийства, – проговорил наконец Симон и потрясенно покачал головой: – И как оказалось, ничто их не связывает. Смерть Доминика не имеет никакого отношения к остальным убийствам! Габлер погиб от руки Зайлера, потому что хотел рассказать о контрабанде. Должно быть, Зайлер подкараулил его у болот. А потом сам повесился, не вынеся отчаяния и угрызений совести. – Симон сухо рассмеялся. – Причиной всему обыкновенное корыстолюбие. Но смерть Доминика, а потом и землетрясения заставили всех поверить в жуткие, сверхъестественные деяния. Я и сам едва не поддался влиянию этих легенд и историй. Однако действительность зачастую куда тривиальнее.
Кайзер поднял голову. На лице его теперь читалось умиротворение, черты разгладились. Но кашель вновь задушил его.
– Совсем худо, – наконец прохрипел учитель и поманил Петера, который с напуганным видом по-прежнему сидел у матери на коленях. – Можешь… можешь теперь не бояться меня. Демон, который прежде овладел мною, отступил. Я попросил бы тебя о последнем одолжении…
– Ну уж нет! – повысила голос Магдалена. – Никаких одолжений вы от моего сына не дождетесь. Мы ни на минуту не задержимся в этом проклятом доме!
– Мой… сироп от кашля! – взмолился Кайзер. – Он хотя бы немного смягчает боль. Там, на полке возле очага. Маленький… пузырек. Можешь принести его, Петер?
Мальчик вопросительно посмотрел на родителей. Симон пожал плечами:
– Принеси, сынок. Потом я хорошенько осмотрю его и приготовлю что-нибудь посильнее. Может, макового сиропа, посмотрим…
Петер вышел и вскоре вернулся с маленькой бутылочкой синего стекла.
– Спасибо, Петер, – с улыбкой произнес Кайзер, принял бутылочку, откупорил ее и выпил одним глотком. Потом вытер губы и аккуратно поставил пузырек у печи. – Вот теперь лучше, – пробормотал он. – Гораздо лучше.
– Ты ведь понимаешь, Георг, что мне придется рассказать о твоем преступлении, – вернулся к прежней теме Симон. – Несмотря на нашу давнюю дружбу. Ты совершил ужасное убийство. Более того, отправлял детей в рудники, где заставлял работать ради своей мечты. И многие из них там погибли.
Кайзер кивнул:
– Я знаю, что я сотворил. Сокровища… они ослепили меня. Да, я отвечу за свои преступления. – Он улыбнулся: – Но не перед земным судьей.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Симон в недоумении.
Кайзер сел прямо и обхватил себя руками, словно ему стало холодно.
– Ну, когда я узнал, что у меня чахотка, то решил, что сам определю, когда положить конец страданиям. Я хотел лишь отыскать свои сокровища. – Он наклонился, поднял с пола один из смятых документов, аккуратно разгладил и посмотрел. – Меня утешало, что я один могу разгадать эти загадки. Я столько лет потратил на поиски, никому после меня это не удастся… Никто не разыщет мои сокровища.
Симон вскочил:
– Господи, ты что?..
Кайзер перевел взгляд на маленькую бутылочку, и Фронвизера охватил ужас. Он был так погружен в размышления, что не заметил очевидного.
Учитель захрипел и повалился на свои древние пергаменты.
* * *На вершине Кофеля время словно остановилось.
В свете восходящего солнца Якоб и Ханнес неподвижно стояли друг напротив друга. Надзиратель затянул кожаный шнурок на шее Йозеффы и держал ее как собачку на поводке. Девочка большими глазами смотрела на палача. Якоб медленно шагнул вперед.
– Стой, где стоишь, палач, – пригрозил Ханнес и встал у самого края. – Ты же не хочешь, чтоб девчонка полетела вниз?
– Это все, на что ты способен, парень? – проворчал Куизль, стараясь при этом говорить как можно спокойнее. – Мучить и убивать маленьких детей? Попробуй лучше потягаться с равным.
– По части мучений, палач, тебе равных нет, – огрызнулся Ханнес и осклабился: – К тому же слишком ты для меня стар, чтоб тягаться. Никакого удовольствия. Начну, чего доброго, жалеть тебя.
– Прыщавому тощаге вроде тебя в самый раз.
Куизль сделал шаг, но Ханнес тут же дернул кожаный шнур. Йозеффа сдавленно вскрикнула и упала на колени. Она была всего в полушаге от пропасти.
– Я не шучу! – взвизгнул рябой. – Разворачивайся и спускайся обратно, или я сброшу ее.
Палач поднял руки.
– Не кипятись, – проговорил он. – Нет причин сердиться. Я ухожу.
Он медленно развернулся и скрылся среди скал. Йозеффа отчаянно смотрела ему вслед. Но, едва скрывшись из виду, палач остановился и лихорадочно огляделся. Справа в редеющем тумане показалась едва заметная тропинка, видимо протоптанная сернами. Она понизу огибала вершину и терялась за отвесной стеной. Куизль помедлил немного, но потом двинулся по скользкой тропе у самого края скалы. Может, имелся какой-то другой способ взобраться на вершину? Если получится подобраться к Ханнесу со спины, возможно, удастся его одолеть прежде, чем он что-то сделает девочке… Якоб выругался вполголоса, переставляя ватные ноги.
Только за это ублюдок заслуживает смерти!
Тропа тянулась мимо старого, обрушенного навеса и вела дальше вдоль пропасти, над которой рассеивались последние клочья облаков. Куизлю в который раз уже стало ясно, почему он ненавидел горы. Они казались ему живыми, злобными существами, которые всеми силами старались стряхнуть его со своей исполинской спины. Палач старался не смотреть вниз и уставился прямо перед собой. После очередного изгиба тропа окончилась скальным выступом пятью шагами ниже вершины. Стена в этом месте уходила отвесно вниз и заканчивалась внизу каменистой осыпью. С беспокойными криками взлетели несколько галок, высоко в небе одиноко кружил орел.
Якоб выждал пару мгновений: галки могли привлечь внимание Ханнеса. Однако других звуков не последовало. Куизль произнес короткую молитву и стал взбираться. В скалистой стене имелись выступы, за которые можно было зацепиться. Но некоторые из них оказывались ненадежными и крошились под пальцами, и приходилось быстро искать новую опору. Восхождение оказалось крайне сложным и опасным.