Война ведьмы - Джеймс Клеменс

Эл’вину требовалось побыть в одиночестве, чтобы подготовиться к предстоящей битве. Он провел рукой по шрамам, которые теперь покрывали его лицо. Воспоминания о пытках могли лишить его мужества, и элв’ин отбросил их прочь, укрепляя свой дух.

Он будет достоин своей королевы. Мерика послали сюда, чтобы вернуть наследницу короля элв’инов, и он должен добиться успеха. Если потребуется, он защитит Элену ценой своей крови. Мерик представил себе девушку. Магия превратила ее в женщину, и теперь он узнавал в ней черты элв’инов: высокий рост, стройная фигура, необычная форма ушей, приподнятые уголки глаз. Не могло быть никаких сомнений – у них общие предки.

И все же Мерик признавался самому себе, что его забота об Элене не ограничивается желанием сохранить потомка короля его народа. Он вновь провел пальцем по шрамам у себя на щеке. Ему довелось лицом к лицу встретиться с ужасом, поселившимся на этой земле, и он знал, что Элена и ее друзья сражаются за правое дело. За время их долгого совместного путешествия девушка не раз доказывала, что ее сердце столь же благородно, как и текущая в ее жилах кровь. Мерик не мог потерпеть неудачи. К счастью, сейчас его роль защитника Элены не противоречила желаниям двух повелительниц его жизни – королевы и ведьмы. Элену требовалось охранять – и не только ради сохранения королевской крови, но и ради надежды на лучшее будущее этой земли.

Впрочем, глядя на стойкого солнечного ястреба, посланца его матери, Мерик задумался о том, как долго будут совпадать цели королевы и ведьмы? И если эти цели разойдутся, чью сторону он примет?

Вздохнув, элв’ин решил, что сейчас не время об этом думать. Он достал из сундучка небольшой камень. Потерев гладкую поверхность, поднес его к губам и подул на него. В глубине возникло ослепительное сияние. Удовлетворенно кивнув, Мерик положил ветро-камень на постель и достал из сундучка другой предмет – длинный тонкий кинжал. Он провел пальцем вдоль клинка, и тут же вдоль лезвия заискрилась серебристая энергия. И солнечный ястреб, и ледяной кинжал в его семье переходили от одного поколения к другому. В большей степени реликвия, чем настоящее оружие, но сейчас кинжал должен был послужить Мерику. Он положил его рядом с камнем. Затем элв’ин обеими руками бережно извлек на свет последний предмет. Именно из-за него он вернулся в каюту для короткого отдыха.

Мерик положил лютню Ни’лан на колени и посмотрел на гладкое дерево. Лютню вырезали из сердца дерева нифай, когда оно умерло. Он начал нежно перебирать струны. Звук напоминал тихий вздох, легкий шепот человека, которому ужасно хотелось заговорить. Мерик погрузился в музыку, сыграл несколько простых аккордов. Он готовил свое сердце к жестокой битве.

Позволив голосу лютни успокоить себя, Мерик задумался об Элене. Ради чего она и все они сражаются? За свободу, как говорит Джоак? Или за нечто материальное? В музыке сердце-дерева стали возникать картины дома Мерика, замка в Стормхейвене. И эти чудесные воспоминания на короткое время унесли элв’ина прочь от сражений.

К действительности Мерика вернул звук шагов в коридоре. Пальцы элв’ина перестали перебирать струны. Он бесшумно поднялся с постели, держа лютню, словно меч, и подошел к двери. Теперь снаружи не доносилось ни звука, но Мерик чувствовал, что кто-то стоит у порога.

Он сдвинул в сторону задвижку и быстрым движением распахнул дверь – в коридоре замер маленький мальчик. Эл’вин опустил лютню. Он не сразу узнал сжавшегося от ужаса Тока.

– Что ты делаешь у моей двери? Почему ты не в левиафане? Там тебе не грозила бы никакая опасность.

– Я… я спрятался, – робко ответил Ток. – Вместе с лошадьми.

Мерик нахмурился.

– Не самый разумный выбор, мальчик. Под водой, с мер’ай, тебе ничего бы не грозило.

– Я не хотел уходить к ним, сэр. Вы… во всем мире я знаю только вас.

Мерик покачал головой.

– Ну ладно, а зачем ты подкрался к моей двери?

– М-музыка. – Ток показал на лютню, которую Мерик продолжал держать в руке. – Мне так хотелось ее послушать. От нее мне становится хорошо.

Элв’ин вспомнил, что Ток всегда оказывался рядом, когда он начинал играть. Мальчик был околдован песнями лютни. Мерик уселся на кровать и положил лютню на колени.

– Музыка напоминает тебе о доме?

Ток пожал плечами.

– У меня не было дома, сэр.

Мерик приподнял брови.

– Как так?

Ток нервно переминался с ноги на ногу, стоя на пороге каюты и не решаясь войти.

– Я был сиротой и жил на улицах Порт-Роула, сэр. Потом начал плавать юнгой, чтобы заработать себе на жизнь. Море стало моим единственным домом.

Мерик сравнил свое детство с историей Тока. Как можно не знать своего прошлого, не ведать, что такое домашний очаг? Наконец он кивнул мальчику, приглашая его войти и устроиться на сундучке, который стоял возле кровати.

– Садись.

Ток облегченно вздохнул, поспешно вошел и уселся. Он удивленно посмотрел на солнечного ястреба, но почти сразу взгляд мальчика переместился на лютню, безмолвно умоляя элв’ина продолжить игру.

– И что же говорит тебе лютня, Ток? Что тебя так привлекает?

Его вопрос смутил мальчика, и он едва слышно прошептал в ответ:

– Мне становится… тепло. – Ток указал себе на грудь. – Вот здесь. Вроде как… я попадаю туда, где никто надо мной не смеется и не хочет ударить. Я закрываю глаза, и что-то внутри меня… случается… мне кажется, будто я не один. – На глазах у мальчика заблестели слезы.

Мерик перевел взгляд на лютню, лежащую у него на коленях. Он обнаружил, что ему трудно смотреть на Тока.

– П-пожалуйста, сыграйте мне что-нибудь, – без особой надежды попросил Ток. – Ну хотя бы немного.

Несколько мгновений Мерик не шевелился. Наконец он протянул лютню мальчику.

– Пришло время тебе сыграть самому, Ток.

Мальчик взял лютню, но не осмеливался поднести ее к груди, словно держал в руках извивающуюся змею. В его глазах появился ужас.

– Я… я не могу!

– Положи лютню на колени. Ты видел, как я это делаю.

С трудом сглотнув, Ток выполнил указание Мерика.

– А теперь левую руку на верхнюю часть инструмента. И не думай о том, где окажется твоя ладонь. Пальцами другой руки перебирай струны.

Пальцы Тока задрожали, но он внимательно выслушал элв’ина и сделал все, как ему велели. Он обращался с лютней с почтением, больше похожим на благоговение. Когда его пальцы в первый раз коснулись струн, возникший звук заставил мальчика замереть. Аккорд запорхал в воздухе, словно испуганная ласточка. Лютня Ни’лан заговорила своим голосом, умение Тока не имело значения. Он посмотрел на Мерика, взгляд мальчика был полон восторга и удивления.

– А теперь, Ток, слушай свое сердце и позволь музыке вести твои пальцы.

– Я не знаю, что…

– Просто верь мне, Ток. И впервые в жизни поверь себе.

Мальчик закусил нижнюю губу и вновь положил пальцы на лютню. Он касался струн с величайшей осторожностью, словно извинялся. Но очень скоро его глаза закрылись и он позволил музыке завладеть собой. Неожиданно Мерик стал свидетелем удивительного превращения: вместо маленького оборванца перед ним сидело существо, исполненное гармонии. Музыка рождалась в лютне, проходила через мальчика и устремлялась в мир.

Мерик откинулся назад и молча слушал. Игра мальчика была безыскусной; музыка шла от сердца, он вкладывал в нее всю боль своего одиночества. То была последняя мелодия обреченного леса Ни’лан и песня мальчика, мечтающего об украденном у него детстве.

Элв’ин смотрел на оперение солнечного ястреба, застывшего рядом с ним. В жестких, ничего не прощающих птичьих глазах Мерик видел себя, точнее, того человека, который когда-то прибыл в эти края, надменного и нетерпимого к другим людям. Но остался ли он прежним? С тех пор как элв’ин появился здесь, он видел отвагу и трусость. Он наблюдал, как люди низкого происхождения превосходили величием королей, и созерцал благородных лордов, ползающих в грязи ради удовлетворения своих низменных потребностей.

Мерик увидел, что по щекам Тока текут слезы. Мальчик создавал свой несуществующий дом, и элв’ин вдруг понял смысл песни лютни. Вот за что им следовало сражаться – не за древнюю честь изгнанных народов, не за возвращение потомков исчезнувших королей, а просто за мирную жизнь.

Он дал мальчику поиграть еще немного, позволив ему продлить иллюзию дома. И еще, слушая эту музыку, Мерик обрел удивительное спокойствие духа.

Да, у них было за что сражаться.

Неожиданно солнечный ястреб издал пронзительный крик. Мерик резко привстал, и драгоценная лютня едва не выпала из дрогнувших рук Тока. Оба посмотрели на птицу.

Ястреб приподнялся и расправил крылья. Белоснежное оперение засияло так ярко, что на него стало больно смотреть.

– Что случилось? – спросил Ток.

Мерик уже вскочил на ноги, его рука потянулась к птице.

– Я не уверен… – Ястреб быстро уселся на запястье элв’ина. Когти его сжались, пробивая кожу. Перед взором Мерика замелькали образы. Он увидел корабли, подгоняемые попутным ветром, их кили разрезали облака. О, Добрая Матушка! Только не сейчас! Он думал, что у него больше времени!