Дорога сильных. На пороге мира - Анна Попова

И храмы строили, все как один, устремленные в небо, ведь чем выше шпиль, тем проще достучаться до богов.

А потом, после Второй Войны Магов, все изменилось. Боги замолчали, позабыв про людей, мир начало лихорадить от магии, рухнувшей на землю, и из дыр, пробитых в иной мир, полезли твари, привлеченные запахом силы. Храмы забросили — в них больше не было смысла.

И теперь в одном из них спал их отряд, используя священное место как укрытие. Просто стены и крыша над головой.

Марина лежала на спине, а к боку, ютясь с ней под одним плащом, прижималась теплая Лиза. Девочка отключилась давно, и Марина завидовала ее ровному дыханию, крепкому сну. Она казалась… другой. Словно темные земли сбили с нее маску нытошной младшей сестры, и обнажилась суть: стойкая, жесткая. Суть человека, способного прошагать много километров, не забиться в истерике при атаке иных тварей, закусить ими на ужин и спокойно лечь спать. Марина уже не знала, кто из них двоих сильнее.

Сестры. Иногда болезненная, но такая крепкая связь.

Сама она уснуть не могла. Лежала, стараясь не думать о тяжелом пути, который они прошли, и о том, что путь этот не завершен. Об иных тварях, которые остались снаружи, и воронье, что, расклевывая добычу, почти не реагировало на людей. О колоколе, калларе, чей низкий гул и на нее действовал так, что дыхание замирало в груди, и хотелось бежать без оглядки.

Значит ли это то, что и она… немного… иная?

— …знаешь, Вик, — донесся до нее едва слышный шепот Линды, — я все думаю о том торийце.

Парень хмыкнул.

— Тебе что, подумать больше не о чем?

— Эй, я серьезно! Вот Снур все спрашивал, почему он меня не убил. А я не знаю. Правда, не знаю. Он… как-то изменился, когда понял, что я гьярравара… ну, что-то вроде нее. Болтать начал. Сказал, что во мне много силы, что ему жаль. Предложил идти с ним. А потом… оставил там и отошел. А я в него нож всадила.

Линда прерывисто вздохнула. Раздалось шуршание и звук поцелуя. Марина замерла, краснея. Она хотела бы заткнуть уши, чтобы не слышать все это, но боялась пошевелиться. А то подумают еще, что подслушивает.

— Ты сделала бы что-то иначе, повторись это вновь?

— Я… нет.

— Вот и ладно. Вот и спи.

Она фыркнула и снова зашуршала, видимо, устраиваясь удобнее. Парень, помолчав, сказал:

— Порой остается выбор между «плохо» и «еще хуже». Там просто нет варианта «хорошо для всех». Мне жаль, что тебе пришлось этот выбор сделать, но… это не твоя вина.

Марина закусила губу. Линда опять кого-то убила, и терзается из-за этого. Крепко зажмурилась.

Неужели она и вправду думает «опять» и «кого-то убила» в одной связке? Без содрогания? Куда катится мир?

И что этот мир приготовил для нее?

Маргарита

Очень хотелось проснуться утром в доме, который привыкли считать временным, но своим. Увидеть над головой грубо струганые доски, почувствовать ладонью колкость травинок, вылезших из матраса, услышать сопение Оленьки — девочка простывала так часто, что к ее шмыгающему носу уже все привыкли. Хотелось полежать, ощущая, как просыпается дом. А потом встать, умыться и пойти готовить завтрак на вечно голодную толпу ребят — или гонять девчонок, чья очередь пришла кашеварить.

Так спокойно и тихо было. И как они могли жаловаться на что-то — тогда?

Маргарита вздохнула и села, открывая глаза. Нет у них больше дома, даже временного. Есть темные земли и дорога, что кажется бесконечной.

Еще больше, чем проснуться в привычном доме, ей хотелось отрастить пару лишних рук и бесконечный резерв магии. Ее опять не хватало на всех. Царапины и ушибы у ребят, множественные укусы, которые требовалось обеззаразить. Весьма потрепанная Линда — с сотрясением, глубоким порезом на плече и трещинами в ребрах. Не столь потрепанные гьярравары. Мия, которая, хоть и пришла в себя, была очень слаба.

Подранная хищной тварью Юля стабилизировалась еще вчера. Там не было ничего такого, с чем бы Рита не справилась, и раны, с виду страшные, не угрожали жизни. Но… девочку было откровенно жаль, и Марго выкладывалась по полной, подстегивая регенерацию, восстанавливая подвижность левой руки, собирая из клочков кожу на груди, чтобы не остались страшные шрамы. Макс от ложа больной почти не отходил. Переживал, бедняга.

Первый, о ком, очнувшись, спросила Юля, был грен Лусар, и Маргариту это насторожило. Ну не должна была девочка, которая от болевого шока и кричать-то поначалу не могла, так волноваться за мага. Рита смотрела на бескровное лицо пострадавшей, на искусанные губы, светло-рыжие волосы, от пота слипшиеся на висках, и тихонько зверела.

Линда говорила вчера, что ей так надоело плавать в тумане, двигаться, не имея ни сведений, ни ориентиров. Быть овечкой в стаде, которая поймет, что ее решили пустить под нож, лишь когда это случится. И Марго ее понимала. Очень хорошо понимала.

Она даже встала, стискивая кулаки, и прошагала к магу, твердо уверенная, что устроит допрос, но… замерла, не дойдя до него десятка шагов. Грен Лусар обсуждал план отхода со Снуром, но обернулся, будто чувствуя ее приближение. Несвежая одежда и усталый, но внимательный взгляд. Прямая спина и готовность решать любые проблемы.

— Маргарита, ты что-то хотела?

Девушка выдохнула и медленно покачала головой.

— Не сейчас, — сказала скорее не ему, а себе.

Да, у нее куча вопросов, ее бесит неопределенность и недоговорки, но… не сейчас. Не в темных землях, когда все устали и злы, и для полного счастья им не хватает только вцепиться друг другу в горло. С этим иные твари справятся, им только шанс дай. И пусть маг преследует свои цели, но без него они бы давно пропали. Она спросит его обо всем, но — потом. После.

Развернулась резко, и взметнулась юбка, взлетели тяжелые косы, хлопнули по спине. Хотелось побыть одной, но на загаженную площадь было нельзя и, признаться, совсем не тянуло, и Рита прошла в алтарную часть храма.

Они ночевали ближе к дверям, где было меньше окон и потолок не так высок, здесь же от простора с непривычки кружилась голова. Храм, широкий и в притворе, тут расходился двойным кольцом. На внешнем, каждая в своей нише, стояли статуи богов, и вздымались над ними шпили, полые изнутри. На внутреннем — витые колонны, поддерживающие свод, три ступени вниз и идеально ровный круг пола с выложенным синей мозаикой узором, похожим одновременно и на мандалу, и на октаграмму.

Спускаться в центр было слишком