Теарнская партия - Сергей Раткевич

Феррен кивнул. Маг протянул браслет.

– Тонкие настройки вам ни к чему, все равно не разберетесь. Вот, смотрите. Этот камешек, красный… Если прикоснуться, он поможет подавить волю собеседника, если она, конечно, не превосходит вашу собственную. Зеленый камень помогает скрываться от наблюдения, надежно помогает, ни один маг при помощи колдовства вас никогда не увидит и не отыщет, если вы этого камня коснетесь и оное желание изъявите. Это заклятье требует возобновления каждые два часа, не забывайте, каждые два часа желайте, чтобы вас не увидели. И наконец, вот этот, желтый, камешек запоминает все места, где вы побывать изволите, и по вашему желанию перенесет вас туда, стоит лишь его коснуться и оное место в своей памяти воскресить. Вам все ясно?

Феррен кивнул.

– Вы все запомнили?

Феррен кивнул вновь.

– Повторите, – потребовал маг тоном наставника.

Феррен разозлился, но повторил.

– Отлично, – кивнул маг. – И в самом деле запомнили.

Феррен промолчал, выразительно скосив глаза на дверь и давая понять, что хотел бы откланяться.

– Станете королем – заплатите. Не заплатите – умрете, – внезапно и грубо сказал маг. – В день, когда станете платить, вернете мне браслет. Не вернете – умрете.

Маг провел ладонью перед лицом Феррена и исчез. И лишь тогда юноша почувствовал себя свободным. Незримые оковы спали. Он попятился, спиной толкнул дверь и вывалился наружу из той убогой развалюхи, лишь притворяющейся домом, в которой маг назначил ему встречу.

– Вот дурак! – вдруг ухмыльнулся Феррен. – Ом позабыл назвать сумму! Выходит, что я ничего ему не должен, раз он не сказал сколько…

«Сколько… или – что», – вдруг с ужасом додумал он и похолодел.

– Может, это я дурак?!

«Не заплатите – умрете», а чем я должен заплатить, чтобы не умереть? Чем?! Чего этот гад потребует?!»

– Вот сволочь! – шептал Феррен. – Вот же сволочь какая!

Он вынул и осмотрел оставленный магом браслет. Колдовской браслет, помогающий подавлять волю собеседника, «если она не превосходит вашу собственную», как сказал маг, браслет, скрывающий от магического наблюдения и помогающий переноситься в места, где хоть раз уже побывал.

Идеальная вещь для того, что задумалось!

«Однако… не слишком ли дорого я за нее заплатил? – размышлял Феррен. – С другой стороны, когда я сам стану королем, все маги отца будут подчиняться мне, так что этот белоснежный старикашка просто не сможет до меня добраться, чтобы стребовать должок. Его раньше того превратят в ма-аленькую такую кучку пепла».

Феррен покрутил браслет в руке.

Что ж, совсем недавно он еще сомневался, стоит ли совершать задуманное. Теперь же… глупо не использовать вещь, которая досталась тебе так дорого, даже если не собираешься за нее платить!

«А непотраченные деньги можно весело прокутить!» – мелькнуло у него в голове, и к нему мигом вернулось хорошее настроение. Наверное, из-за этого мага у него еще будут какие-то неприятности, но ведь не сегодня, верно?

– Девочка… настоящий умный и влюбленный юноша в самом начале всегда выглядит как болван. Берегись тех, кто говорит цветисто и держится уверенно. Как правило, он и не умен, и не влюблен, – наставительно сказала теарнская королева Айлин своей дочери, наследной принцессе Лорне.

– Мама, о чем это ты?! – возмущенно фыркнула принцесса, отрывая взгляд от листа бумаги, густо исписанного формулами.

– Да так, ни о чем, – пожала плечами королева. – Просто излагаю прописную истину. Или, как выражается твой профессор Шарнай, аксиому. Я побоялась, что он позабыл включить ее в свою умную книгу, которую ты читаешь. Эти гении, знаешь ли, страшно рассеянный народ. Вполне мог позабыть. Вот я и решила сообщить ее тебе, чтобы ты знала. Потому что это и впрямь важная вещь.

– Какая же это аксиома, мам? – рассмеялась принцесса Лорна. – Ну сама посуди, вот ты говоришь: «настоящий… влюбленный… юноша… – правильно? – в самом… начале… всегда… выглядит… как болван». Здесь же нет ни одного слова, которое можно было бы выразить в точных математических формулах!

– Что ж, по крайней мере, ты запомнила то, что я тебе сказала, – улыбнулась королева. – А значит, когда столкнешься с этой ситуацией в жизни, сумеешь во всем разобраться сама. И не наделать при этом печальных ошибок.

– Привет, принц! – воскликнул Карвен, входя в покои наследного принца Ильтара.

– Карвен! – Глаза Ильтара на миг радостно блеснули и тотчас погасли.

– Ильтар, что с тобой?

– Еще один ясновидящий на мою голову, – вздохнул Ильтар.

– Ясновидящий? – вопросил Карвен. – Да какой там, к демонам, ясновидящий, когда у тебя на роже… ой, прости, у наследных принцев не может быть рожи, верно? Значит, когда у тебя на лице все написано. Вот.

Ильтар грустно ухмыльнулся. Подошел к большому зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение.

– Может, – возгласил он. – Вообще-то этикет подобных вольностей принцам не дозволяет, но то, что имеется у означенного принца Ильтара, на данный момент никак не может называться гордым словом «лицо». Таких лиц, знаешь ли, в природе не существует, поскольку это противоречит ее мудрым законам. А это – самая настоящая рожа! И то, что на ней написано… ты прав, Карвен, – убитым голосом закончил он. – Мне и в самом деле плохо. А притворяться я устал. Все это время притворялся. Сам ведь понимаешь – бал. Не может наследный принц расхаживать на иностранном балу с такой вот рожей. Политика…

– Ну так не притворяйся, – участливо произнес Карвен. – Бал кончился. Сейчас тут никакой политики нет, можешь скорчить любую. А что случилось, расскажешь?

– Расскажу, – откликнулся принц. – Да я и сам хотел… нужно же мне с кем-то об этом поговорить?

Ильтар приглашающе кивнул в сторону кресел.

– А случилось то, что я влюбился, – негромко уведомил он, когда они уселись.

– И что? Она тебе отказала? Принцу? – удивился Карвен. – Или у нее кто-то другой есть?

Ильтар покачал головой.

– Не в этом дело.

Он вздохнул и выложил Карвену все.

И как он ее увидел, не впервые, но в первый раз по-настоящему. И как рухнул мир, тотчас вознесшись заново, но став при этом совершенно другим. И как исчезли все прежние слова. То есть они остались, конечно, просто говорить их стало невозможно. И как ему пришлось все-таки говорить, ведь она говорила с ним, нельзя же было молчать в ответ? А она говорила, говорила совсем другими, новыми словами. Говорила… говорила… Она была центром всего этого мира, который возник вот только что, прямо у него на глазах. И у нее были эти слова, были… а у него – не было. То есть не то чтобы совсем, но… они мучительно рождались прямо на языке. Они не поспевали рождаться. И он нес всякую чушь, каждым словом уничтожая себя все больше и больше. Превращаясь в полное ничтожество. В конце концов она не вытерпела этой пытки и ушла. А он остался. Один. Навсегда один.