На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич

Между тем суть возможного компромисса, о котором первоначально шла речь на всех этих встречах, была такова: Москва убирает свои ракеты с Кубы, а Вашингтон дает твердые гарантии ненападения на «Остров Свободы». Кстати, судя по тем же протокольным записям В. Н. Малина и его сотрудника А. К. Серова[629], именно об этом же Н. С. Хрущев говорил и на заседании Президиума ЦК, которое состоялось 25 октября 1962 года, где он особо подчеркнул, что именно сейчас нужно «прекратить пикировку», не доводить этот конфликт «до точки кипения», а пойти на взаимный компромисс. И в этом его поддержали все участники заседания Президиума ЦК, что, по мнению А. А. Фурсенко, имело исключительно важное значение. В итоге уже на следующий день Н. С. Хрущев направил в Вашингтон свое первое личное послание президенту Дж. Кеннеди, которое было написано в примирительном тоне. Констатировав тот факт, что «война между СССР и США была бы самоубийством», Н. С. Хрущев призвал своего визави «совместно проявить здравый смысл» и сделал ему следующее предложение: «советская сторона объявляет, что суда, идущие на Кубу, не будут осуществлять никаких военных поставок», а американская сторона заявит, что «не будет осуществлять интервенцию на Кубу и не будет поддерживать силы, которые имеют такое намерение». Кроме того, он предложил «срочно сделать такие заявления и в любом случае не прибегать к тем опасным акциям», которые могут поставить весь мир на грань ядерного апокалипсиса[630].

В тот же день и. о. Генерального секретаря ООН У Тан обратился с аналогичными посланиями к Дж. Кеннеди и Н. С. Хрущеву, где призвал их не допустить прямого столкновения двух держав. Хотя именно в этот день американский президент отдал два новых распоряжения министру обороны Р. Макнамаре и госсекретарю Д. Раску: завершить подготовку вооруженного вторжения на Кубу и приступить к реальному выполнению чрезвычайной программы, которая предусматривала установление гражданского правления на Кубе после вторжения на остров и его оккупации[631]. Более того, вечером того же дня генерал армии И. А. Плиев информировал Москву, что, по мнению «кубинских товарищей», удар американской авиации «по нашим объектам на Кубе следует ожидать в ночь с 26 на 27 октября или на рассвете 27 октября 1962 г.»[632]. Но уже 27 октября Дж. Кеннеди получил новое послание от Н. С. Хрущева, которое, по мнению большинства авторов, стало поворотной точкой в развитии всего кризиса. Даже несмотря на то, что в тот же день по приказу генерал-лейтенанта С. Н. Гречко первой же ракетой ЗРК С-75 был сбит самолет-разведчик U-2, пилотируемый майором Р. Андерсоном.

На исходе 27 октября после очень бурного обсуждения возникшей ситуации в Исполнительном комитете СНБ Р. Кеннеди пригласил к себе домой А. Ф. Добрынина и, подчеркнув, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля, так как «неразумных голов среди наших генералов, да и не только генералов, которые так и рвутся подраться», хватает, дословно заявил ему, что «Правительство США готово дать заверения, что никакого вторжения на Кубу не будет, и все страны Западного полушария готовы дать аналогичные заверения». В ответ на это советский посол, строго придерживаясь инструкций Москвы, вновь поднял вопрос о необходимости «бартерной» сделки: советские ракеты на Кубе в обмен на американские в Турции. На что Р. Кеннеди заметил, что «президент не видит непреодолимых трудностей в разрешении этой проблемы», но так как американские ракеты находятся в Турции по решению НАТО», то «для проведения необходимых переговоров и дальнейшей эвакуации ракет потребуется не менее 4–5 месяцев». Как бы то ни было, но ранним воскресным утром 28 октября в Ново-Огареве, где проходило выездное заседание Президиума ЦК с участием всех его членов и кандидатов, а также А. А. Громыко, Р. Я. Малиновского, С. П. Иванова и главы Отдела США МИД М. Н. Смирновского, была детально обсуждена депеша А. Ф. Добрынина об итогах этой встречи. А днем того же дня он получил от А. А. Громыко такую телеграмму: «Немедленно свяжитесь с Р. Кеннеди и скажите ему, что… Н. С. Хрущев прислал следующий срочный ответ: “Соображения, которые Р. Кеннеди высказал по поручению президента, находят понимание в Москве. Сегодня же по радио будет дан ответ на послание президента от 27 октября, и этот ответ будет самый положительный”»[633].

В результате была создана реальная база для компромисса, главные условия которого были таковы: 1) Вашингтон делает официальное заявление об отказе от любых попыток свергнуть режим Ф. Кастро вооруженным путем; 2) Москва берет на себя обязательства немедленно начать демонтаж своих ракетных установок и их вывод с территории Кубы в течение ближайших трех месяцев; 3) Вашингтон в соответствии с секретной частью соглашения берет на себя обязательства о выводе с территории Турции всех своих ядерных ракетных комплексов после формального согласования этого вопроса с турецкой стороной и всеми членами НАТО.

Кстати, как до сих пор считают многие историки и мемуаристы, последняя договоренность, ставшая одним из главных итогов всего Кубинского кризиса, была инициирована советской стороной в хорошо известном послании Н. С. Хрущева Дж. Кеннеди от 27 октября 1962 года. Однако, как установили А. А. Фурсенко и Т. Нафтали, обмен мнениями по поводу турецких ракет был инициирован отнюдь не советским руководством, а окружением самого президента Дж. Кеннеди сразу после его послания 22 октября по каналам тайной связи, в том числе через полковника Г. Н. Большакова[634]. Трудно понять, почему это предложение не обсуждалось до 27 октября, но, вероятно, это было связано с тем, что до определенного момента «бартерный обмен» ракетами казался Вашингтону неприемлемой уступкой. Теперь же, когда мир оказался на волоске от ядерной войны, такая «уступка» показалась мелочью, тем более что сам Дж. Кеннеди задолго до кризиса уже принял решение о выводе 15 ракет PGM-19 Jupiter с территории Турции.

Понятно, что данное соглашение было достигнуто в обход руководства Кубы, и Н. С. Хрущев, конечно, понимал, что Фидель Кастро и его ближайшие соратники воспримут все эти договоренности с Вашингтоном как предательство со стороны Москвы. Поэтому для ведения переговоров с ними был отряжен самый опытный член Президиума ЦК Анастас Иванович Микоян, который был неплохо знаком со всеми членами высшего кубинского руководства. Правда, перед своим прибытием в Гавану 3 ноября он провел переговоры с Дж. Макклоем и Э. Стивенсоном, которые дали ему гарантии ненападения на Кубу, и только на следующий день он вылетел в кубинскую столицу, где ему предстояли крайне тяжелые, даже с психологической точки зрения переговоры с Ф. Кастро, Р. Кастро и Э. Че Геварой. Но сам А. И. Микоян прекрасно сознавал всю важность своей миссии, о чем зримо говорит тот хорошо известный факт, что он не вернулся в Москву на похороны собственной супруги Ашхен Лазаревны Туманян, скончавшейся от давнего заболевания сердца 5 ноября 1962 года. В ходе жарких и продолжительных дискуссий, шедших два дня, все же была достигнута очень важная договоренность, что кубинская сторона более не будет настаивать на сохранении советских баллистических и тактических ракет, ядерных зарядов и фронтовых бомбардировщиков, а советская сторона подпишет с Гаваной новый договор о военно-техническом сотрудничестве, в котором будет оговорено сохранение на территории Кубы всего неядерного оружия, всей военной техники и советских военных специалистов, способных обучить кубинцев владению этим оружием и техникой.

Тогда же, в начале ноября, для ведения конкретных переговоров с янками в Нью-Йорк был направлен зам. министра иностранных дел СССР Василий Васильевич Кузнецов, которому пришлось вести долгие и трудные баталии с постпредом США в ООН Э. Стивенсоном и главой ЦРУ Дж. Маккоуном. Юридической базой для этих переговоров стал совместный советско-кубинский проект Протокола, состоявший из 15 пунктов, который 15 ноября 1962 года был направлен и.о. генсека ООН У Тану, занявшему этот пост после трагической гибели Д. Хаммаршельда в Родезии. Однако американская сторона делала все возможное для затягивания переговоров и резко выступала против их ведения в рамках СБ ООН. Но тем не менее 7 января 1963 года В. В. Кузнецов и Э. Стивенсон обратились с совместным письмом к только что избранному новым Генсеком ООН бирманцу У Тану, где отметили, что, хотя обоим правительствам «не удалось разрешить все проблемы», связанные с кризисом, они все же считают, что достигнутая степень согласия между ними по урегулированию этого кризиса «делает ненужным сохранение данного вопроса в повестке дня Совета Безопасности ООН». Кстати, как совершенно справедливо заметил Д. Е. Косырев, эти переговоры «чародея» дипломатии В. В. Кузнецова «стали бы забытой страницей истории, если бы не воспоминания «Во власти дипломатии» его тогдашнего помощника» Бориса Иосифовича Поклада, который сопровождал его в этой поездке[635].