Полнолуние: закон стаи - Алена Даркина

На этот раз Тевос потерял сознание после того, как мазь наложили и на грудь, и на спину.

…Он стоял на коленях в храме Эль-Элиона. Огоньки на стенах то колебались как пламя свечи, то застывали будто звезды. В любом случае света они не давали. В полной тьме он стоял на коленях и чувствовал себя абсолютно одиноким и беспомощным. Невольно вспомнились строки Елиегоэная, ногальского поэта:

"Погружаясь в себя, ничего не находим,

Там пустота.

Выходим в космос, рыщем взглядом,

Ан, и там ничего,

Кроме звезд"1.

1 И. Лобанов.

Елиегоэнай был смелым поэтом, чего стоит хотя бы это словечко "космос". Не "вселенная", как в священных книгах, а космос — как у ученых-астрологов. Другие боялись использовать в поэзии слова из научных трактатов, а он не боялся. Поэтому других забудут, а его будут помнить…

"Ничего, кроме звезд". Вот так он себя и чувствовал сейчас: ничего кроме звезд. Все надежды напрасны, если они не справятся сами, никто не поможет. Но он все же стоял на коленях и ждал чего-то.

Будто ветер пролетел по храму, будто чья-то рука погладила по голове, и он оказался среди стаи. Впереди стояли князья — все как один старше его. Смотрели сурово и недоверчиво, а он запрокинул голову к небу и заговорил: об урожае, о смерти, о войне, о голоде, снова о смерти… И лица князей суровели, а потом что-то вроде мимолетного страха коснулось их — тоже походило на ветер, пронесшийся по лицам. В следующее мгновение кто-то обхватил его сзади и бросил в чан с кипящим серебром. Тело горело, кожа облазила клочьями, а он все вытягивал шею, чтобы увидеть там в вышине звезды. Хотя бы звезды, раз больше ничего нет…

К вечеру Тевос пришел в сознание. Страшно мучила жажда. Девушка с диковинным именем Ойрош спала в кресле рядом с ним. Свеча стояла позади, на столе, так что лицо не разглядеть: вместе с жизненными силами ушла и острота зрения оборотня. Лишь обоняние еще помогало отличить дочь от матери.

Кажется, герцог решил сегодня больше не беспокоить Тевоса. Тазраш никуда не торопился, поэтому дал пленнику немного оклематься.

Тевос приоткрыл рот, но так и не смог произнести ни звука — настолько пересохло горло. Ужасно чувствовать собственную беспомощность, но не страшнее, чем в видении, которое промелькнуло только что. Он всматривался в сторону девушки, надеясь, что она почувствует взгляд. Не выдержав, глухо застонал. Ойрош вскочила, подбежала к нему.

— Что? — с тревогой спросила она. — Вы что-то хотите? Может быть, пить? — безошибочно угадала девушка. Тевос облегченно закрыл глаза.

Ойрош поднесла к губам бокал, но он резко дернул головой. Только вина не хватало.

— Не хотите вина? — сообразила девушка. — Дать воды?

Он вновь выразил согласие. Вода, которая полилась в рот, показалась сладкой. Она несла облечение и силу. Тевос опустошил кружку и с облегчением откинулся на подушки. А затем прошептал с мольбой:

— Прикройте меня чем-нибудь!

— Вам холодно? — изумилась девушка.

— Да, — соврал он.

— Не может быть, — обличила она. — Вы стесняетесь. Но на воздухе раны заживут лучше. Хотя… — Ойрош легким движением прикрыла его снизу.

Тевоса это вполне устроило. Теперь он мог продолжать рассматривать спасительницу.

— Вам лучше? — осведомилась она, заметив этот взгляд.

— Да, — голос тоже обрел силу.

— Можно поговорить с вами?

— Ойрош! — в голосе матери отчетливо прозвучал упрек.

Девушка коротко глянула в ее сторону.

— Как вы считаете, я веду себя неприлично? — поинтересовалась она.

— Нисколько, — вожак даже улыбнулся, хотя ожоги на лице тут же дали о себе знать и он, охнув, сморщился и прикрыл веки.

— Вот видишь, мама. Да и вообще что значат здесь и сейчас приличия? Ты не знаешь, сколько нам осталось… — эти слова Ойрош произнесла ровным, почти безразличным голосом. Говорила о смерти, как хозяйка рассуждает о грядущем посеве: может, распогодится и посеем завтра, а может и на неделю придется задержаться. — Как вас зовут? — обратилась она к оборотню.

— Тевос, — представился он. — Тевос Восгран.

— Я Ойрош Шонгкор, а моя мама — Унайзат Шонгкор. Она сейчас краснеет и смотрит на меня с укоризной. Порядочные девушки не ведут себя так, как я. Вы тоже так считаете?

— Нет, — он постарался говорить серьезно, хотя это нелегко давалось. — В стае девушка может начать разговор так же как мужчина и никто ее не осудит.

— В стае, — повторила Ойрош эхом. — Отец не любит стаю, — заметила она. — Может, потому что он никого не любит, кроме своей семьи, а может, потому что боится, что вы попытаетесь прогнать его, и начнется война. А вы берете в плен людей? — она прищурилась.

"Вряд ли меня спасет кто-то кроме стаи, — решил Тевос. — Как чувствовал…"

— Нет. Мы стараемся не иметь отношений с людьми.

— Почему? — разговор Ойрош вела будто без всякого интереса. "Хочет чем-то занять себя, чтобы меньше думалось о грустном. И задала вопрос, для того чтобы просто спросить о чем-то. Я отвечу", — Тевос не судил девушку за это, он готов был послужить ей хотя бы так.

— Наверно, это традиция. Мы считаем, что люди превратили поклонение Эль-Элиону в обряд, они не вкладывают в это душу, потому что погрязли в грехах.

— То есть, общаясь с людьми, вы можете оскверниться?

Тевос пригляделся: "Я ее задел?"

— Не совсем. Люди могут заразить нас. Заразить пренебрежением к заповедям Эль-Элиона.

— Вы так нестойки? Что же у вас за вера?

"Точно. Обиделась. Столько высокомерия…"

— Я не хотел вас оскорбить. Как я сказал, это скорее традиция и скорей всего ложная. Подкрепленная тем, что люди ненавидят нас и стараются убить при первой возможности.

Ойрош кивнула. Тут же встрепенулась:

— Может, вы хотите есть? У нас есть немного каши…

— Нет, — устало пробормотал он. — Я, пожалуй, посплю немного. Устал.

— Простите!

Он собрался сказать, что ничего страшного, что приятно было поболтать с ней, но не смог. Силы стремительно покидали его. Слова пронеслись в мыслях и канули в чернильную тьму беспамятства.

В это же время в замке.

Илкер очнулась и испуганно обвела глазами комнату. Неужели она еще во дворце? За время болезни сонь и реальность переплелись так тесно, что она не сразу понимала, на каком свете находится. Рядом с кроватью на стуле сидела подруга. Пайлун заметила, страх в глазах девушки, хотя и не знала его причину. Ласково вытерла лоб влажной тряпицей. Пожалела:

— Бедная, как же ты могла так простудиться?

Илкер вздохнула: болезнь это не самое страшное. Но почему во сне видится один и тот же город? Разве такое бывает? Хотя, наверно, в болезни бывает еще и не такое. К тому же Пайлун дает какое-то лекарство. Кажется, она говорила, что его принес Полад. Но странно, что всегда происходит одно и то же: как только она принимала лекарство, хотелось спать. А когда она засыпала, попадала в город со страшным храмом — Храмом судьбы. "Так может, это лекарство так действует?" Пайлун и сейчас поднесла к ее губам чашку. Илкер попыталась отвернуться, как в прошлый раз, но на этот раз подруга осталась непреклонной.