Перебирая старые блокноты - Леонард Гендлин

В Управлении нас уже ждали. В просторной приемной с деловым видом сновали военные, в добротных костюмах с седыми височками — штатские.

Секретарша оторвалась от пишущей машинки:

— Сейчас доложу, хозяин несколько раз про вас спрашивал.

Большой кабинет. Огромный овальный стол накрыт зеленым сукном. Вокруг него, словно солдаты на параде, — шестнадцать стульев с высокими спинками. Хрустальные графины с водой. Около каждого стула — кожаная папка.

Из-за письменного стола поднялся грузный мужчина в полковничьих погонах:

— Заждались мы вас, Алексей Денисович! Вы обедали? — участливо спросил массивный хозяин, начальник управления.

Ответил опер:

— На обед не осталось времени.

Полковник вызвал секретаря:

— Как насчет обеда?

— У поваров все готово.

Мы прошли в комнату отдыха. Скатерть на столе сверкала белизной. Начальник усадил меня рядом с собой. Красивые девушки в наколках и белых накрахмаленных передничках принесли вкуснейшие блюда. Я пригляделся к юным, красивым существам. Искусственная улыбка, подведенные глаза опущены. Зэчки — любовницы начальства — потому и держат на кухне. Трудненько в лагере без блага получить тепленькое местечко. Очевидно, указницы!

— Девочки, а где шампанское? — недовольно пробурчал мясистый, красномордый полковник.

Шампанское разлито по бокалам. Начальник предложил всем метать:

— Алексей Денисович, — пророкотал он зычно, — пью за ваше здоровье, за ваше… полноводное искусство: За ваше актерское мастерство! — и первый осушил бокал, за ним последовали подчиненные.

Я молча поставил бокал на стол.

— Что, не по вашему рангу значимся? За людей перестали нас считать? Что-то быстро нос подняли кверху, товарищ Дикий, так дело не пойдет!

Я побледнел. Меня назвали «товарищем». Значит пришла долгожданная свобода, я — вольный товарищ. Неимоверным усилием воли подавил в себе всяческие недозволенные эмоции.

— Гражданин полковник!

Начальник перебил:

— Со вчерашнего дня, вы, Алексей Денисович, имеете право называть нас «товарищами».

— Еще сегодня утром я считался заключенным. На общих работах отрабатывал пайку и баланду. Объясните, почему такая перемена?

Полковник смягчился, стал отходить, но свекловичный цвет лица остался.

— Мы получили правительственную телеграмму о вашем досрочном освобождении. Завтра с вами летим в Москву.

С прежней, а может быть с еще большей силой во мне проснулся драматический артист, способный играть трагические и комические роли.

— Я должен своими глазами увидеть телеграмму.

— Товарищ Дикий, справка о вашем освобождении будет готова через двадцать минут. Вам крупно повезло, вы получаете «чистенький» паспорт без ограничений. Живите, где заблагорассудится, и не поминайте лихом!

Принесли документы об освобождении. Я начал чему-то верить. Медленно выговаривая слова, проговорил:

— Гражданин полковник, я никуда не поеду, отправьте меня обратно в зону.

Начальник управления растерялся:

— Вас кто-нибудь обидел? — Он начал сверлить глазами подчиненных.

Я твердо сказал:

— В таком «обмундировании» я не могу вернуться в Москву. Распорядитесь, чтобы мне сшили два костюма, демисезонное и зимнее пальто, выдали настоящую обувь, нательное белье, рубашки, галстуки, свитера. Иначе никуда не поеду!

— Хорошо, Алексей Денисович, мы все сделаем, не стоит из-за пустяков нервничать. Вам надо беречь здоровье.

Начальник лагпункта и опер от удивления разинули рты, они во все глаза смотрели на меня.

Полковник приказал вызвать начальника отдела снабжения и сбыта. Секретарь сказала, что Сайко болен малярией, лежит дома с высокой температурой.

— Ничего, потом бездельник отлежится. Пошлите за ним машину, чтобы через десять минут был здесь.

Полковник снова предложил выпить:

— Ну, давай Алексей Денисович, рванем за нашу с тобой дружбу!

— Товарищ полковник, мне пятьдесят два года, даже в лагере я не привык к панибратству, тем более, что я с вами впервые разговариваю.

— Алексей Денисович, гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда может повстречаться на столбовой дорожке!

Пересилив себя, чокнулся с ним.

В кабинет вошел шатающийся от слабости человек. Пот с него струился градом. Полковник спросил снабженца:

— Сколько у нас в наличии имеется портных?

— В пошивочном цехе работает семь вольнонаемных и девятнадцать заключенных, девять стационированы в больницу, — по-военному отрапортовал капитан Сайко.

— Пришлите ко мне на квартиру портных снять мерку с товарища Дикого. Вот список вещей, которые должны быть уложены завтра в новые чемоданы к четырнадцати часам. За выполнение приказа отвечаете головой.

На своей машине полковник отвез меня в особняк. Все было как во сне. В рекордно короткий срок я был одет с ног до головы, да еще с соответствующим запасом. Следует понять психологию заключенного, который в лагере лишен собственности, кроме своего тела. Любой зэк боится потерять однажды обретенное. Это хорошо знает тот, кто побывал в шкуре советского раба.

На другой день поздно вечером мы приземлились на затемненном московском аэродроме. Через неделю приехали с женой в Омск, куда был эвакуирован театр имени Вахтангова. Из одного мира, окруженного колючей проволокой, я попал в другой, из подневольного зэка превратился в вольного артиста и режиссера. В целом сложнейшее превращение удалось. Человек быстро привыкает к свободе. С огромным удовольствием я сыграл командующего фронтом, генерала-бюрократа Горлова в пьесе А. Корнейчука «Фронт» и мечтателя-философа Клаузена в драме Гауптмана «Перед заходом солнца»…

С А. Д. Диким мы дружили до самой его кончины. Он умер от сердечного приступа 1 октября 1955 года.

Привожу записи разных лет, чтобы его человеческий портрет получился более полным.

— Почти четверть века я не стоял перед объективом кинокамеры, — вспоминал Дикий. — Актерскую работу возобновил в 1943 году, сразу же после освобождения. Сыграл фельдмаршала Кутузова («Кутузов», режиссер Владимир Петров) и адмирала Нахимова («Адмирал Нахимов», режиссер Всеволод Пудовкин).

В 1947 году режиссер Игорь Савченко пригласил меня в Киев. Он готовился к съемкам большого многопланового фильма о разгроме немецко-фашистских войск в Крыму. Первоначальное название картины — «Южный узел», затем Сталин изменил на «Третий удар». Савченко предложил сыграть роль Сталина. Я наотрез отказался. Для полной «биографии» мне не хватало только сыграть образ «первого» человека советского государства. Режиссер уговорил сделать актерские пробы. Московский художник Антон Анджан кропотливо искал портретный грим. Фотопробы понравились. Чего греха таить, любопытно себя увидеть на экране, да еще в образе Сталина. В большом павильоне собралась дирекция и художественное руководство киевской киностудии. Когда я вошел, раздались аплодисменты. Какой-то рабочий во все горло истошно крикнул: «Ура, товарищу Сталину!» Я растерялся. Хотел тут же разгримироваться. Снова просьбы и уговоры. В руках заветная фляжка с коньяком, без которой трудно обойтись. Коньяк всегда стимулирует настроение. Группа операторов под руководством Михаила Кириллова сняла первые актерские кинопробы. Савченко попросил сказать несколько слов, но без малейшего намека на акцент. Съемка оказалась синхронной. Ночью я улетел в Москву. Днем Поскребышев соединил меня со Сталиным: