Бессонница - Стивен Кинг

Она повернулась к Ральфу с улыбкой, одновременно слабой, горькой и яростной.

— Мне совершенно не пришло в голову подивиться тому, почему им обоим вздумалось навестить меня посреди недели, когда они оба работают… И должно быть, действительно любят свою работу, поскольку только о работе и говорят. Я просто подумала, как это мило с их стороны… какое внимание… И я особенно расстаралась, желая хорошо выглядеть и приготовить все как следует, чтобы Жанет не заподозрила, что у меня какие-то проблемы. Наверное, из-за этого я и мучаюсь больше всего. Глупая старая Лоис. «Наша Лоис», как всегда говорит Билл… Не напускай на себя такой удивленный вид, Ральф! Разумеется, я знала об этом; ты что, думал, я вчера с дерева свалилась? И он прав. Я и вправду глупа, я действительно дура, но это не значит, что мне не больно точно так же, как и всем прочим, когда… — Она снова заплакала.

— Конечно, не значит, — сказал Ральф и погладил ее руку.

— Ты бы рассмеялся, если бы видел, как я пекла свежие булочки с кабачками в четыре утра, жарила грибы Для итальянского омлета в четыре пятнадцать и начала наводить марафет в половине пятого — просто чтобы быть уверенной, абсолютно уверенной, что Жанет не примется за свои: «Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мама Лоис?» Я терпеть не могу, когда она начинает болтать эту чушь. И знаешь что, Ральф? Она с самого начала знала, что со мной происходит. Они оба знали. Так что смеяться следовало надо мной, верно?

Ральфу казалось, он слушал ее внимательно, но он явно где-то потерял нить.

— Знали? Откуда они могли знать?

— Потому что Литчфилд сказал им! — заорала она. Ее лицо снова исказила гримаса, но на сей раз Ральф увидел там не боль и не печаль, а жуткую злобную ярость. — Этот поганый сплетник позвонил по телефону моему сыну и НАСТУЧАЛ НА МЕНЯ!

Ральф остолбенел.

— Лоис, они не могут так поступать, — произнес он, когда к нему снова вернулся дар речи. — Отношения врача и пациента, они… ну, они совершенно особые. Твоему сыну это должно быть прекрасно известно, потому что он сам юрист, а к ним это тоже относится. Врачи не могут никому рассказывать про то, что говорят им их пациенты, если только пациент не…

— О Господи, — простонала Лоис, вытаращив на него глаза. — О Господи, хромой Иисусе в инвалидном кресле… В каком мире ты живешь, Ральф? Парни вроде Литчфилда делают то, что сами считают правильным. Наверное, я знала это с самого начала, и я вдвойне тупица, что вообще потащилась к нему. Карл Литчфилд — тщеславный, надменный мужик, которого больше волнует, как он выглядит в своих подтяжках и сшитых на заказ рубахах, чем его пациенты.

— Это чистый цинизм.

— И чистая правда, вот что грустно. Знаешь что? Ему сейчас тридцать пять или тридцать шесть, и он почему-то вбил себе в голову, что, когда ему стукнет сорок, он просто… замрет. И ему останется сорок столько, сколько он захочет. Он решил, что люди становятся старыми, как только им перевалит за шестьдесят, и что даже самых лучших из них здорово одолевает старческое слабоумие к шестидесяти восьми или около того. А как только тебе минет восемьдесят — твое счастье, если родственники отдадут тебя этому чертову доктору Кеворкяну[52]. У детей ведь нет никаких прав на секреты от своих родителей, а по мнению доктора Литчфилда, старые перечницы вроде нас не имеют никаких прав на секреты от своих детишек. Это, видишь ли, не в их интересах… Через минуту после того, как я вышла из смотрового кабинета, Карл Литчфилд позвонил в Бангор Гарольду. Он сказал, что я не сплю, что я страдаю от депрессии и что у меня проблемы с восприятием такого рода, которые бывают при ранней стадии потери познавательной способности. А потом он сказал: «Вам следует помнить, что ваша мать стареет, мистер Чэсс, и на вашем месте я бы очень серьезно задумался о ее положении здесь, в Дерри».

— Не может быть! — в ужасе вскричал Ральф. — То есть я хочу сказать… он действительно так поступил?

Лоис мрачно кивнула:

— Он сказал это Гарольду, а Гарольд сказал мне, и теперь я повторяю это тебе. Какая же я старая дуреха, Ральф… Я даже не знала, что означает «ранняя стадия потери познавательной способности», а они никак не хотели мне говорить. Я посмотрела в словаре «познавательную способность», и как по-твоему, что это значит?

— Способность думать, — сказал Ральф. — Познавательная способность — это способность логически мыслить.

— Верно. Мой врач позвонил моему сыну, чтобы сообщить ему, что я впадаю в старческий маразм! — Лоис рассмеялась злым смехом и стерла новые слезы со щек носовым платком Ральфа.

— Не могу в это поверить, — пробормотал Ральф, но, черт возьми, он очень даже верил.

Сразу после смерти Кэролайн до него стало доходить, что наивность, с которой он воспринимал мир до восемнадцати или около того, не исчезла насовсем, когда он пересек рубеж между детством и зрелостью. И что эта странноватая наивность, казалось, начала возвращаться, когда он переступил грань между зрелостью и старостью. Некоторые вещи стали удивлять его… Только «удивлять» — это слишком мягко сказано. Многое ошарашивало его так, словно он уселся голым задом на кипящий чайник.

Например, маленькие бутылочки под мостом Поцелуев. Как-то раз в июле он отправился в далекую прогулку к Бассей-парку и зашел под мост, чтобы немного отдохнуть от полуденного солнца. Не успел он устроиться поудобнее, как заметил маленькую кучку разбитого стекла в сорной траве возле ручья, журчащего под мостом. Он разворошил высокую траву сломанной веткой и обнаружил шесть или восемь маленьких пузырьков. У одного из них на донышке была какая-то застывшая белая масса. Ральф поднял ее, с любопытством поднес к глазам и сообразил, что перед ним остатки кокаиновой вечеринки. Он выронил пузырек так, словно тот обжег ему руку. До сих пор он помнил тот тупой шок, который испытал тогда, помнил свою безуспешную попытку убедить себя, что он спятил, что он подумал о том, чего просто не может быть в провинциальном городишке, расположенном в двухстах пятидесяти милях к северу от Бостона. Потрясена и шокирована, конечно, была эта самая наивность: та часть его сознания, которая, казалось, верила (во всяком случае, до того, как он нашел маленькие бутылочки под мостом Поцелуев), что все эти истории в новостях про кокаиновую эпидемию — просто выдумки… не более реальные, чем криминальные сериалы по телику или фильмы Жан-Клода Ван Дамма.

Подобный шок он испытал сейчас.

— Гарольд сказал, что они хотят «свозить меня в Бангор» и показать мне одно местечко, — говорила Лоис. — Он теперь никогда не приглашает меня съездить куда-нибудь; он просто возит меня куда-то. Словно я вещь какая-то. Они захватили с собой кучу брошюр, и, когда Гарольд кивнул Жанет, она так быстро выложила их…