Динка. Динка прощается с детством (сборник) - Валентина Осеева

– У тебя какое-то длинное лицо… – испуганно сказала Мышка, вглядываясь в застывшие, словно замороженные, черты, втянутые щеки и посеревшие глаза сестры. – Улыбнись скорей, не смотри так! – взмолилась она, пораженная странной переменой, происшедшей в этом живом, смешливом лице, знакомом ей до последней черточки.

Динка махнула рукой и ничего не ответила.

Чай пили в комнате… На столе нарезанный большими кусками хлеб и чашки без блюдец выглядели скучно и неуютно. Масла не было.

– Посоли хлеб и ешь… Вот горбушечку бери, – сказал Динке Никич.

– Я посолю сахаром, – отодвигая соль, сказала Динка.

Мышка и Алина отщипывали корочки хлеба и ели молча.

Каша Никича, сваренная на воде, пропахла дымом, и никто не стал ее есть.

– Проголодаетесь, так съедите, – спокойно сказал старик, унося продымленную кастрюлю в кухню.

«Мы, наверное, стали очень бедные», – равнодушно подумала Динка, вылезая из-за стола. И, вспомнив слова Леньки о том, что на пароходе «Надежда» знатный «харч», повеселела.

Дождь все еще шел, мелкий, тягучий, досадный, но Динка не могла усидеть дома… Ее тянуло к утесу… на обрыв. Казалось, где-то там еще ждет ее Ленька… Она прошла по скользкой тропинке; измокшее платье липло к ее коленям, с кустов и деревьев сыпались на голову крупные капли дождя, ветер холодил спину… На обрыве Динка остановилась… Внизу сердито шумела Волга… Динка несмело подошла к доске, которую Ленька второпях забыл убрать.

«Сяду в пещере, там сухо», – подумала Динка, но перед ней встало испуганное лицо Леньки… Она вспомнила данное ему обещание не переходить одной на утес и поспешно отступила. На обрыве в примятой пожелтевшей траве валялись обгрызенные половинки арбуза. В одной из них, как в розовой чашке, стояла вода… Динка села около этих двух половинок.

«Одна моя, одна Ленькина…» – подумала она и снова взглянула на утес.

Там еще лежали котелок и две миски, из которых они пили чай… Но доска была мокрая, скользкая, и откуда-то, словно издалека, Динке слышался предупреждающий голос Леньки: «Не ходи!..»

– Нет, Лень, нет! Я не пойду, не бойся! – громко ответила она и задумалась.

«Недельку-другую…» – сказал капитан. Динка насчитала четырнадцать дней и с упавшим сердцем пошла домой.

– Четырнадцать дней, четырнадцать дней, – повторяла она, растопыривая пальцы обеих рук. – Даже пальцев не хватает у меня…

Домой Динка пришла промокшая насквозь, с красными, окоченевшими руками, но ни от дождя, ни от ветра она не пряталась и от калитки шла не спеша, покусывая сорванную по пути травинку.

– Вот бесчувственная! Дождь идет, а ее вроде и не касается! – ворчал, стоя на террасе, Никич и, не выдержав, прикрикнул: – Чего разгуливаешь? И так вся мокрая как мышь! Схватишь насморк или кашель, тогда возись с тобой!

– Это у тебя все насморки да кашли… – буркнула Динка и, войдя на крыльцо, встряхнулась, обдавая Никича фонтаном брызг.

– Стой, стой! Чтоб тебя мухи съели! Чего встряхиваешься, как кудлатка… Снимай с себя все мокрое. Не ходи в комнату – наследишь везде! Несуразница ты эдакая! – замахал на нее руками старик.

Динка встряхнулась еще раз и громко засмеялась. Это был первый смех после отъезда Леньки.

Из комнаты вышла Алина и велела сестре немедленно раздеться. Мышка принесла сухое платье, чулки… Динка переоделась и хотела уже идти в комнату, как калитка стукнула и Алина громко ахнула:

– Катя!

Катя, согнувшись под тяжестью узла и надвинув на лоб мокрый шарфик, с трудом шла по дорожке. Никич бросился к ней навстречу, за ним поспешила Алина… Мышка, не смея высунуться под дождь, ждала на крыльце… Только что переодетая и высушенная Динка стояла у перил и смотрела на подходившую тетку… Лицо у Кати было усталое, измученное.

– Назад? – спросил Никич, указывая на узел и взваливая его себе на спину.

– Костю увезли… сегодня ночью… – чужим, упавшим голосом сказала Катя.

Алина испуганно метнула глазами на Никича и, опустив голову, пошла рядом с Катей.

– Марина знает? – спросил Никич, подходя к террасе.

– Знает… Мы были вместе.

Они вошли на крыльцо; Никич положил на стол узел… Мышка бросилась к Кате, обхватила обеими руками ее мокрый жакетик. Катя нагнулась, обняла девочку.

Наступило тягостное молчание…

Никич закашлялся.

– Д-да… вот так… значит… Без суда и следствия… – пробормотал он.

Катя выпрямилась, блеснула зелеными глазами.

– По высочайшему повелению… В Тобольскую тюрьму… Как государственного преступника!.. – отрывисто, с ядовитой усмешкой и ненавистью сказала она.

Алина, прижав к груди руки, большими остановившимися глазами смотрела на тетку. Динка вспомнила, как ласково прощался с ней Костя…

В горле у нее защекотало, она отвернулась… У Никича затряслась голова, и, пробежав мелкими старческими шажками через террасу, он схватил со стола самовар и потащил его в кухню…

Холодный ветер вместе с дождем полоснул Динку по лицу, она отодвинулась от перил и тревожно спросила:

– А где эта Тобольская тюрьма? Это далеко? Там холодно?

Но ей никто не ответил. Катя молча обнимала старших девочек, и все трое молчали.

Динка потрогала Катин узел и тревожно заходила по террасе, припоминая вслух, в чем был одет Костя, когда его увела полиция.

– На нем была куртка… и летнее пальто… А шапку он не мог найти… его увели без шапки… – Она вдруг остановилась посреди террасы и тихо попросила: – Скажите же кто-нибудь, где Тобольская тюрьма? Там холодно? Там Сибирь?

Но вопросы ее казались праздным и неуместным любопытством в этот тяжелый момент.

– Молчи! – отрываясь от плеча тетки, сказала Алина. – Стыдно тебе! У нас горе, а ты…

Динка широко раскрыла глаза, растерянно улыбнулась.

– У вас горе?.. – переспросила она и, почувствовав себя одинокой и лишней, поспешно вышла.

Глава 73

Где Леня?

К вечеру приехала Марина. Как всегда, она внесла в поникшие сердца бодрость и надежду. Костя действительно был выслан, но никаких важных улик против него не было. Вызванная на очную ставку квартирная хозяйка показала, что жилец по фамилии Мордуленко был человек пожилой и ничего общего с Костей не имеет.

«Этого я и в глаза не видела… Напрасно вы меня и побеспокоили», – обиженно говорила вдова, не глядя на Костю.

Улик не было; но среди рабочих, которые хорошо знали и любили Костю, начались волнения. Испуганное тюремное начальство доложило о беспорядках, и по «высочайшему повелению» Костя был срочно выслан в Тобольск.

Марина рассказывала все это громко, не скрывая от детей.

– Единственная улика – это карточка Кости, доставленная в свое время Меркурием. Но сыщик исчез, и доказательств нет… – взволнованно заключила Марина, глядя на сестру.

– Да, но полиция ведет розыски… И ей уже известно, что в день своего исчезновения этот Меркурий был здесь. Известно и про ночные выстрелы, и про то, что Костя в это время был на даче у Крачковских… – с опасением сказала Катя.

– Ну и что ж? – пожала плечами Марина. – Мало ли, кто был на даче! Все это недоказуемо… А Меркурий уже не появится!

– Конечно, не появится! – вдруг весело сказала Динка. – Его давно съели раки.

Взрослые с удивлением переглянулись; на щеках Марины вспыхнул румянец.

– Не смей говорить о том, чего ты не знаешь! – потеряв на минуту самообладание, закричала она на девочку. – Не смей! Слышишь, не смей!

Динка испуганно попятилась, она никогда не видела мать такой сердитой.

– Я же молчу… я только вам сказала…

Но Марина уже взяла себя в руки:

– Ты большая девочка, Дина, и если мы что-нибудь говорим при тебе, то это только потому, что мы знаем, что ты все понимаешь и будешь молчать. Всякая лишняя болтовня может очень повредить Косте…

Марина, чувствуя себя виноватой, не нашла больше слов и с досадой замолчала. Бледное лицо Кати выражало упрек и недовольство. Никич тоже хмурился. Алина обиженно дулась… И все молчали…

Динка не могла перенести этого молчания.

– Я знаю больше всех вас, но я никому не скажу, потому что это страшная тайна, а я не выдавальщица! – с обидой сказала она и, уткнувшись в плечо матери, заплакала.

– Ну, будет, будет! – нахмурилась Марина и быстро переменила разговор. – Завтра воскресенье, я буду дома. Скажи своему Лене, чтобы он обязательно пришел. Мне надо очень серьезно поговорить с ним.

– Он придет, – всхлипывая, сказала Динка, – только не завтра… Он придет в новой одеже, у него уже есть ненадеванный матросский воротник… и бескозырка… Он придет…

– Какая бескозырка? Я ничего не понимаю! Скажи, чтоб обязательно пришел завтра, Дина… Я буду дома… – нетерпеливо перебила ее Марина.

Динка вытерла слезы и глубоко вздохнула:

– Он уехал, мама… На пароходе «Надежда». Его взял хороший капитан… Там будут давать знатный харч…

– Подожди! – взволнованно остановила ее Марина; Катя и Никич тоже вопросительно смотрели на девочку. – Говори правду! Где Леня? Послушай меня внимательно! Ты знаешь, кто такой дядя Коля? Ты слышала о нем когда-нибудь?