Эмма - Джейн Остен

Редко, очень редко при выяснении отношений раскрывается полная правда, чаще кое-что остается тайным или неверно истолковывается, но, когда, как в данном случае, ложные шаги искупляются искренностью и полнотой чувства, это не имеет особого значения. Даже знай мистер Найтли, почему Эмма поступала именно так, а не иначе, он не мог бы больше облегчить ее душу и вызвать у нее более пылкое ответное чувство.

Оказывается, он совершенно не подозревал о том, насколько сильно его влияние на нее. Вначале он присоединился к ней в саду, не имея намерений спрашивать ее о чувствах. Он примчался к ней без каких-либо корыстных побуждений, только для того, чтобы поддержать ее в трудную минуту, чтобы узнать, как вынесла она известие о помолвке Фрэнка Черчилля. Если же она пожелает поделиться с ним своим горем, он, разумеется, постарается смягчить удар или подать ей дельный совет. Его признание вырвалось, можно сказать, под влиянием минуты. Когда он услышал радостную весть, убедился, что Фрэнк Черчилль ей совершенно безразличен, что она не любит молодого человека, в сердце его зародилась робкая надежда: со временем он, возможно, сам сумеет вызвать в ее душе подобную склонность… В настоящем, правда, он никакого намека на это не видел. Однако на миг чувство в нем возобладало над разумом, и он захотел услышать, что она не запрещает ему добиваться ее любви… Тем отраднее было узнать правду, которая открылась, когда Эмма заговорила. Любовь, которую он только надеялся со временем пробудить, уже воспылала в ее сердце! За полчаса он преодолел путь от полного отчаяния к состоянию, которое было так похоже на совершенное счастье, что другого названия тут и не подберешь.

Настроение самой Эммы равным образом претерпело изменения к лучшему. За прошедшие полчаса оба неожиданно убедились в том, что любимы, оба избавились от заблуждений, ревности и недоверия. Он начал ревновать раньше – с самого прибытия, вернее, еще раньше – с ожидания Фрэнка Черчилля. Он влюбился в Эмму и приревновал ее к Фрэнку Черчиллю приблизительно в одно и то же время, и одно чувство, вероятно, открыло ему другое. Именно из-за ревности уехал он в город. Поездка на Бокс-Хилл окончательно убедила его в необходимости бежать. Скрыться и не видеть, как она приветствует расточаемые им знаки внимания! Он уехал ради того, чтобы постепенно охладеть, однако выбрал не то место для спасения. В доме его брата царило такое полное семейное счастье, Изабелла так походила на сестру, хотя тем разительнее уступала ей в его глазах, что вновь невольно напоминала о превосходстве Эммы… Словом, не было смысла долее оставаться на Бранзуик-сквер – это лишь усугубляло его состояние… И все же он терпел и день за днем длил свое пребывание в доме брата – до тех пор, пока сегодня с утренней почтой не получил от мистера Уэстона сообщения о помолвке его сына с Джейн Ферфакс. Он возрадовался, хотя тут же устыдился своих чувств, потому что он всегда считал, что Фрэнк Черчилль недостоин Эммы. Потом он так разволновался и так забеспокоился за нее, что более не мог оставаться в Лондоне. Он поскакал домой в дождь и сразу после обеда пришел пешком в Хартфилд, дабы посмотреть, как самое милое, самое лучшее из всех прекрасных созданий – безупречное, несмотря на все мелкие изъяны, – переносит горестную весть.

Он застал ее в волнении и унынии… Фрэнк Черчилль – негодяй! Потом он услышал, как она произносит, что никогда не любила его. Тут он слегка изменил мнение о характере Фрэнка Черчилля… Когда они вернулись домой, Эмма уже пообещала ему и руку свою, и сердце… И, вспомни он в тот миг о Фрэнке Черчилле, не исключено, что он счел бы его очень порядочным малым.

Глава 50

Насколько отличались чувства Эммы по возвращении в дом от тех, с которыми она выходила в сад! Тогда она лелеяла лишь робкую надежду на временную передышку в своих страданиях, сейчас же пребывала на вершине блаженства – причем блаженства такого рода, которое способно лишь расти со временем.

Они сели пить чай – то же общество за тем же круглым столом… Как часто они вот так собирались здесь! И как часто падал ее взгляд на те же кусты, окаймлявшие лужайку перед домом, и наблюдала она за таким же красивым закатом в западном окне! Но никогда прежде не бывала Эмма такой счастливой, даже похожего ничего не было! Эмме стоило большого труда взять себя в руки и вспомнить о своих обязанностях вежливой хозяйки дома и послушной дочери.

Бедный мистер Вудхаус и не подозревал, что замышляется против него в груди человека, которого он так сердечно принимает и так беспокоится, как бы тот за время своей скачки под дождем не простудился. Сумей он заглянуть гостю в душу, он не тревожился бы о состоянии его легких, но, понятия не имея о неминуемом зле, не замечая ничего необычного во взглядах и поведении дочери и мистера Найтли, старик весьма спокойно повторял им все новости, услышанные от мистера Перри, и благодушно беседовал о том о сем, совершенно не подозревая, что они готовят.

Пока мистер Найтли оставался у них, Эмма по-прежнему была словно в лихорадке, но когда он ушел, она начала понемногу успокаиваться и остывать. Бессонная же ночь, которая стала платой за столь бурно проведенный вечер, подбросила ей один или два повода для серьезных раздумий, и Эмма поняла, что даже ее счастье не безоблачно. Отец… и еще Харриет. Как только Эмма оставалась одна, на нее сейчас же начинало давить бремя их – каждого в отдельности – притязаний; и теперь она мучилась вопросом: как лучше всего уберечь их душевный покой? В отношении отца она вскоре успокоилась. Эмма пока не знала, какое решение примет мистер Найтли, но, прислушавшись к собственному сердцу, она торжественно поклялась никогда не покидать отца. Она даже всплакнула из-за того, что согрешила в мыслях, посмев подумать об отъезде. Пока он жив, помолвка должна оставаться помолвкой! Она, однако, тешила себя мыслью, что, избавившись от опасений разлуки с дочерью, батюшка, возможно, только порадуется за нее и успокоится за ее судьбу… Куда сложнее было решить, как поступить с Харриет. Как уберечь ее от ненужной боли? Как по возможности загладить свою вину? Как не сделаться в ее глазах врагом? От этих вопросов ее растерянность и огорчение лишь росли, и она снова и снова мысленно повторяла все горькие и скорбные упреки, какие только приходили ей в голову. Наконец она не придумала ничего лучшего, чем, по-прежнему избегая встреч с Харриет, сообщить ей все самое важное письмом. Она решила, что именно сейчас будет лучше на время отдалить Харриет от Хайбери. Приободрившись, Эмма снова дала волю воображению и принялась строить планы; она решила, что Харриет полезно будет получить приглашение погостить на Бранзуик-сквер. Изабелле Харриет понравилась, а несколько недель в Лондоне, несомненно, развлекут ее. Эмма полагала, что Харриет охотно согласится развеяться среди разнообразия города. Улицы, модные лавки и дети займут все ее время и внимание. Во всяком случае, такой поступок станет доказательством внимания и доброты со стороны Эммы, она постарается сделать для Харриет все, что в ее силах, кроме того, на время они разлучатся и отсрочат тот черный день, когда придется собраться всем вместе.

Она встала рано и написала Харриет письмо. Это занятие навеяло на нее такую серьезность, почти печаль, что мистер Найтли, который зашел в Хартфилд к завтраку, оказался как нельзя кстати. Лишь спустя полчаса, проведенных с ним в полном блаженстве, как во время вчерашней прогулки, к ней вернулось давешнее спокойное состояние.

Не успел он уйти, по крайней мере не настолько давно он ушел, чтобы у нее возникла хоть малейшая склонность думать о ком-либо еще, как из Рэндаллса принесли письмо – очень толстый пакет; она гадала, что в нем может быть, и неодобрительно поморщилась, понимая, что придется его прочитать. Больше она нисколько не сердилась на Фрэнка Черчилля, ей не хотелось объяснений, ей только нужно было, чтобы ее оставили наедине со своими мыслями. Она была уверена, что ни слова не в состоянии понять из его письма. Однако и через это испытание надобно было пройти. Эмма вскрыла конверт – разумеется, так и есть! Записка от миссис Уэстон была вложена в письмо Фрэнка, адресованное мачехе:

«С огромным удовольствием, милая моя Эмма, переправляю вам это письмо. Знаю, вы отдадите ему должное, и нисколько не сомневаюсь в его благотворном воздействии. Мне кажется, мы с вами никогда больше не разойдемся серьезно во мнении об его авторе, однако не стану утомлять вас долгим предисловием. Мы все здоровы. Настоящее письмо исцелило меня от небольшой нервозности, которую я постоянно испытывала. Во вторник мне не слишком понравилось, как вы выглядели, но виной всему было хмурое утро, и, хотя вы всегда отрицаете какое-либо влияние на вас погоды, по-моему, всем становится хуже, когда дует северо-западный ветер. Я очень беспокоилась за вашего батюшку вечером во вторник, во время грозы, и вчера утром, но утешилась, услышав вчера вечером от мистера Перри, что он не заболел.