Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем они ушли к Сефер-паше, но через час возвратились. Сефер предлагал, чтобы я не шел в Антхыр, он хочет сам освободить меня от своего присутствия и перебраться со своей свитой на реку Шипс. Я не мог ничего им обещать до тех пор, пока не посоветуюсь с тамадами шапсугов. Мы попрощались с Хаджи-Измаил-пашой и Карабатыром с уверениями в обоюдной дружбе и больше никогда не видели друг друга. В тот же день после полудня Сефер-паша оставил наше соседство и удалился на расстояние трех часов на речку Шипс, где он прожил еще один год, никем не замечаемый, и умер 1 января 1860 года.
Через день после отъезда Сефер-паши я послал фейерверкера Линовского с двумя муртазиками в Антхыр, чтобы узнать, что там, собственно, случилось, и препроводить ко мне лейтенанта Арановского. В тот же вечер он вернулся с тамадами Натхо Ибрагимом, Гактосом и сыном Алиби Хантоху Махмудом и подтвердил известия обо всех глупостях, которые там совершались и так тяжело меня скомпрометировали. 3 января прибыл Хантоху приблизительно с сотней всадников, и я послал два орудия под начальством лейтенанта Арановского в Антхыр, чтобы удовлетворить шапсугов и получить от них хлеб. Но другие два под командой лейтенанта Конарцевского я должен был оставить в Абине из-за настоятельных просьб жителей Абина, Шапсогура и Шипса, которым всегда угрожали русские гарнизоны Адагума и Хатокая. Полубатарея под начальством капитана Станкевича осталась в Натухае. Я проводил зиму то там то здесь, но большей частью в Антхыре или Адерби.
В стране Адыге говорят, что самые дикие и необузданные из адыгских народов – шапсуги, самые дикие из шапсугов – с реки Антхыр, а самые бешеные на реке Антхыр – это юнэ-из на речке, которая называется Окецикос. В этом юнэ-из, где фамилия Хантоху пользуется почти неограниченным уважением и достигает 500 душ, я провел большую часть зимы.
На реке Антхыр турки, так же как и русские, всегда встречали жесточайшее и до сих пор непреодолимое сопротивление. Нога чужестранца, христианина или мусульманина, до сих пор не ступала на девственную почву этой части Шапсугии. Никогда турецкий паша, даже когда Анапа и Суджук еще находились во владениях Порты, не мог переступить через маленький Антхыр. Также и Сефер, когда он выступал как представитель султана, ни разу не отваживался посетить нижнее течение этой реки.
Признаюсь, жители Антхыра показались мне не хуже, чем другие абазы, но жители Окецикоса кажутся мне все же лучше, чем все другие, и я сохранил самые дружеские воспоминания об этих храбрых людях, особенно же об Алиби Хантоху и его многочисленной фамилии.
Вскоре после моего прибытия в Окецикос, 12 января, послал я вестовых и письма к наибу, чтобы предложить ему союз. Я решил остаться еще в Абазии до конца 1859 года и только в том случае, если до этого времени не получу серьезную помощь, покинуть страну.
Между тем в Шапсугии было организовано на реке Антхыр мехкеме; оно состояло из дворов на реках Хапль, Азипс, Иль, Антхыр и Богондур – всего 3200 дворов. Хантоху и Хако-эфенди были выбраны кадиями, было набрано 32 конных и столько же пеших муртазиков и введены подати. Я не хотел бесполезно и, пожалуй, напрасно одалживаться и брал поэтому лишь столько, сколько мне было действительно нужно, т. е. по одной сапетке зерна со двора; лошадей и рогатый скот я вовсе не брал, а если мы иногда ими пользовались, то отсылали их назад. Да в этом теперь не было и необходимости, потому что я должен был из-за недостатка обслуживающей команды свести полубатарею в Натухае до трех упряжных орудий, оставив в Антхыре также одно орудие в упряжи, а два лишних орудия отослать в Адерби. Я отправлял письма за письмами в Константинополь, так как уже в течение нескольких месяцев не получал оттуда известий.
Наиб Мохамед-Эмин был вне себя от радости из-за моего окончательного разрыва с Сефер-пашой и приглашал меня хотя бы лично приехать в Абадзехию, чтобы договориться с ним и абадзехами. 2 февраля я выехал на дорогу, ведущую в Абадзехию, сопровождаемый 50 всадниками. Жители последних рек в Шапсугии (Абин, Афипс и Шепш) неодобрительно смотрели на эти сношения с наибом, отговаривали меня от свидания с ним и обещали объединиться в мехкеме по примеру Антхыра, но не хотели и слышать о наибе, так же как и о Сефере. Я успокаивал их тем, что вовсе не имею намерения подчинить их чьей бы то ни было власти, и продолжал свой путь.
6 февраля я прибыл в Пшиш, где встретился с Мохамед-Эмином. Как его друзья, так и враги столь противоречиво описывали мне этого человека, игравшего такую выдающуюся роль в Абазии, что я ожидал первого свидания с ним с большим интересом. Внешность Мохамед-Эмина очень располагала в его пользу. Лицо, окаймленное темной бородой, красиво и благородно и носит отпечаток лезгинской расы; он бодр, крепкого телосложения и выше среднего роста. В то время ему было около 40 лет.
По магометанскому обычаю он бреет голову и носит элегантную абазскую одежду, но с белым тюрбаном и белой мантией, которые свидетельствуют о его духовном звании. Он происходит из кумыков Дагестана, и его легко распознать как чужестранца среди абазов.
После совещания, продолжавшегося на первый раз много часов, я вполне убедился в высокой интеллигентности этого, по нашим понятиям, необразованного сына гор. Он горько сетовал на Оттоманское правительство, ведущее Абазию к гибели благодаря интригам, которые как в Константинополе, так и в стране пущены в ход против него. Он откровенно объяснил мне затруднительность своего положения. Былое повиновение исчезло, мехкеме стоят запущенными и пустыми, интриги со всех сторон смутили здравый рассудок народа. Большая часть абадзехов,
