Вечерние новости - Артур Хейли

Внезапно он вспомнил слова женщины-психиатра, сказавшей ему однажды: “Стресс накапливается, и ваши чувства оседают где-то глубоко внутри. В один прекрасный день они прорвутся, выльются наружу, и вы будете плакать. О, как вы будете плакать!”

Потом он постарался взять себя в руки и как-то наладить свою жизнь. Ему помогала работа на Си-би-эй — он был постоянно занят: одно сложное задание сменяло другое, и времени на воспоминания не оставалось. Не было такой “горячей точки” на земном шаре, где бы Партридж не побывал. Постоянно рискуя жизнью, он оставался жив — ему самому и другим уже стало казаться, что он неуязвим. А между тем шли месяцы, которые слагались в годы.

В последнее время бывали даже довольно продолжительные периоды, когда ему удавалось если и не забыть о Джемме, то по крайней мере не думать о ней. Но им на смену приходили другие — например, две недели со дня похищения семьи Слоуна, — когда она не шла у него из головы.

Как бы там ни было, после слез отчаяния, вызванных смертью Джеммы, он ни разу не заплакал.

Сейчас, когда до Боготы оставался час, у Гарри Партриджа прошлое смешалось с настоящим… Джемма и Джессика слились воедино… Джемма — Джессика… Джессика — Джемма… Что бы ни случилось, он найдет ее и привезет обратно… Спасет ее во что бы то ни стало.

К нему подкрался сон.

Когда он проснулся, самолет уже подлетал к Боготе.

Глава 2

Контрасты Лимы, по мнению Партриджа, были столь же разительны и неприглядны, как и политические и экономические кризисы и конфликты, раздиравшие Перу, — мучительно, а подчас просто страшно.

Расползшаяся на огромном пространстве столица была разделена на несколько районов, каждый из которых поражал либо баснословным богатством, либо невероятной нищетой — между этими двумя полюсами отравленными стрелами скрещивалась ненависть. Здесь, в отличие от большинства городов, где бывал Партридж, золотая середина практически отсутствовала. Роскошные особняки, утопавшие в зелени ухоженных садов, были выстроены на лучших земельных участках Лимы, с ними соседствовали омерзительные барриадас — перенаселенные трущобы.

Они кишели беднотой, ютившейся в лачугах из картонных коробок, — нищета была столь вопиющей, ненависть, читавшаяся в опухших глазах — столь неистовой, что во время своих предыдущих визитов в Перу Партридж ощутил революционное брожение. И сейчас, судя по впечатлениям первого дня, мятеж казался уже неотвратимым.

Партридж, Минь Ван Кань и Кен О'Хара приземлились в аэропорту Хорхе Чавеса в 13.40. Когда они сошли с самолета, их встретил Фернандес Пабур, постоянный хроникер Си-би-эй в Перу.

Миновав очередь, он быстро провел их через паспортный контроль и таможню — по-видимому, в какой-то момент из рук в руки перекочевала пачка денег, — а затем препроводил к “форду-универсалу” с шофером.

Фернандес был приземистый, темноволосый, смуглый и энергичный, с пухлым ртом и торчащими вперед белыми зубами, которые он обнажал каждые несколько секунд, считая, что блещет ослепительной улыбкой. Однако из-за бросавшейся в глаза фальши его улыбка никого не ослепляла — впрочем, Партриджу это было безразлично. Он ценил в Фернандесе, к чьей помощи неоднократно прибегал и раньше, безошибочную интуицию, неизменно помогавшую ему добиваться того, что нужно.

И первым в этой серии был “люкс” для Партриджа и отличные номера для двух его коллег в элегантном пятизвездочном отеле “Сесар” в Мирафлоресе.

Пока Партридж принимал душ и переодевался у себя в номере, Фернандес по его просьбе договорился по телефону о первой встрече. Партридж собирался увидеться со своим старым знакомым Серхио Хуртадо, редактором и корреспондентом Радио Анд.

Через час Партридж сидел в маленькой студии звукозаписи, которая служила Хуртадо и кабинетом.

— Гарри, друг мой, не могу сообщить тебе ничего утешительного, — начал Серхио в ответ на вопрос. — В нашей стране закон перестал быть законом. Демократией уже даже не прикрываются — ее больше просто не существует. Мы обанкротились по всем статьям. Массовые убийства стали нормой, они инспирируются политическими деятелями. Партия президента имеет свои отряды смерти — люди просто исчезают, и все. Скажу тебе откровенно, мы на пороге кровавого побоища, какого история Перу еще не знала. Я хотел бы ошибаться. Но увы, это правда!

Партридж отметил, что глубокий и мелодичный голос Серхио, человека невероятных размеров, действовал на собеседника, как всегда, гипнотически. Ничего удивительного, что он владел умами колоссальной аудитории слушателей — в Перу радио все еще оставалось основным средством массовой информации, гораздо более популярным и влиятельным, чем телевидение. Телевизор смотрели только состоятельные семьи в больших городах.

Человек-гора пошевелился, и стул жалобно скрипнул. Щеки Серхио свисали огромными сардельками. Глазки, с годами заплывшие жиром, походили на свиные. Однако природный ум, отшлифованный блестящим образованием, полученным в Америке, в частности в Гарварде, оставался все таким же острым. Серхио гордился тем, что многие американские репортеры обращались к нему за компетентным советом.

Они условились, что содержание их разговора будет оставаться в тайне до завтрашнего вечера, и Партридж, кратко изложив хронологию событий, связанных с похищением семьи Слоуна, спросил:

— Серхио, может быть, посоветуешь что-нибудь? Или, может, тебе известна какая-то полезная для нас информация? Хуртадо отрицательно покачал головой:

— Ничего такого я не знаю, и удивляться тут нечему. “Сендеро” умеет хранить свои секреты, они убивают всех, кто ведет себя неблагоразумно; хочешь оставаться в живых — держи язык за зубами. Но я постараюсь тебе помочь — попробую прозондировать почву.

— Спасибо.

— Что до ваших завтрашних “Вечерних новостей”, я достану кассеты для передачи через сателлит и запишу за собой. Должен сказать, что у нас тут и собственных трагедий хватает.

— До нас доходят разноречивые сведения о “Сендеро луминосо”. Эта организация в самом деле набирает силу?

— Да, не только набирает силу день ото дня, но и контролирует все большую территорию в стране, вот почему задача, которую ты перед собой поставил, трудновыполнима, многие сочли бы ее просто неосуществимой. Предположим, ваши похищенные находятся здесь, — есть тысяча укромных уголков, где их могут прятать. Ты правильно сделал, что пришел сначала ко мне, я дам тебе пару советов.

— Каких?

— Не ищи официальной помощи — я имею в виду перуанскую армию и полицию. Наоборот, старайся избегать любых контактов с ними — им больше нельзя доверять. Когда надо кого-нибудь убрать или избить, они ничуть не лучше “Сендеро”.

— Есть тому свежие доказательства?

— Сколько угодно. Если хочешь, приведу парочку примеров.

Партридж уже начал мысленно составлять репортаж для “Вечерних новостей”. Согласно предварительной договоренности, по прибытии Риты Эбрамс и монтажера Боба Уотсона — Партридж ждал их в субботу — они все вместе подготовят репортаж для “Вечерних новостей” на понедельник. Партридж рассчитывал включить в него комментарии Серхио Хуртадо и других.

— Ты сказал, что демократии не существует. Это метафора или реальность? — спросил он.

— Больше чем реальность: огромное число людей в этой стране даже не замечают, есть демократия или нет.

— Сильно сказано, Серхио.

— Просто ты узко видишь проблему, Гарри. Американцы считают демократию панацеей от всех болезней — лекарством, которое надлежит принимать три раза в день. Им оно помогает. Ergo[71] должно помогать всему миру. Но по своей наивности Америка забывает, что для реальной демократии большинству граждан и каждому человеку в отдельности необходимо иметь ценности, которые бы они хотели сохранить. А в Латинской Америке таковых практически нет. Естественно, возникает вопрос — почему?

— Ну, допустим. Так почему?

— В тех странах, где живется труднее всего, включая нашу, люди делятся на две основные категории: с одной стороны, достаточно образованные и состоятельные, с другой — невежественные и отчаявшиеся бедняки, главным образом безработные. Первые рожают детей умеренно, вторые плодятся как мухи — демографическая мина замедленного действия, которая, того и гляди, уничтожит первую группу. — Серхио обвел рукой вокруг. — Выйди на улицу и убедись сам.

— И ты можешь предложить решение?

— Это могла бы сделать Америка. Вместо того чтобы помогать оружием или деньгами, ей следовало бы разослать по миру — подобно “Корпусу мира” Кеннеди — специалистов, обучающих методам контроля над рождаемостью. Сокращение роста населения может спасти мир, пусть и через несколько поколений.