Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль - Глен Кук

Я хотел было попросить кухарку сократить рассказ, но потом рассудил, что лучше не перебивать ее, ведь она изливала душу.

— Ну девочка забеременела. Она носила мисс Дженнифер, но долго не понимала, что с ней. Наивное дитя. А когда поняла, было уже поздно. Я попыталась вразумить генерала, но он и слышать ничего не хотел: не верил, что ребенок его. До самой ее смерти не верил. Думал, что бедняжка такая же развратница, как ее непутевый муженек. Но кто же тогда ее отец? Кто? Я много раз его спрашивала. Был ли в доме еще хоть один мужчина? Нет, черт побери. А девочка никогда не выходила за ворота, да и из комнаты почти не выходила. Но он уперся как осел. Проклятый, упрямый негодяй!

Он заставил ее пройти через ад, да, через ад, иначе не скажешь. Мучил ее, пытал. Элеонора все время ходила в синяках. Он пытался выбить из нее имя любовника. Я делала, что могла. Но что я могла? Стоило мне отвернуться, он набрасывался на нее еще свирепей. Совсем плохо стало, когда помер старый генерал. — Кухарка посмотрела на меня, по щекам ее текли слезы размером с крупные яйца. — Но, Богом клянусь, я и подумать не смела, что он таки убил ее. Пошли сплетни, а я все равно не верила. Знай я, до чего он докатился, я повырывала бы пальцы у него на руках, пальцы у него на ногах, я бы печень и сердце у него вырвала, как перышки у цыпленка. Но как он мог, как мог?!

— Не знаю. Но собираюсь спросить. — Я повернулся к доктору Року.

— Вы хотите устроить им очную ставку? — спросил он.

— Вот именно. — Я хищно усмехнулся. — Он нанял меня, чтобы разобраться со своими неприятностями. Не стесняйтесь, мол, мистер Гаррет, не бойтесь огорчить меня. Отлично — я доведу его до удара.

— Полегче, — остановил меня Морли. — Не делай того, о чем сам потом пожалеешь.

Хороший совет. Есть у меня такая черта — если заденет за живое, мчусь, не разбирая пути, как обезглавленная курица, сокрушая всех и вся, а больше всех себя самого.

— Ладно, я в порядке.

Я взглянул на Дженнифер. За время рассказа кухарки она окончательно пришла в себя, хотя вид у нее был еще слегка ошалевший. Она рассматривала портрет матери и казалась изумленной и озадаченной.

— Так это моя мать. Женщина с портрета в отцовской спальне, — прошептала она.

— Почему вы не сказали мне этого прошлой ночью? — спросил я Питерса.

— Я не поверил. У меня возникло подозрение, но на том портрете она другая. Я подумал, что обознался, что это простое совпадение. Снэйк никогда ее не видел.

— Неправда, — вмешалась кухарка.

— Кстати, мне давно следовало обдумать это. Он ведь отсюда родом? Так видел он ее или нет?

Кухарка покачала головой.

— Он никогда не заходил в дом, она не выходила. Но он мог ее видеть на расстоянии.

— Я не поверил, — повторил Питерс.

Я вспомнил, как они с Кидом спорили после нашего ухода. Теперь я знал, о чем. Они старались разубедить друг друга.

— Что будем делать с призраком, доктор?

В этот момент, несмотря на Дженнифер, я был на стороне белокурой леди.

Ее можно понять. Прошлой ночью она впервые изменила мужу, то есть сделала то, за что поплатилась двадцать лет назад. Теперь он наказан сполна. А потом мы с Дженни… Но почему она не обвинила во всем меня? Почему не решила, что Дженнифер моя жертва, как сама она была жертвой Стэнтнора? Нет ли здесь еще чего, мне неизвестного? Наверное, Рок может объяснить, но спросить неудобно.

Я пожал плечами. Нет, баста. Не буду мозги ломать, а то и спятить недолго. Черт с ними, с мотивами, иметь дело с результатами куда проще.

— Она заслужила покой, — сказал Рок. — Подумайте, все это время она оставалась в доме и бродила ночами напролет, не зная отдыха. Это не может так продолжаться, наказание слишком жестоко. Пусть почиет с миром. — Рок остановился, ожидая комментариев, но их не последовало, и он продолжал: — Не мне судить их. Лично я считаю, что убийца все это заслужил, но профессиональная этика требует, чтобы я остановил преследование.

Под шутовской внешностью скрывалось вполне разумное существо. Я и сам руководствуюсь теми же принципами. Как правило, руководствуюсь. Несколько раз меня угораздило впутаться в домашние судилища — и ничего хорошего из этого не проистекло.

— В целом я согласен. Дальше.

На безобразном лице Рока появилась улыбка.

— Я построю преграду, которая помешает ей тянуть соки из живых людей. Ваш хозяин немедленно начнет поправляться, а когда он немножко отойдет и наберется сил — я вызову Элеонору, и мы устроим очную ставку. Хотите соглашайтесь, хотите нет, но я надеюсь, что после встречи она станет более сговорчивой. Заклинать же разъяренного духа — задача не из легких.

— Хорошо. — Я верил в познания Рока, а слова об очной ставке и вовсе ласкали слух.

— Не делайте этого, — запротестовала Дженнифер. — Он не вынесет, его удар хватит.

Но никому не было дела до здоровья генерала. В этом доме у Стэнтнора осталось мало сторонников. Кухарка, та вообще обдумывала, как побыстрее отправить его к праотцам. Правда, она вырастила его как собственного сына, но гордиться результатом не приходилось.

— Я на кухню, — заявила она, — а то ленча вам не дождаться.

Она удалилась, тяжело ступая.

— Присматривайте за ней, сержант. Она не в себе от горя.

— Ладно.

40

Рок не нуждался в помощниках, он предпочел бы остаться в одиночестве.

— Это рискованное занятие, к тому же я склонен недооценивать духов. Для всех будет безопасней, если вы выйдете и подождете, пока я закончу.

— Все слышали? — обратился я к присутствующим в комнате.

Компания молча разошлась. Разговаривать никому не хотелось: было над чем подумать.

Питерс отправился караулить кухарку. Кид поднялся наверх проведать старика. Думаю, он испытывал весьма смешанные чувства. Мне, во всяком случае, трудно было связать сложившееся в Кантарде представление о генерале Стэнтноре с открывшимся нам образом злобного маньяка.

Морли пошел потолковать о прежних временах с Дожанго и его здоровенными братцами. Я проводил Дженнифер и уложил ее отдохнуть. Девушка вся дрожала и хотела одного — свернуться калачиком под одеялом и забыть обо всем. Мне хотелось бы того же, если бы я узнал, что мой папа убил мою маму.

Пока Рок не закончит приготовления, больше делать нечего. Я надел пальто и побрел на кладбище. Постоял немного, глядя на могилу Элеоноры и пытаясь примириться сам с собой. Ничего не выходило. Я заметил прислоненную к ограде лопату. Уэйн не стал уносить ее, точно предвидел, что понадобятся еще могилы, а значит, нечего таскать инструмент туда-сюда. Я нашел подходящее место и начал копать. Быть может, удастся успокоиться, готовя место успокоения для Чейна.

Но это мало помогло. Тем более что, вырыв яму в три фута глубиной, я увидел Элеонору. Она стояла у своего надгробного камня и смотрела на меня. Я остановился и попытался прочесть что-либо на ее лице, черты которого при дневном свете казались расплывчатыми, неясными.

Прошлой ночью она была совсем как живая, потому что высосала почти всю жизнь из Стэнтнора.

Бывала ли она столь же живой, когда мстила генералу, уничтожая его слуг? Привидение не нуждается в этом, оно может убить человека так, что все припишут его смерть несчастному случаю — забодал бык или случился сердечный приступ.

— Прости, Элеонора. Я не хотел причинить тебе боль.

Она ничего не ответила. Она говорила со мной лишь однажды — когда нашла на пороге комнаты Питерса.

Сейчас она тоже казалась живой, настоящей. Почему медлит Рок? Справиться с ней оказалось трудней, чем он рассчитывал, не по зубам этот орешек? Я старался думать о посторонних вещах — о могиле, которую рыл, об убийце, о ленче, о чем угодно — только бы отвлечься от Элеоноры, забыть о печальной, никчемной короткой жизни этой женщины.

Ничего не помогало. Я присел на край могилы, прямо в грязь. Я сидел и оплакивал ее, а она, почти прозрачная, невесомая, сидела напротив с тем же заботливым, участливым видом, с каким склонялась над поверженным горе-сыщиком.

— Ах, если б все было иначе, если б ты жила в мое время или я жил в твое…

Элеонора протянула руку. Прикосновение ее было нежным и легким, как лебяжий пух. Она улыбнулась слабой, грустной, всепрощающей улыбкой. Я хотел улыбнуться в ответ — и не смог.

В мире много зла. Наверное, так и должно быть, но примириться с этим нелегко. Безвинные страдания Элеоноры Стэнтнор — не обычное, рядовое зло. Не люди, боги в ответе за него. Потому я и стал безбожником. Я не желаю поклоняться небесным хищникам, которые наводнили мир незаслуженными мучениями. Возмездие настигло генерала Стэнтнора, но вина не целиком на нем. И, конечно, не на родителях Элеоноры. Мать просто старалась защитить ее. Никто из смертных не виновен, виновны боги, и они, только они заслуживают равных страданий.