Без помощи вашей - Роман Суржиков

Бекка сказала пару любезностей чете Шейландов, они ответили взаимностью. Леди Иона вновь обратилась к Мире:

– Как поживает ваш прекрасный медведь?

– Его зовут Маверик. Он полон бодрости и пользуется большим успехом среди дам. – Мира величаво подняла руку, подражая медведю на нортвудовском гербе, и леди Иона хихикнула. – А как здоровье вашего брата?

– К сожалению, я давно не получала от него вестей. Эрвин сейчас в Запределье с благородной миссией – расширить границы империи.

– Это так славно!

Тем временем очередь подвинулась ближе к трону. Отходя от императора, часть гостей возвращалась в зал, а часть задерживалась около пары альмерцев. Вскоре вокруг леди Аланис собралось неспокойное колечко молодых людей. Хотя бы в этом, надо признать, из нее может выйти хорошая императрица: подданные будут заискивать перед нею старательней, чем перед самим владыкой. Герцог Айден удалился из этого кольца ухажеров и передвинулся поближе к креслу Адриана. Теперь казалось, что он принимает приветствия наравне с императором.

Шут Менсон указал на герцога пальцем и вскричал:

– Крадется! Крадется-ааа! Расползлись из альмерского кубла, нигде спасу нет! Владыка, владыка, не пускай змею к трону!

Император потрепал шута по затылку.

Подошел с приветствием лорд Лабелин – весьма тучный правитель Южного Пути. Шут сразу переключил внимание на него:

– Бегемот! Вот бредет человек-бегемот! Закуски, сыры, свиные ребрышки, куриное бедро…

Лабелин попытался перекричать Менсона:

– Ваше величество, я говорю, что желаю вам…

– …пироги с треской, утка в яблоках, клюквенный соус, – неутомимо трещал шут, – телячьи котлеты, печеная репа, блины, блины, блиныыыы!

Император движением руки отпустил Лабелина, тот ретировался, красный, как рак. В очереди слышались смешки.

Наконец, подошел черед Миры с Беккой. Они опустились в реверансе перед владыкой. Шут нацелил узловатый палец в лицо Мире:

– Ты… тыыы!..

Она похолодела, ожидая, что сейчас Менсон заявит: «Ты – Минерва. Минерва-аа!» Однако шут вдруг заткнул себе рот кончиком бороды. Пожалуй, он не так уж и плох.

– Леди Бекка, приветствую вас на празднике лета. Леди Глория, рад, что вы посетили нас впервые. Надеюсь видеть и на будущих балах.

Ничего вы не надеетесь, – подумала Мира, глядя на кристальную рукоять Вечного Эфеса, – вам плевать.

– Ваше величество, я счастлива разделить с вами праздник.

Они отступили в сторону, а владыка уже поздравлял Шейландов со свадьбой. Его голос звучал устало. А ведь это нелегкий труд, – внезапно смекнула Мира, – поприветствовать лично сотню человек, принять от каждого порцию лести, раздать всем по глотку благосклонности.

Вот и граф Шейланд с Северной принцессой оказались в стороне. Очередь подходила к концу, последней шла Валери Грейсенд из Южного Пути. Она не принадлежала к семье землеправителя, однако очень уж хотела попасть на глаза владыке и перемолвиться с ним словечком. Ее большие глаза из печальных стали востороженно мечтательными. Она сделала реверанс, еще и склонилась вперед всем телом, подставляя весьма заметное декольте под взгляд Адриана.

– Леди Валери, мои приветствия вам, – сказал владыка, глядя выше ее головы.

– Я не могу передать, как счастлива… – грудным голосом заворковала Валери и тут же была прервана шутом:

– Ма-ма-маркиза Грейсенд! Грейсенды теперь – Великий Дом? Хо-хо, почитай их, владыка! Сегодня стала землеправителем, завтра будет Праматерью!

Леди Валери метнула в шута взгляд, полный ненависти, но тот вскричал в ответ:

– Ах-ха, пышечка сшила себе платье! Владыка, владыка, посмотри, какое чудесное! Что надо – все видно…

Император хлопнул его по макушке, и шут умолк.

– Простите его, леди Валери. Бедняга обделен умом.

– Конечно, конечно, ваше величество! – громко зашептала девушка. – Я счастлива быть с вами, и ничто не омрачит этого чувства! Пусть же этот день принесет вам радость и беззаботное веселье! Отрешитесь ото всех государственных хлопот, что тяготят вас, и наслаждайтесь праздником, как и я! Умоляю вас! Вы сделаете меня счастливой, если позволите свету радости озарить ваше лицо!

Владыка Адриан старался удержать благосклонную улыбку, но не вполне справлялся. Леди Аланис наблюдала сцену с явным удовольствием, Бекка Южанка хихикнула.

– Леди Валери, благодарю вас за теплые слова, – прервал Адриан словоблудие маркизы. – Ступайте, предавайтесь развлечениям.

Возможно, ударение на слове «ступайте» было слишком заметно. Валери отошла, растерянная, и печально воззрилась на императора.

Происходящее начинало забавлять Миру. Она редко видела театральные представления, но любила их. А это действо было не хуже.

– Постой-ка, давай еще немного поглядим, – задержала она Бекку.

Герцог Айден Альмера подступил ближе к владыке и приглушенно заговорил, Мира услышала лишь слова «бедная девушка». Император нахмурился. Кажется, герцог настойчиво советовал ему что-то. С другого бока, опасливо обойдя Менсона, к трону подобрался лорд Лабелин. Его слова Мира расслышала лучше:

– Ваше величество, шут совсем распоясался! Нельзя позволять ему подобное, он унижает…

Герцог Альмера прошил Лабелина холодным взглядом, призывая не лезть в разговор. Тот, однако, не умолкал. Сдобная леди Валери стояла в десятке шагов от трона, глядя на владыку печально и сочувственно. Она всем видом выражала понимание, как тяжело ему приходится, а также готовность утешить любыми дозволенными способами.

Такая вот была мизансцена: два лорда-землеправителя наперебой шептали в уши владыке, претендентка в невесты оглаживала его томным взглядом, еще с две дюжины гостей крутились около, надеясь на долю государевого внимания. И тут рука императора легла на Вечный Эфес. Тот самый, что покидает ножны лишь в исключительные дни: при коронации, начале войны и суде над первородным. Выдвижение клинка из ножен даже на пару дюймов означает, согласно традиции, огромную важность сказанных слов. Пальцы Адриана сжались на рукояти. Оба лорда не видели этого – они пытались испепелить друг друга взглядами. Видела лишь Валери – напряглась и замерла, едва владыка коснулся Эфеса.

Император смотрел в сторону, мимо девушки… и вдруг, со скучающим видом, выдвинул клинок на треть! И тут же сунул обратно в ножны. Прозрачный кинжал сверкнул – и сразу скрылся. Клац-клац.

Валери ахнула, с нею и несколько человек из толпы. Герцоги умолкли, поняв, что пропустили нечто. Люди, видевшие кинжал, силились угадать: что же было сказано, что означал обнаженный Эфес? Осязаемое напряжение повисло над залом.

А Мира с неожиданной ясностью поняла, что это было. Шутка – вот что. Напыщенная, угодливая, льстивая толпа, ловящая каждый жест владыки – разве это не забавно? Он сделал крохотное движение – просто ради шутки. Туда-сюда. Клац-клац. И все оцепенели, будто узрели второе Сошествие Праматерей!

Тогда Мира… наверное, пять бокалов – это было чересчур… словом, она расхохоталась. Во все горло – громко, звонко, заливисто. Зал провалился в тишину, гости уставились на смеющуюся девушку.

Бекка сжала ее локоть:

– Глория… Глория!

Мира, наконец, утихла и лишь теперь заметила устремленные на нее взгляды. Сотня пар ошарашенных, осуждающих глаз… и одна пара – веселых, искристых. Император Адриан едва заметно улыбнулся Мире – единственной, кто понял его шутку.

– Верно, леди Глория, – сказал он во всеуслышание, – сколько можно церемоний? Приступим же к веселью! Я объявляю праздник Изобильного Лета открытым! Ваше преподобие, начинайте благодарственную молитву.

– Что это было? – спросила Бекка, пока архиепископ Галлард Альмера выходил на открытое место перед троном и прочищал горло.

– Я потом расскажу, ладно?

– Ты посмеялась над императором, или это только так выглядело?

– Не над, а с ним вместе. Позже объясню, хорошо?..

Священник произнес пространное вступительное слово. Смысл сводился к тому, что наступило тысяча семьсот семьдесят четвертое лето от Сошествия Праматерей, и стараниями милостивых богов оно будет не хуже, чем все предыдущие лета, а, следует надеяться, даже лучше. Затем он завел речитативом «Укрепимся трудом и борьбою» – главную молитву Праотеческой ветви. Суровая и длинная, она никак не вязалась с блестящим духом праздника. Гости старались скрыть скуку, а кое-кто и не старался. Айден Альмера кривился от косноязычия брата. Леди Аланис обменивалась ироничными гримасками с леди Ионой; было заметно, что они симпатизируют друг другу. Алексис Серебряный Лис и граф Рантигар терпеливо ждали окончания молитвы, чтобы продолжить прерванный разговор. Шут Менсон ковырялся в носу, герцог Лабелин смотрел на него и чуть ли не дрожал от омерзения, но отвернуться почему-то не мог.