Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

убивая их. Потом до меня дошло, что для королевы они не более чем мусор, пыль под

ногами – как и для меня. Конечно, у меня появлялись и свои любовники. Как и в

Овидстане, людям хотелось власти, хотелось защиты – от меня и королевы. Они думали, что отдавая мне себя, всё это получат. Глупцы.

А Хеления продолжала давать мне уроки. Она хотела сильный меч, и она научила меня

обращаться с людьми как с пылью. Справилась с этим, кстати, лучше Зака. Я насмотрелась

при её дворе столько… Её фавориты желали ей смерти, её подданные подкладывали в мою

кровать своих детей – чтобы получить милости для себя. И они все желали свергнуть

Хелению, убить меня и подраться потом за трон и корону. Я читала их мысли, и меня

тошнило от них – уже спустя три года я убивала очередных заговорщиков и не чувствовала

ничего. Ни жалости, ни удовольствия.

Меня боялись – я была ужасом, прежде всего для самого Запада, что, конечно, повлекло

парочку восстаний, которые я же и усмиряла. Меч королевы. От моего взгляда матери

прятали детей, полагаю, мной пугали глупых юнцов в гвардии – из них я чаще всего

«получала» любовников от королевы. Меч королевы, меч Запада…

Холод, одиночество, чужая постель, фальшивая нежность – я получала всё это сполна.

Единственное, что мне не приходилось делать ради Хелении – это лгать. Не зачем это

мечу. Поэтому я могла не прятать взгляд и носить чёрное, скучное и уродливое. Какая

разница, как я выгляжу – кого мне соблазнять? В постели меня всё равно кто-нибудь

согреет, по приказу королевы или желая милости. Так зачем?

Я начинала понимать чародеев, принёсших клятву и в большинстве случаев кончавших

жизнь самоубийством. Это страшно, когда тебя за человека не считают. Неужели у нас

только два пути – умереть или быть чудовищем вроде меня сейчас или Зака?

Спустя три года я увидела во сне мальчика – маленькую копию давно похороненного мной

воспоминания о рыцаре. Малыш сидел на каменном полу у погасшего камина в одной

рубашке – несмотря на падающий через окно снег. Смотрел на меня – очень серьёзно. И

звал: «Мама?».

Он привёл меня – я же не могла его искать, не имела права. Замок в горах Адвера – не будь

со мной Волка, я бы и дорогу не нашла, там такие перевалы…

Его охраняли как королевского преступника – одни солдаты, никаких слуг. Я привычно

отмахнулась от всех, кто заступил мне дорогу, поражённая скудностью обстановки и

отсутствию хоть какого-то уюта. Тюрьма, а не замок. «Мама!» Трёхлетний Никки ждал

меня в какой-то холодной каморке, очень маленький, крошечный по сравнению с Волком, принявшимся тут же его облизывать. Мальчик хрипло смеялся, а я смотрела на него, не в

силах отпустить дверь, и кусала ладонь до крови, чтобы не закричать.

Они сделали из моего мальчика чудовище. Такое же, как я. Они заставили его колдовать –

не знаю, как, но с ребёнком это должно быть, не сложно. С мальчиком-чародеем тем более, они начинают раньше, чем девочки. У моего сына уже не было выбора. Он уже не мог

стать человеком. У него даже это отняли.

В довершение всего, когда он поднял голову и посмотрел в мою сторону, не щурясь на

ярком солнечном свете из окна, я поняла, что он меня не видит. Хеления позже

утверждала, что он родился слепым. То же говорил и Арий, которого я сразу же вызвала, принеся Никки в Дар. «Не бойся, Элиза. У него впереди великое будущее». А то я не

знала, что его ждёт впереди!

Мальчик не умел говорить – зато отлично читал мысли и передавал свои. И передвигался

на четвереньках – Хеления хотела для себя чудовище, послушное чудовище, а не

разумного чародея, это точно. Действительно, зачем чудовищу разум, он же будет тогда

ненавидеть хозяина, как я.

Арий гостил в Даре около месяца – за это время Никки превратился из зверёныша в

нормального трёхлетнего ребёнка. Но говорил всё равно очень мало.

- Я же приказывала тебе не искать сына, - гневалась Хеления, вызвав меня с столицу. –

Разве я выразилась недостаточно ясно?

Тогда был один из немногих моментов, когда я смотрела ей глаза в глаза.

- Я не искала. Он нашёл.

Она знала, что я дождусь, придумаю, отомщу ей за сына. Знала и боялась – я чувствовала

её страх, сладкой липкой волной.

- Заберёте его у меня ещё раз, Ваше Величество, и вы узнаете, что такое чародей без

контроля. Потому что клятву он вам уже не принесёт, – это я объяснила Никки в первую

очередь. И какое счастье, что по воле Матери чародеи могли клясться только в

сознательном возрасте!

- Значит, бесполезен… А если я прикажу тебе убить его? – спокойно поинтересовалась

королева.

- Тогда вы станете клятвопреступницей, - отозвалась я, желая убить её взглядом. – И

лишитесь заодно и меня тоже. Уж умереть я могу и без вашего приказа.

- Не смей!

Я рассмеялась ей в лицо – и какое это было наслаждение! Умирать самим – это Великая

Матерь нам тоже подарила.

Так Никки остался со мной, а Хеления в отместку приказала мне сначала избавить её от

одного из неугодных ей родов. А потом и создать Проклятую армию.

Армия! Она стала моей надеждой, но слишком дорогой. Хеления не могла знать того, что

знала я, иначе никогда бы не отдала такой приказ. Проклятая армия подчиняется чародею.

Не королю – чародею. Да, конечно, если чародей принадлежит королю, то вроде как и

армия тоже – это и осталось в хрониках. Но Зак учил меня другому – и я знала не только

как её создать, но и как ею управлять. И теперь я тоже умела играть словами в клятве

чародея – там сказано, что я не могу убить королеву своими руками. И даже

человеческими руками убить её не могу. Но Проклятые были бы не люди.

Я объяснила это Хелении – слишком большая цена свободы, я хотела, чтобы она хоть

отчасти понимала, что делает. «Тысяча человек, Ваше Величество, тысяча ваших

подданных – вы превратите их в чудовищ, в нежить. Вы понимаете?» Она понимала. Я

прочитала в её сердце раньше, чем услышала ответ: «Ну и что?» А ведь она даже не

отдала мне преступников – нет, она выбрала лучших воинов и заставила меня их

заколдовать. Чтобы нежить была лучше. Чтобы они уже умели – и хорошо умели –

убивать. И смотрела, как я заклинала их, видела, как они умирают, во что превращаются.

Голову даю на отсечение – она ни разу не отвернулась, и в её глазах был жадный интерес.

Она потом долго пытала меня: а что они могут, а они правда бессмертны?