Обрекающие на Жизнь - Анастасия Парфёнова

— Сегодня — особенный случай. Очень особенный, — взмахом ушей приказала закрыть тему, и, как ни странно, жест был понят. Похоже, я не ошиблась в этом молодом человеке.

— Да, эль-леди, — он произнёс это с мягкостью, которую незнающий мог бы принять за доброжелательность. Почти нежность.

Грифон, хотя и был незнающим, обладал достаточным опытом, чтобы почуять неладное. Если вначале осторожной Орлине пришлось чуть ли не силой удерживать темпераментного героя, то теперь он сам вдруг впал в задумчиво-наблюдательное настроение, которое обеспокоило меня больше, чем любые вспышки ярости. Он всё ещё оставался абсолютно невежественным там, где дело касалось произошедших за последние века изменений, но, похоже, был полон желания сначала подумать, а потом уже действовать. И встретившись с его внимательным, пугающе умным взглядом, легко было поверить: всё, что писали об этом человеке в исторических книгах, — правда. Он может стать проблемой.

Или решением.

С некой абстрактной точки зрения я даже симпатизировала ему. Что за кошмар: принять героическую смерть и оказаться жесточайшим образом воскрешённым. Да ещё по ошибке, во имя Ауте и всех её порождений! Проснуться века спустя после того, как умерли все, кого ты знал и кто был тебе дорог. И обнаружить, что с Империей, ради которой ты не щадил ни своей, ни чужой крови, случилось то… что случилось. На самом деле он удивительно достойно всё переносил. Сверхъестественная стабильность. Я бы в сходных обстоятельствах, даже при всей хвалёной гибкости вене, давно бы билась в истерике. Или, что более вероятно, била окружающих. Да, с абстрактной точки зрения его можно было пожалеть.

Увы, Теи никогда не были склонны к абстракциям. Мы удивительно конкретные существа. Этот… человек в буквальном смысле слова приложил руку к тому, чтобы менталитет Оливулской Империи сформировался так, как сформировался. Он, даже в большей степени чем те, кто отдал и выполнил приказ, был ответствен за бездумное использование этими высокомерными тварями биологического оружия. Логично или нет, но я винила Грифона Элеры за то, что сразу после открытия Врат на Эль-онн они бросились нас завоёвывать. А когда не получилось, не раздумывая обрушили на мой народ Эпидемию. И цвет эльфийского общества оказался выкошен в результате сознательно осуществлённого людьми геноцида.

Всё, что случилось потом, корнями упиралось вот в этого высокого легендарного человека и его деяния. Вот пусть он теперь и расхлёбывает!

Укрепившись в своём решении, фаталистично взмахнула ушами.

Ауте станет милой и пушистой прежде, чем Антея тор Дериул-Шеррн начнёт сочувствовать оливулцу. Dixi. И это — ещё одна причина, по которой я должна уйти. Лучше так, чем, подобно Ийнелю и другим древним, тысячелетиями носить в себе не находящую выхода ненависть.

— Грифон, — сделала шаг ему навстречу, парируя испытующий взгляд точно таким же. Склонила голову набок, поправила выбившуюся из-под шёлкового капюшона прядь. — Ситуация… много сложнее, чем вам сейчас представляется. Не предпринимайте ничего, пока хоть немного не разберётесь в происходящем. Ни в коем случае не предпринимайте ничего сегодня вечером, — это не было просьбой, это было приказом, приказом того, кто имел полное право приказ отдавать. — И… удачи.

Они не поняли. Но они испугались. Смертные не так безнадёжны, как может показаться.

Я отвернулась. Подняла тонкую когтистую руку, совсем переставшую дрожать, и нежно отбросила занавес в сторону. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий морем и почему-то апельсинами воздух. Шепнула:

— Смотрите.

На это стоило посмотреть.

Большой Зал Шеррн-онн в день Совета… потрясал.

Он был огромен — но это слово слишком пресно, слишком обыденно, чтобы передать всю бескрайность простирающегося перед нашими глазами пространства. Сегодня свет был притушен. Зал утопал в тенях и мягких бликах от покачивающихся на ветру светильников, но и в солнечный день ты с трудом мог различить противоположные стены — так велико было расстояние между ними. Что же до пола и потолка, я не уверена, что в этом месте они вообще существовали.

Но самое удивительное — это эль-ин. Тысячи эль-ин. Миллионы эль-ин. Высокие, утончённые, стремительно-гибкие фигуры, беззвучно скользящие по балконам и террасам, будто причудливой резьбой, покрывающим стены Зала. Точно облако тропических бабочек, слетевшихся со всех Небес ради самого главного танца. Буйные гривы, огромные миндалевидные глаза, пылающие во лбах живые камни. В любой другой день у вас в глазах зарябило бы от яркости крыльев, от затейливых индивидуальных и клановых одежд и макияжа.

Не сегодня. Не сегодня.

Они не распускали многоцветные крылья. Они скрыли под капюшонами длинные волосы. Они все, все как один были одеты в длиннополые плащи. Снежно-белого, удивительно чистого цвета.

Миллионы высоких, тонких фигур в струящихся белых одеяниях, беззвучно скользящих среди причудливых теней и призрачной музыки. Они казались призрачными, нереальными, точно забытый сон. Они казались такими… такими далёкими.

— О Ауте… О милосердная. О Вечная Юная…

Полный траур. Все кланы, все генетические линии надели священное белое. Такого Эль-онн не знала уже очень и очень давно. Невероятно. После всех этих лет мой народ наконец позволил себе горевать о любимых, потерянных во время Эпидемии. Быть может, сегодня мы попытаемся отпустить призраки, так долго витавшие за нашими спинами.

Может быть, мы даже попытаемся простить.

Я, впрочем, сомневалась, что последнее у нас получится.

— Антея-эль?

Ворон. Кажется, он не в первый раз меня окликал. Медленно повернулась к смертному, обожгла его потусторонним, совершенно нечеловеческим взглядом.

— Что-нибудь… не так? — Он чувствовал, не мог не чувствовать, что привычный мир плохих захватчиков-эльфов и отважно сражающихся с ними непокорных людей летит кувырком. Установки и представления, такие простые, такие ясные и уютные, вдруг зашатались, и смертные не могли понять, как и почему это происходит.

— Белый — цвет траура, — мягко шепнула я, объясняя всё и не объясняя ничего. Вновь повернулась к залу, прижавшись щекой к арке прохода. Пила дивное зрелище, как пьют старое вино и апельсиновый сок, — медленно, смакуя каждый глоток.

Среди закутанных в белое эль-ин особенно ярко выделялись фигуры гостей. Их всех собрали на одном уровне в целях безопасности. Их же собственной.

Оливулцы — в своих официальных полувоенных комбинезонах угольно-чёрного, сливающегося с тенями цвета. Их массивные фигуры казались скоплениями темноты, а мрачные лица и эмоции лишь усиливали впечатление. Контраст со светлой печалью моего народа был поразителен и очень драматичен.