Северное сияние - Филип Пулман

Ли Скорсби проснулся от предостерегающего возгласа Серафины. От страшного холода голова его была тяжелая, но он мгновенно понял, что случилась какая-то беда. Бешеные порывы ветра сотрясали шар, гондола ходила ходуном. Ведуньи отчаянно налегали на канат, но едва могли удержать его. Ослабь они хватку хоть на миг, аэростат тут же отнесло бы в сторону от намеченного курса. Мельком взглянув на компас, Ли сообразил, что шквальный ветер потащил бы шар к Новой Земле со скоростью сто миль в час, не меньше.

— Где мы находимся? — прокричал он, обращаясь к Серафине.

Лира спросонья слышала его голос, но окоченевшее от холода тело и страшная тряска не давали ей подняться на ноги. Новый порыв ветра отнес в сторону ответ ведуньи. Сквозь щель между краем капюшона и воротом шубы Лира видела в неверном свете яндарического фонаря, как Ли Скорсби, хватаясь руками за опорные стойки, пытался дотянуться до веревки, которая стягивает шар. Вот он резко дергает за нее, словно силится рывком вытащить какую-то затычку, и, запрокинув голову, всматривается в бушующую тьму, а потом начинает заматывать веревку вокруг чеки подвесного кольца.

— Я хочу выпустить немного газа, — прокричал он сквозь ветер, — тогда мы спустимся вниз. Уж очень мы высоко забрались.

Ведунья что-то ответила, но ее слова снова подхватил налетевший шквал и отнес куда-то в сторону. Роджер тоже проснулся. Треск гондолы разбудил бы и мертвого, да еще прибавьте к этому треску и болтанку. Сальцилия, альм Роджера, и Пантелеймон вцепились друг в друга, как два перепуганных обезьяныша. Лира лежала ничком на дне, стараясь унять предательскую дрожь.

— Ничего, — прохрипел Роджер. Голос его звучал куда бодрее, чем можно было ожидать. — Как только спустимся, костерок сделаем. Полегче будет. Погреемся чуток. У меня спички есть, я еще в Больвангаре с кухни упер.

Шар резко шел на снижение, еще секунда — и они оказались в самой гуще льдистого облачного киселя. Клочья и сгустки его заползали в гондолу, и вдруг в один миг стало темно. Такого ватного тумана Лире еще ни разу не приходилось видеть.

Глухо, как через подушку, прозвучал возглас ведуньи. Тогда аэронавт вновь взялся за веревку и, смотав ее с чеки, отпустил. Она выскользнула у него из рук, словно живая, и в этот миг, несмотря на треск гондолы, вой и рев ветра, запутавшегося в снастях, Лира явственно услышала мощный хлопок где-то далеко наверху.

Ли Скорсби, заметив ее распахнутые от ужаса глаза, успокаивающе крикнул, перекрывая бурю:

— Так надо! Это клапан газовый! Там пружина, которая удерживает газ внутри. Если я тяну за веревку, клапан наверху приоткрывается, часть газа выходит, и мы теряем высоту. Снижаемся, понимаешь?

— А мы что…

Закончить она не успела, потому что через борт гондолы к Ли сзади подбиралась отвратительная тварь: крупная, в половину человеческого роста, с кожистыми крыльями и изогнутыми длинными когтями. На безобразной приплюснутой голове пузырями вздувались выпученные глаза, огромный рот скалился от уха до уха. Мерзкое отродье источало чудовищное зловоние.

Не успела Лира даже пискнуть, как мощная лапа Йорека Бьернисона смахнула чудовище за борт, и оно растаяло во мгле, издав отвратительный визг.

— Скальные упыри, — пробурчал немногословный Йорек.

В эту же секунду возле гондолы возникла Серафина Пеккала. Уцепившись рукой за край корзины, она отрывисто и резко прокричала:

— Скальные упыри атакуют. Мы должны посадить шар на землю и защищаться. Они…

Больше Лира ничего не услышала, потому что воздух прорезал внезапный резкий грохот. Дно гондолы встало на дыбы, люди и инструменты попадали набок. Затем мощнейший удар швырнул Лиру, Роджера и Ли в тот угол корзины, где лежал панцирь Йорека. Встряска была такой чудовищной, что все трое едва не вылетели за борт, и только могучие лапы панцербьорна не дали им упасть вниз. Серафина Пеккала исчезла. Кругом стоял невообразимый гвалт, все тонуло в пронзительных воплях скальных упырей. С шумом рассекая крыльями воздух, они метались у Лиры перед лицом, и она задыхалась от омерзительного смрада.

Еще один резкий рывок вновь швырнул всех троих на дно гондолы, и внезапно корзина с бешеной скоростью полетела вниз, непрерывно при этом вращаясь, словно волчок. Лире показалось, что стропы шара лопнули, и теперь они камнем падают с огромной высоты, где их уже ничто не удерживает. Страшные толчки и удары следовали один за другим, гондолу швыряло из стороны в сторону, словно она билась и билась о скальные уступы.

Последнее, что видела Лира, было перекошенное лицо Ли Скорсби, который в упор целился из дальноствольного пистолета прямо в ощеренную морду упыря. Девочка в ужасе зажмурилась и, не помня себя от страха, вцепилась обеими руками в густой мех Йорека. Крики, вопли, вой и свист ветра, скрип гондолы, похожий на стон бьющегося в агонии зверя, — все смешалось в чудовищную какофонию, хаос звуков, все нараставший и нараставший.

И тут корзину потряс самый страшный удар. Лирины пальцы разжались, ее вышвырнуло вон, как пробку из бутылки, и закрутило так, что она уже не соображала, где верх, где низ. Казалось, легкие ее сплющились и в них вообще не осталось воздуха. Все лицо, рот, глаза залепила какая-то белая крупа, холодная, острая, колючая…

Это был снег. Ее воткнуло головой в сугроб. После всего пережитого девочка никак не могла прийти в себя. Несколько секунд она лежала не двигаясь, потом попыталась пошевелить губами, языком и выплюнуть снег, потом все так же, едва дыша, начала тихонько дуть перед собой, чтобы образовалось пространство для воздуха и можно было вздохнуть.

Казалось, она ничего себе не повредила, нет. Просто впервые почувствовала, что означают слова «бездыханное тело». Мало-помалу Лира начала оживать: попробовала пошевелить одной рукой, потом другой, потом ногами, а потом и шеей. Наконец она попыталась поднять голову.

Ей мало что удалось увидеть, мешал облепивший лицо снег. С трудом выпростав руку, словно она весила по меньшей мере тонну, Лира кое-как протерла глаза и заморгала. Все вокруг было серым: дымчато-серым, графитовым, грязно-серым, почти черным, и по этому серому царству призрачными тенями бродили седые сгустки тумана.

Мертвая тишина стояла в этом мире, только откуда-то сверху доносились приглушенные крики скальных упырей, да где-то далеко бились о берег могучие морские волны.

— Йо-о-о-рек! — отчаянно звала девочка. Голос ее был слаб и предательски дрожал. — Йо-о-о-рек! Где ты?

Ответом ей была тишина.

— Ро-о-оджер! — позвала она снова. И вновь ни слова в ответ.

Здесь, в этом сером царстве, Лира была совсем одна. Ну уж дудки, как это «одна»? А верный Пантелеймон, ее товарищ по несчастью, мышонком выскользнувший из рукава шубы?