Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь

Потом уже, когда улеглись первые страсти, толковали новгородские мужи Добрыне, что на него самого не таят они зла и рады были бы его приезду в Новгород. Но ведь он не в гости приехал, а посадничать. Новгород же хочет иметь посадника не по киевской указке, а своего, новгородского, которого сами выберут.

Что тут можно им ответить?

Пятница — день торговый.

Ещё в один из первых дней после приезда в Новгород отправился Добрыня на новгородский торг.

— Козья Бородка! — не иначе как какой-нибудь веселый шутник придумал прозвать так этот дальний угол огромной торговой площади, где торгуют скотом. Здесь и вправду можно купить дойную корову, свинью и барана, гусей, уток и кур и, конечно, козу с рогами и бородой. Пошутил шутник, а прилипло. И теперь уже не в шутку, а всерьез так и называют этот скотный торг. Даже новую церковь, которую тут недавно построили, зовут Успенье, что на Козьей Бородке.

Козья Бородка подаёт свой особый голос. Мычит и блеет, верещит, визжит, крякает. Но Добрыня, по-праздничному одетый, в высокой боярской шапке, в кафтане дорогого сукна, который едва сходится на раздобревшем животе, медленно шагая, не смотрит ни на коров, ни на овец, ни на коз. Идет в конный ряд. Впрочем, это только так говорится — ряд. А на самом деле это широкое, вытоптанное конскими копытами поле.

У самого края возле пегой лошаденки топчется старик смерд с сыном. Сельских жителей сразу отличишь от горожан по одежке, а верней — по обувке. Они в рубахах из самотканого полотна, в похожих на войлочные кафтанах из грубой шерсти, а главное — в лаптях. Горожанин, даже самый бедный, лаптей не наденет. Пусть старые, семь раз залатанные, а все же поршни, городская кожаная обувь. Чтоб не сказали люди — мужик лапотный, холоп.

Ну и кони! Вот этот, например, что понуро стоит на распухших больных ногах. Не конь, а смертный грех! Оно и понятно, кто среди страды поведет на торг работящего коня? Разве уж от очень большой беды. Или, напротив, от большой удачи, когда, разбив наголову противника, захватят вдоволь и пленников и коней.

Добрыня с сочувствием глядел на смердов и их конягу. Неказистым и выносливым этим крестьянским коням-работягам написано на роду всю их лошадиную жизнь вместе со своим хозяином трудиться с утра до вечера. Будут они есть не досыта, будут выбиваться из сил, виновато поглядывая на людей грустными, со слезой, глазами. Но пришёл Добрыня сегодня на Козью Бородку не из-за них. Вон они — те красавцы! Предназначена им совсем иная судьба. Тонконогие, быстрые, горячие, они никогда не будут тащить за собой плуга или волочить тяжёлые сани. Они будут мчаться быстрей ветра и легко нести на себе всадника. И будет скакать на них гонец из города в город, чтобы доставить срочный наказ, или боярин со сворой собак на охоте за зверем, или воин с мечом навстречу врагу. Будут эти кони ходить под узорчатым седлом, взнузданные дорогой позолоченной сбруей. Будут их пасти на сочных лугах, кормить отборным зерном, купать в прозрачной озерной воде, скрести скребницей и чесать гребнем их шелковые гривы. Будут их беречь и холить, пока не падут они бездыханно на дороге, загнанные насмерть, или не свалятся, обливаясь кровью, па поле брани под ударом вражеского копья.

Но пока они не знают, не ведают этого. И здесь, на Козьей Бородке, они не стоят понуро, как те неказистые, покорные своей судьбе крестьянские лошаденки. Они нетерпеливы и горды. Угольно-черные, и серые в яблоках, и буланые — цвета золотого осеннего листа. Их привозят из дальних земель в дар, или в дань, или на продажу. Их охраняют и берегут. Потому что такой конь — большое богатство. И кони, будто понимая это, по-лебяжьи выгибают шеи и гневно косят глаза. Не каждый усидит в седле на таком коне.

Кто-кто, а Добрыня понимает толк в лошадях. Начинал-то он свою службу у князя Святослава конюхом. Ну и потом, когда стал он княжеским дружинником, а затем воеводой… Каких только коней не бывало у него!

Взгляд Добрыни остановился на рыжем, как солнце, коне, которого с трудом удерживал на поводу конюх. К нему подошёл молодой простолюдин, видимо чей-то слуга. Перехватив повод, легко вскочил в седло. Конь взвился на дыбы. Стоявшие вокруг подались назад, расступились. Казалось, вот сейчас конь сбросит всадника или рванется безудержно, перемахнет через поле и врежется в ближний к конскому полю ряд, где блеют козы и овцы, верещат свиньи, мычат коровы, где в толпе покупателей мелькают яркие женские платки. Но всадник словно влип в седло, крепко держа поводья.

Добрыня не мог отвести от коня глаз. Бывает же такое: увидишь — и перевернется душа. Немолодой, с седеющей головой боярин неотрывно глядел на коня. И чувствовал тоже, как юный отрок: вот оно, рыжее счастье! Как они могли жить друг без друга — Добрыня и этот конь? Сейчас он найдёт владельца, даст столько, сколько тот запросит, — даже торговаться не станет. И уведет отсюда, с Козьей Бородки, красавца коня. Конюх, к которому подошёл Добрыня, назвал цену.

— Да в уме ли твой хозяин! — закричал Добрыня. И как было не закричать. Того, что просили за коня, не мог вот так в одночасье наскрести в своих ларцах и кубышках храбрый воин, знатный полководец, новгородский посадник Добрыня. Сказал в сердцах:

— Хоть до ночи тут стой, не продать тебе коня за такую-то цену!

Но покупатель сыскался.

Покорный властной руке, конь послушно прошел несколько кругов. Всадник спешился, но повода прежнему конюху уже не отдал. Повёл коня к новому хозяину.

— Чей же это слуга был? Княжеский небось? — спросил Добрыня стоявших рядом людей. Отвечали:

— Почему — княжеский? Это конюх господина Садко!

— Садко? Да кто он такой — Садко? — чуть не в крик закричал Добрыня. А люди добрые, в свой черёд, поглядели, подивились. Чудит боярин. Как это не знать, кто такой Садко.

Чей самый красивый терем в Новгороде? — господина Садко.

Чьи самые богатые лавки в гостином ряду на большом новгородском торгу? — господина Садко.

Чьи самые большие насады, груженные товарами, отправляются от новгородских причалов, в далекие страны? — господина Садко.

Кто сидит среди самых почтенных граждан, решающих с посадником важные городские дела? — господин Садко.

Хвалились, будто всё это не Садко нажил, а они сами.

Вы уже, наверное, догадались, что в нашей повести появился ещё один герой — торговый гость, купец Садко. Память о нём тоже сохранилась в былинах. Богатырь этот не киевский, а новгородский. Кое-что мы уже знаем о нём. На ладье, принадлежащей господину Садко, мы с вами и приплыли в Новгород. Непременно надо нам с ним познакомиться. Очень интересный человек. Так думает и Добрыня, шагая прочь с торга. До того задумался — даже не заметил, как до Волхова дошёл.