Том 4. Повести - Валентин Катаев

Общий вид дома. Видно, что въехали новые жильцы: на балконах и в окнах оживление.

Во двор входит Царев в сопровождении товарищей.

Царев (снимает фуражку и машет). Здравствуйте, товарищи! С новосельем!

Из окон и с балконов Царева приветствуют криками, машут руками, полотенцами.

Комната Тарасовых. Стук в дверь.

Мать. Войдите.

Входит Царев.

Царев. Здравствуйте. Я вам не помешал? С новосельем. Ну как? Понемножку устраиваетесь?

Мать. Спасибо. Уже устроились. Не знаю, как вас и благодарить, товарищ.

Царев. Ну, чего там благодарить. Живите, дышите воздухом. Чья власть? Наша или не наша? Так в чем вопрос!

Входит с балкона Тарасов.

Тарасов. А! Старый знакомый!

Пауза. Царев всматривается в Тарасова.

Не узнаете?

Царев. Что-то не признаю.

Тарасов. А кто меня на вечере поэтов разоружал?

Царев (настороженно). Разве?

Тарасов. Последний карандаш хотели забрать.

Царев. Верно! Графитный, граненый, как штык вороненый. (Смеется.) Ну, здравствуйте.

Мать. Что ж вы стоите, товарищ? Присаживайтесь.

Царев. Спасибо. Времени нет. Я бы с удовольствием.

Мать. Может быть, чаю?

В это время дверь распахивается и появляется старуха.

Старуха (не видя Царева, повышенным тоном). Кроме того, я бы вас покорнейше просила… (Замечает Царева.) Пардон. (Скрывается.)

Царев. Что, буржуазия донимает?

Мать. Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Мы еще не познакомились.

Царев. А пошлите вы ее к чертовой матери. Я извиняюсь.

Царев видит в углу шуточный плакатик Тарасова и машинально берет его, рассматривает.

Мать (извиняясь). Это так, Колины глупости.

Царев. Сами составили?

Тарасов. Сам. А что?

Царев. А, чтоб ты! Дай пять. (Жмет Тарасову руку.) Будет десять. (Очень серьезно.) Спасибо.

Тарасов не знает, смеется над ним Царев или нет. Но Царев серьезен. Тарасов смущен.

Спасибо. Вот это нам просто-таки до зарезу надо.

Тарасов. Ну что вы!..

Царев. На! Он не понимает! Чудак, да ты пойди на улицу. Сегодня твой стих весь пролетариат поет. Даже я запомнил. (Поет.)

Стоит буржуй обиженный,Пришел ему конец,А мы простились с хижинойИ едем во дворец.

Чудак человек! Это же настоящий политический, массовый лозунг. С таким лозунгом можно мировую революцию сделать! Долго составлял?

Тарасов. Как это долго? Сразу.

Царев. Врешь!

Тарасов. Конечно.

Царев. А ну составь.

Тарасов. Что?

Царев. Что-нибудь политическое. Только покрепче. Чтоб можно было под «Яблочко» петь. «Яблочко» знаешь?

Царев открывает рояль, садится и бодро, хотя и не совсем правильно, наигрывает «Яблочко» и поет.

Эх, яблочко,Куда ты котишься?На «Алмаз» попадешь —Не воротишься.

Что-нибудь подходящее подобрать можешь?

Тарасов (с улыбкой). Конечно. Но насчет чего?

Царев. Насчет чего? (Задумывается.) Насчет попов, что-нибудь сильно антирелигиозное. А то знаешь, попы нам все время палки в колеса ставят. Можно?

Тарасов. Можно. (Мгновенно поет.)

Стоит поп у ворот —Удивляется,Что народ не несетЕму яйца.

Царев (в восторге). Ах ты, туды твою! (Матери.) Я извиняюсь, не удержался. (Тарасову.) Как тебя звать?..

Тарасов. Николай Николаевич.

Царев. Слышь, Коля, ты же для нас золотой человек! Как это: стоит поп у ворот… Погоди. (Играет пальцем на рояле и поет.)

Стоит поп у ворот —Удивляется,Что народ не несетЕму яйца.

Тебе, Коля, цены нет. Едем!

Тарасов. Куда?

Царев. В губком.

Тарасов. Когда?

Царев. Сейчас.

Тарасов. Зачем? Что я там буду делать?

Царев. Ты чудак, Коля. Надевай робу и едем.

Мать. Боже мой, куда?

Царев. Мама, не расстраивайтесь. Мы вашего Колю привезем, отвезем и опять привезем. Он у нас будет главный человек по Первому мая.

Тарасов. Мама, не забудьте переменить птицам воду. До свидания, птички.

Улица. Стреляя и чадя, мчится автомобиль выпуска 1914 года, марки «бенц», в котором сидят, подпрыгивая, Царев и Тарасов. На переднем крыле лежит матрос, выставив вперед маузер.

В роскошном здании крупного банка помещается губком. Двусветная зала со стеклянным потолком. Здесь раньше производились главные банковские операции. Сейчас здесь отдел изобразительной агитации: художники пишут плакаты, портреты и лозунги ко дню Первого мая. Часть громадных плакатов разостлана на полу: часть стоит вдоль стен, часть — поперек залы. Портреты Ленина. Политические карикатуры. Большинство плакатов написано в духе кубизма и Пикассо. Это живописный хаос, пересекающиеся плоскости двухэтажной высоты. На печках-«буржуйках» варятся клеевые краски. Всюду рулоны картона, листы фанеры, кисти. Возле громадного декоративного паяно — в кубистском духе написана группа пролетариев всех стран, разрывающих цепи капитализма, — группа спорящих художников. Это художники разных направлений. Спор очень жаркий. Оля Данилова заведует «Изо». Она не знает, как примирить спорящих.

Оля. Товарищи, будет! Надо работать. Идите работать, потом будете спорить. Вот наказанье!

Голоса спорящих:

— А я вам говорю — только Пикассо!

— Пикассо непонятен рабочим.

— А Репин понятен?

— Репин понятен.

— Репин — контрреволюционер в живописи!

— Возьмите свои слова назад.

— Ни за что!

— Товарищи, новая тема требует новых изобразительных средств.

— Матисс — гений!

— Чушь. Рабочие не понимают вашего Матисса.

— Не расписывайтесь за рабочих.

— Это непонятно массам.

— Нет, это понятно массам!

Оля (чуть не плача). Товарищи! Идите работать! Ей-богу, я позову коменданта.

Галдеж продолжается.

Входят Царев, за ним Тарасов. Царев слушает галдеж.

Царев. Здравствуйте, Олечка. Что за шум, а драки нету? Что они тут не поделили?

Оля. Целый день ругают друг друга.

Кубист (Цареву). Товарищ матрос, очень хорошо, что вы к нам зашли. Скажите свое веское слово.

Царев. Об чем речь?

Кубист. Вопрос стоит принципиально: или — или. Вот вы, например, матрос, человек массы, с парохода, большевик, авангард рабочего класса. Идите сюда. Я вам сейчас все объясню. (Тащит Царева к своему панно.) Идите сюда. Я — кубист. Понимаете?

Царев. Это что за кубист, какая-нибудь фракция?

Кубист. Нет. Это не фракция, товарищ. Это направление в живописи. Сейчас я вам все объясню в двух словах. Вот вы, например, революционер, простой человек с парохода. Вы делаете революцию. И я делаю революцию. Мы оба делаем революцию. Только вы делаете революцию в жизни, а я — в искусстве. Понимаете?

Царев. Чего ж. Понимаю.

Кубист. Видите. А тут есть разные реакционные типы, которые утверждают, что наше искусство непонятно массам.

Реалист. Прошу без личных выпадов.

Кубист. Спрячьтесь вы со своим Репиным. Противно. (Цареву.) Идите сюда. (Отводит Царева подальше от панно.) Станьте здесь. Смотрите.

Царев смотрит на панно.

Понятно?

Царев (нерешительно). Вроде бы…

Кубист. Ну, вот, например, эта фигура в центре. Кто? Обратите внимание на желтый цвет лица и на характерный разрез глаз. Ну? Ки…

Царев. Китаец?

Кубист (в восторге). Абсолютно! У вас точный глаз. Китайский рабочий. Кули. А они утверждают, что непонятно массам. А вот смотрите — вот этот? (Показывает на другую фигуру.)

Царев. Вроде бы…

Кубист. Вот, вот. Совершенно верно. Вы заметили, какой черный? Жженая кость. И курчавые волосы. Ну? Не-е-е…

Царев (нерешительно). Негр?