Вечера в Колмове. Из записок Усольцева. И перед взором твоим... - Юрий Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
51
В дневнике он еще красноречивее: «Последовавшее 11 июня 1811 года с нами при острове Кунашир несчастие помрачило мой рассудок. Волнующиеся мои мысли везде представляли мне толпы соединенных бедствий, стремящихся поразить меня». Рикорд П.И. Записки флота капитана Рикорда о плавании его к Японским берегам в 1812 и 1813 годах и о сношениях с японцами. Спб., 1816.
52
Сравнительно недавно опубликован документ, проливающий свет на намерение США способствовать освобождению В.Н.Головнина и его команды. (Россия и США: становление отношений, 1765—1815. М., 1980. Док. № 423.)
53
Впрочем, не всегда отрывочной. В Библиотеке им. В.И.Ленина хранится объемистый – 1054 страницы – манускрипт «Канкай ибун». Это подробный рассказ японских рыбаков, проживших в России десяток лет, побывавших в Петербурге, получивших аудиенцию у Александра I и т. д. На родину их доставил И. Ф. Крузенштерн, совершавший кругосветное плавание. (Подробнее: Давыдов Ю.В. Кольцо морей, или Приключения четырех японцев и одной рукописи // Мир приключений. М., 1962. Кн. 7.)
Головнину в Японии показывали чертежи перехода Крузенштерновой «Надежды» из Кронштадта в Нагасаки. Эти чертежи (планы) сделали японские пассажиры русского шлюпа. Василий Михайлович и удивился, и восхитился. «На них, – пишет он, – были изображены Дания, Англия, Канарские острова, Бразилия, мыс Горн, Маркизские острова, Камчатка и Япония – словом, все те моря, которыми они плыли, и земли, куда приставали. Правда, что в них не было сохранено никакого размера ни в расстоянии, ни в положении мест, но если взять в рассуждение, что люди сии были простые матросы и делали карты на память, примечая только по солнцу, в которую сторону они плыли, то нельзя не признать в японцах редких способностей».
54
Город Фукуяма на крайнем юго-западе острова Хоккайдо, у входа в Сунгарский пролив со строны Японского моря.
55
Неизвестный автор. Пер. с яп. А.Е.Глускиной.
56
Эдо – первоначально замок, возведенный в 1590 г. полководцем Токугава Иэясу. В 1603 г. Токугава провозгласил себя сегуном, правителем. Его династия господствовала около двух с половиной веков. Все это время императорский двор роскошествовал в городе Киото. Император царствовал, сегун правил. Одной из черт токугавского режима был курс на изоляцию от внешнего мира. Еще многие годы спустя после головнинского пленения сегунат в десятый, кажется, раз подтвердил неизменноеть избранного курса. После свержения сегуната в конце 60-х гг. XIX в. резиденцией императоров становится Эдо, переименованный в Токио.
57
Исса. Пер. с яп. В.Н.Марковой.
58
Во время русско-японской войны пленный мичман Анатолий Толстопятов бежал с товарищами из заключения. Они тоже скитались в горах и тоже были пойманы. Кляня почем зря «наглых и надменных» островитян, мичман, однако, отмечает, что японцы отнеслись к беглецам весьма снисходительно. (См.: Толстопятов А.М. В плену у японцев. Спб., 1908.)
59
Этот «лексикон» сохранился среди бумаг В.М.Головнина, находящихся в Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота (Ленинград).
60
Почти век спустя, во время русско-японской войны, офицеров содержали в плену еще вольготнее. В уже цитированной книжке А.Толстопятова сказано: «Пленные офицеры имели каждый отдельную комнату, пользовались садом, в их распоряжении был биллиард и теннис, наконец, они получали жалованье от русского правительства по 50 р. в месяц и, казалось, ни в чем не нуждались. Но, боже мой, какое то было тяжелое, беспросветное существование!»
61
Головнин причислял себя к людям среднего роста, но японцам он казался «великаном». «Матросы же наши, – замечает Василий Михайлович, – и в гвардии его императорского величества были бы из первых. Итак, какими исполинами они должны были казаться японцам!»
62
Это послание П.И.Рикорд поместил в своей книге без каких-либо сопроводительных восклицаний, полагая, что оно говорит само за себя. Иначе поступил Ф.Булгарин. Много лет спустя ему попались подлинники японских писем Головнина на рисовой бумаге. Публикуя автографы в цитируемых выше «Воспоминаниях», Булгарин предварил их панегириком. «Письма сии вполне характеризуют геройский дух русского моряка. Если бы подобное событие случилось в Древнем Риме, то Головнин был бы прославлен, как Регул!» Преамбулой Булгарин не удовольствовался, он снабдил письма сносками: «Есть ли что выше в летописях Древней Греции и Древнего Рима!», «Вот истинное самоотвержение, т.е. геройство!», «Истинное величие!»
Не мне оспаривать сущность этих похвал, разбирать историческую достоверность мученичества консула Регула в плену у карфагенян. Примечательно другое. Автор «Воспоминаний», будучи русским офицером, дезертировал и сражался в 1812 г. под знаменами Наполеона. В 1820 г. вынырнул в Петербурге и занялся литературой. «Литераторствовал» Булгарин и для Третьего отделения, пользуясь «презрительным покровительством» тайной полиции. И вот, уже старцем, умиляется Головниным.
63
Китахара Хакусю Земля и море. Пер с яп. В.Н.Марковой
64
Мичман Мур вынужден был вернуться в Россию. От позора спасся смертью: наложил на себя руки. Не умел жить, так хоть сумел умереть… Его прежние товарищи не унизились до сведения счетов с покойным. Надпись на могиле гласила: «В Японии оставил его провождавший на пути сей жизни ангел хранитель. Отчаяние ввергло его в жестокие заблуждения. Жестокое раскаяние их загладило, а смерть успокоила несчастного. Чувствительные сердца! Почтите память его слезою…»
В.Кондрашкин (Пенза) произвел весьма любопытные разыскания, связанные с Муром. В своей заметке по этому поводу, опубликованной в газ. «Книжное обозрение» (1980. 23 мая), он сослался на мемуары В.А.Инсорского «Половодье». Дедом писателя со стороны матери был англичанин Мур, поступивший на русскую службу и впоследствии исполнявший многотрудные обязанности городничего в одном из уездных городов Пензенской губернии. Мичман же Мур приходился В.А.Инсорскому дядей. Автор заметки обращает внимание на Мура, персонажа рассказа Александра Грина «Ночью и днем», и отмечает, что представителей этой фамилии он мог знать, жительствуя в Пензе.
65
Адмирал Путятин (1803—1883), будучи в Нагасаки в 1854 г., напротив, не согласился с просьбой об отмене пушечного салюта и открыл оглушительную пальбу, к вящему удовольствию как своих офицеров, так и писателя Ивана Александровича Гончарова, прикомандированного секретарем к адмиральской особе. (См.: Гончаров И.А. Русские в Японии в начале 1853 и конце 1854 года: Из путевых заметок. Спб., 1855.)
66
Судьбы рукописей и людей порой причудливо сплетаются. В 1864 г. старец Ф.Н.Глинка сообщал из Твери М.П.Погодину: «Знаете ли, что у меня находится большая тетрадь… (неразб. одно слово) бумаги, исписанная мелким почерком. Эта тетрадь – японская бумага; это собственноручный почерк Вас. Мих. Головнина. Драгоценный в своем роде, этот манускрипт принадлежал П. Ив. Рикорду».
Одаривая Глинку, адмирал Рикорд сказал: «Возьмите же в коллекцию Ваших любопытных бумаг этот портфель. В нем вся жизнь друга моего Головнина, написанная им в японской клетке».
Разбирая портфель, Глинка «не один раз испытал чувство глубокого умиления, читая строки, на которые, может быть, падали слезы благородного узника. Положение его было ужасно!».
Письмо Ф.Н.Глинки находится среди неопубликованных документов М.П.Погодина, хранящихся в отделе рукописей Библиотеки им. В.И.Ленина.
А в отделе рукописей библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина хранится рукопись спутника В.М.Головнина штурмана А.Хлебникова «Японский плен семи россиян…».
67
Во второй половине XVIII в. среди раскольников имела хождение рукопись о путешествии инока Марко в Японию. Путешествие по тем временам огромное: из Архангельской губернии, Кемского уезда, в Китай, из Китая в Японию. Можно только дивиться семимильным сапогам отважного северянина. Любопытный факт: Марко нашел в Японии русских староверов, потомков тех, кто укрылся там от преследования властей еще при царе Алексее Михайловиче. Следствие по делу «японских» раскольников производилось в 1807 г. (См.: Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Спб., 1909. Т. 7. С. 22—23).
68
В.Михельсон, «Записки» В.М.Головнина и «Фрегат «Паллада» И.А.Гончарова». Эта обстоятельная статья, единственная, кажется, в своем роде, помещена в Ученых записках Краснодарского педагогического института, вып. XIII, 1955. Подробнее см.: Михельсон В. «Путешествие» в русской литературе. Ростов н/Д., 1974.
Вообще же Василию Михайловичу, что называется, не повезло: литературоведы, даже авторы узкоспециальных работ, замалчивают Головнина. В.П.Вильчинский, исследователь русской маринистики, лишь мимоходом назвал его имя. Приходится довольствоваться общим (впрочем, справедливым) утверждением: «Жанр морских путешествий, в истории которого необходимо учитывать его ранних представителей, получил широкое распространение в середине XIX в. в творчестве выдающихся мастеров критического реализма» (Вильчинский В. П. Русские писатели-маринисты. М.; Л., 1966).