Человек находит друга - Конрад Захариас Лоренц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самая любопытная особенность галочьей песни состоит в том, что птица как будто бы передразнивает себя самою. Все те различные крики, из которых состоит «язык» галочьего племени, вновь и вновь повторяются и перемежаются в этой песне. Все те позывки, с которыми мы уже познакомились, воспроизводятся распевающей галкой — «кья» и «киав», «цик, цик» и «уип, уип», и даже резкое «скрежетание», которое обычно используется для вызволения товарища из беды. У всех других известных мне птиц звуки «со значением» или вообще не включаются в песню, или же вставляются лишь в единичных случаях. Пение же галки целиком состоит из таких криков!
Но самое поразительное заключается в том, что каждый определенный звук сопровождается соответствующими жестами. Издавая «скрежетание», певец нагибается и трепещет крыльями, как и в момент истинной «реакции скрежетания». Произнося свое «цик, цик» или «уип, уип», он принимает угрожающую позу. Иными словами, распевающая галка ведет себя точно так же, как человек, с чувством декламирующий балладу. Он настолько поглощен своим чтением, что каждый отрывок рождает в душе определенные эмоции, которые невольно влекут за собой и соответствующую жестикуляцию.
Для человеческого уха эти многозначительные звуки, составляющие песню, кажутся неотличимыми от тех, которые птица произносит «всерьез» в подходящих жизненных ситуациях. Как часто, услышав громкое «скрежетание», я в страхе бросался к окну, боясь увидеть одну из моих птиц в когтях случайного хищника. И всякий раз оказывалось, что это декламирующая галка снова одурачила меня. Подобные случаи были постоянным источником удивления, поскольку они неизменно демонстрировали слепую и чисто рефлекторную сущность той реакции, которая используется для вызволения собрата, попавшего в беду.
И с другой стороны — сколько очарования таится в галочьих напевах, в тех многозначительных выкриках и в трогательной выразительности, сопровождающей их жестикуляции, для тех, кому знакома эмоциональность поведения этих разговорчивых птиц! Как прекрасны эти маленькие черные создания, когда они вдохновенно исполняют свои баллады, вызывающие в воображении волнующие картины и перипетии насыщенной событиями галочьей жизни!
Но песня одинокой Краснозолотой была поистине душераздирающей. Важно не то, как она пела, важно — что она пела. Вся ее песня была переполнена обуревавшими ее чувствами, вернее — одним-единствен-ным желанием: чтобы вернулись домой те, кого она утратила. «Киав!» — пела она. — «Киав», — и опять — «Киав», с различными модуляциями, в разной тональности, со всеми переходами от нежнейшего пиано до самого безумного фортиссимо. Другие звуки лишь изредка слышались в этом скорбном напеве. «Вернитесь назад, о, вернитесь!». Иногда галка прерывала пение и летела в луга, чтобы обследовать окрестности в поисках Золотисто-зеленого и всех остальных. «Киав», — снова и снова кричала она, уже всерьез.
С течением времени эти вспышки страстного ожидания становились реже, и Краснозолотая проводила все свое время, сидя на флюгере нашей часовой башни и утешаясь тихими песенками. Птица оплакивала Золотистозеленого, свою утраченную любовь. «Подобно статуе Терпения, она сидела здесь, меланхолично и горько улыбаясь».
Вот так Краснозолотой удалось сохранить колонию. Не склонный к чрезмерной сентиментальности, я на этот раз поддался горю птицы. Непрекращающиеся стенания Краснозолотой, доносящиеся с чердачной крыши, побудили меня вырастить новую партию галчат, которые и дали начало возродившейся альтенбергской колонии. Ради этой страдалицы я воспитал четырех молодых галок и, как только они приобрели способность летать, посадил их в вольеру вместе с Краснозолотой.
То ли из-за моей торопливости, то ли потому, что я был поглощен другими заботами, но увы! — я не заметил нового большого отверстия в сетке садка. И прежде чем новички успели привыкнуть к обществу Красно-золотой, все четверо были таковы. Сбившись тесной группой и тщетно пытаясь найти лидера в своей среде — я уже рассказывал о подобных вещах, — они кружились над садом, поднимаясь все выше и выше, пока, наконец, не приземлились далеко от дома, на склоне холма, покрытом густыми буковыми зарослями. Здесь я не смог бы найти галчат, а поскольку они еще не были обучены отзываться на мой призыв, то я почти потерял надежду снова увидеть своих питомцев. Конечно, Краснозолотая могла бы вернуть их домой, прибегнув к спасительному «киав». Старые «консулы» обычно заботятся о молодых обитателях колонии, которым грозит опасность заблудиться. Но Краснозолотая не считала этих четырех юнцов членами колонии, поскольку находилась в их обществе всего лишь полдня. Таким образом, положение вещей представлялось мне в самом черном свете, когда внезапно на смену полнейшему отчаянию пришла блестящая идея.
Я вскарабкался на чердак и в следующее мгновение вылез на крышу, держа в руках огромный черно-желтый флаг, некогда развевавшийся над домом моего отца в дни празднования юбилеев последнего императора Франца-Иосифа I. И сейчас, стоя на коньке крыши и прислонившись к громоотводу, я неистово размахивал этим символом политического анахронизма.
В чем же состоял мой замысел? Я рассчитывал с помощью этого своеобразного «пугала» загнать Крас-но-золотую на такую высоту, чтобы четверо юнцов, сидящих в рощице, заметили ее и подали голос. Тогда, думал я, старая птица, возможно, прибегнет к спасительной «киав-реакции» и тем самым сможет вернуть блудных детей домой. Красно-золотая была уже высоко, но, очевидно, не столь высоко, как того требовали обстоятельства. Я как сумасшедший размахивал императорским знаменем и издавал воинственные кличи краснокожих индейских племен. На деревенской улице начала собираться толпа.
Я решил отложить объяснение своих действий и продолжал эту странную манифестацию. Краснозолотая поднялась парой ярдов выше, и в этот момент галчата подали голос со склона холма. Я прекратил свою демонстрацию и, с трудом переводя дыхание, стал вглядываться в небо, где кружилась старая галка. В этот момент взмахи ее крыльев стали энергичнее, птица продолжала подниматься ввысь и, наконец, взяла курс в сторону леса. «Киав, — закричала она, — киав, киав», «вернитесь, вернитесь назад!». Я с большой живостью скатал знамя и в мгновенье ока нырнул в чердачный люк.
Не прошло и десяти минут, как четверо лоботрясов были уже дома с Краснозолотой. С этого дня она следила за ними более заботливо и никогда не позволяла в одиночку отлучаться из дому. Эти пятеро галок стали тем ядром, из которого позже возродилась густонаселенная колония, И во главе ее стояла старая самка — Краснозолотая.
Существенная разница в возрасте между этой птицей и другими членами колоний явилась
