Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Долгие пять дней умирала Наталья. Когда с губ ее сорвалось последнее дыхание, в душе у императрицы что-то перевернулось.

«Я обратилась в камень», — писала она.

Тело покойной вскрыли, обнаружили очень большого «правильно сформированного» мальчика. Он был очень крупным, и великая княгиня, у которой был искривлен позвоночник, не могла его родить. Трагическое происшествие никого не оставило равнодушным. Павел от горя впал в бешенство. Он ломал стулья, бил зеркала и грозил покончить с собой. Екатерина поступила неосмотрительно, когда, пытаясь вернуть сыну здравомыслие, сделала так, что он узнал о неверности жены. Эго открытие лишь обострило его чувство безысходности и усилило ненависть к матери.

При дворе объявили траур. Было решено похоронить великую княгиню в Невской Лавре. В эту пору императрица встретила день своего сорокасемилетия. С грустным чувством провожая его, она подумала о том, что если тяжкое испытание не погубило ее, не расстроило разум, то теперь ей уже нечего бояться.

Глава 25

Екатерина, перешагнув пятидесятилетний рубеж, не переставала изумлять Европу и весь мир. Неприметная дочь никому неизвестного воина, она стала правительницей империи, простиравшейся от берегов Балтики до восточной Сибири. Заслугам ее не было числа: победительница в войне, провозвестница мира, законодательница, покровительница искусств, путеводная звезда просвещения для темных людей железного века. Похвалы в ее адрес расточали во всех странах. Ее имя было известно любому образованному человеку. Годы правления, благоприятные для России, помогли рассеять дурные слухи, которые ходили о Екатерине.

Принц де Линь, тайный советник, прибывший в Петербург для налаживания военного сотрудничества между Россией и Австрией, близко познакомился с императрицей. Вот как описывал он ее в возрасте пятидесяти лет: «Ее лицо носило печать гения, справедливости, отваги, глубины, невозмутимости, свежести, спокойствия и решимости. Искренность и веселость не сходили с ее губ, — писал он. — Едва ли кто замечал, что она была низкоросла».

Если Екатерина, показалась де Линю малорослой, то только из-за своей тучности. («Люди в России обычно толстеют», — заметил принц де Линь.) Седая, с гладко зачесанными назад и завязанными в узел волосами, Екатерина оставляла впечатление спокойствия и здравомыслия. Платья она носила элегантные, но простые. Дамы в ту пору много часов проводили перед зеркалом, драпируя себя в немыслимо фантастические костюмы и укладывая волосы в мудреные локоны, из которых сооружались прически порой в фут высотой.

Барон де Корберон, оценивая характер Екатерины, был озадачен. Он признавал, что женщиной она была замечательной, и все же то, что он видел, не укладывалось у него в голове. А видел он свойственное Екатерине «неслыханное сочетание отваги и слабости, образованности и неосведомленности, твердости и нерешительности. Она всегда бросалась из одной крайности в другую, — писал он, — тысячами всевозможных граней поворачивается она, и внимательный наблюдатель тщетно пытается понять ее, ухватить ее сущность. Расстроенный своими бесплодными усилиями, он в растерянности ставит ее в один ряд с видными актрисами, не в состоянии поместить ее среди великих правителей».

Корберон не мог совместить гуманизм Екатерины с ее величием и неимоверной работоспособностью. А кроме того, Екатерина была человеком изменчивым, легко превращаясь из самодержицы в Гостеприимную хозяйку или остроумную собеседницу. Она никогда не становилась в позу. Ее естественность выделяла ее среди других в век наигранности и притворства. Она не скрывала от придворных какие-то стороны своего «я» (за исключением, конечно, того «я», которое проявляло слабость и способно было плакать. Это она старалась скрывать, что не всегда ей удавалось). Как писала фрау Бьелке, с которой она состояла в переписке, Екатерина «одной рукой издавала законы, второй занималась рукоделием».

После того как фаворитом стал Завадовский, — а Потемкин все еще оставался супругом и получал наград больше, чем прежде, — репутация императрицы пострадала. Моралисты за ее спиной перешептывались и хихикали. И не только моралисты: люди, которые не осуждали Екатерину за ее непостоянство в личной жизни, тем не менее быстро смекнули, что такое поведение наносит ущерб политике. Будучи государыней, она не имела права идти на поводу чисто житейских желаний. Ей полагалось в первую очередь думать о чести своего высокого кабинета. А она эту честь подвергала угрозе.

Английский посланник сэр Джеймс Харрис, огорченный неудачной попыткой нанять русских солдат для участия в войне Англии со своими американскими колонистами, нарисовал весьма нелестно портрет Екатерины. По словам Харриса, Екатерина изменилась и далеко не в лучшую сторону. Первые семь или восемь лет она правила, как он считал, благоразумно и с достоинством. Но в последние годы императрица была под сильным влиянием Фридриха Великого. Она стала циничной и безнравственной. Особенно сильно проявилась ее — «склонность к сладострастию», приведшая к «излишествам, которые порочат женскую сущность во всех сферах жизни».

Разрыв Екатерины с Григорием Орловым, по мнению Харриса, был непростительной ошибкой, поскольку Орлов, хотя и далекий от совершенства, все же был «человеком цельным и абсолютно честным». Орлов никогда не льстил императрице, но после его отъезда Екатерину окружали одни льстецы, которые и испортили ее… Теперь ее суждения были замешаны на их лести. Ею овладели «недостойные наклонности», и она без сопротивления поддалась им.

«Ее двор, — писал Харрис, — которым она повелевала когда-то с величайшим достоинством и соблюдением всех приличий, постепенно стал гнездом разврата. Это падение в пропасть случилось в то короткое время, которое я находился в стране».

Только чудо способно вызволить императрицу из теперешнего тяжелого состояния, сообщал Харрис своему правительству, добавляя, что, на его взгляд, в ее возрасте на такое чудо надеяться не приходится. По мнению Харриса, за всем этим стоял Потемкин. Он подчинил Екатерину своей власти. Он был неразборчив в средствах и пользовался ее слабостями и желаниями, о которых знал благодаря их близости. Он убедил ее в том, что сын якобы намерен захватить трон и только он, Потемкин, есть тот единственный человек, на которого она может уповать, и кроме него никто не сможет предотвратить эту беду. Потемкин постарался подорвать доверие Екатерины к братьям Орловым, которые двадцать лет были ее верными сподвижниками. Он сказал, что Алексей, бросал жребий с великим князем Павлом в ожидании переворота. Он делал посмешищем больного Григория, рассказывая о его женитьбе на совсем юной, как дитя, невесте.