Окольцованные злом - Мария Семенова

Энергия удара, как известно, пропорциональна квадрату скорости, а та обратно зависима от времени, и, шлепнув обладателя ствола ладонью по затылку, Виктор Павлович без труда снес ему полчерепа. Этого, похоже, даже не заметил никто: второй боец все еще тянул назад свою ногу, его коллега продолжал неспешно возиться с наручниками, а у запаркованного неподалеку «мерседеса» начали по миллиметру открываться двери.

Ф-р-р. Почти не ощутив сопротивления, Башуров глубоко всадил кулак в грудь любителя пинков по почкам, ударом сапога разворотил брюшную полость еще здоровому участнику скульптурной группы и, удивляясь отсутствию крови, направился к бандитской лайбе. Салон в ней уже осветился, сквозь окна были видны хари еле шевелившегося экипажа, и, взявшись за дверь, Виктор Павлович легко сорвал ее с петель.

Выражение бандитских вывесок не изменилось — хозяева их просто не успели осознать происходящее, — а Башуров уже вонзил свой палец рулевому глубоко в глазницу, тут же вырвал горло сидевшему на командирском месте пассажиру и, вышвырнув их из машины, вдруг понял, что привычное восприятие мира возвратилось к нему. В ноздри шибануло запахом бойни, бросились в глаза кровавые разводы на снегу, а в голове, все заглушая, раздалось: «Торопись к Хармакути, поклонись божеству востока».

Подчиняясь чужой воле, Башуров погрузился в иномарку, включил скорость и резко, так что колеса провернулись, тронулся с места. При этом взгляд его был направлен куда-то высоко в светлеющее небо, может быть, поэтому он не заметил, как «мерседесу» в хвост пристроилась серая, напоминающая цветом мышь «Нива». За рулем расположился Снегирев и скептически, едва заметно улыбался: куда же несет тебя нелегкая, Виктор Павлович? Фараоны, гернухоры, египетские проклятия, какая ерунда! Наш дом — Россия, и главное в нем не волшебство, а воровство.

Падал мокрый противный снег, дорога была паршивой, и, если бы не опыт Скунса, он давно бы отстал, не так-то просто поспевать за стремительной махиной «пятисотого». Мелькали равнодушные оранжевые фонари, не выспавшиеся таксисты шарахались к поребрику, ужасно матерясь, грозили кулаками, мышастая держалась молодцом и, будучи хорошей девочкой, цеплялась за асфальт всеми четырьмя ведущими. Промчались по проспекту Стачек, миновали Старо-Петергофский, пролетели Благовещенскую площадь, и, когда в туче брызг въехали на мост, Скунс сломал предохранитель дистанционного взрывателя. «Хватит спать, ребята, подъем, переходим к водным процедурам».

Сейчас же вдоль невских набережных распустились огненные цветы, разом открыли обжигающие бутоны и сразу завяли, лишь на мгновение осветив великолепие «Корюшек», «Дельфинов» и «Каруселей». Грохнуло прощальным салютом, по акватории пошла волна, и плавучие оазисы роскоши, разносолов и плотских наслаждений стали опускаться на дно. Треск швартовочных канатов, визг проснувшихся дам, пьяная ругань ни хрена не понимающих кавалеров. Однако мощность и расположение зарядов были рассчитаны так, чтобы все обошлось без жертв, и посудины погружались в воду величественно и неторопливо. Гостиница «Карусель», к примеру, уподобилась гибнущему «Титанику» — начала уходить под воду с носовым креном, обнажая ржавое, давно не крашенное днище. Впечатляющее зрелище, однако Скунс не отвлекался, все его внимание было сосредоточено на бешено мчавшейся впереди иномарке. Вот она стремительно повернула с моста и под визг тормозов резко остановилась. Из нее выскочил Башуров и кинулся прямиком к гранитному постаменту, на котором прежде покоился один из сфинксов. Словно не доверяя глазам, он притронулся рукой к холодному камню, застыл и вдруг закричал, пронзительно, исступленно, со страшной яростью хищника, попавшего в западню. Его услышали. Из-за гранитной глыбы вышел человек с ружьем. Он хладнокровно поднял свой «Моссберг», прицелился и тут же рухнул под грохот разорвавшегося ствола, его скрюченная поза не давала ни малейшего повода для оптимизма. Впрочем, Башуров особенно и не переживал — он стоял не шевелясь, его руки словно приросли к каменному постаменту.

«Как у нас здесь весело». Не поворачивая на набережную, Скунс притормозил, выключил бортовые огни, а тем временем из сканера, настроенного на эгидовскую волну, донеслось:

— Второй, я первый, доложите обстановку. Мы наблюдаем с вертолета странные звуко-визуальныеэффекты.

«А, Сергей Петрович». Скунс легко узнал голос Плещеева, ухмыльнулся, а из эфира уже летел раскатистый могучий бас, на каком, вероятно, изъясняются настоящие морские волки:

— Второй первому, путем циркуляции встал лагом и произвел эвакуацию. Иду бакштагом, ветер норд-вест-вест, умеренный. Прямо в харю.

— Что, уже? — В голосе Плещеева послышалось облегчение. — Все в порядке?

— Ответ отрицательный. — Бас посуровел, сделался хриплым. — Субмарины шалят, наших потопили. Взял их на борт чуть теплыми, оказал первую помощь мануально, растиранием. Обнаружил в шлюпе течь, значительную.

— А где объект? — Эфир задрожал от крика Плещеева, его голос напоминал звенящую от напряжения, готовую лопнуть стальную струну. — Что с ним? Я вас спрашиваю, второй?

Ответ был неразличим из-за помех, зато спустя мгновение, перекрывая крики постояльцев «Карусели», знакомый бас донесся снизу, с необъятных невских просторов:

— «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»»… Однако насладиться песней Скунсу не удалось.

Внезапно, словно проснувшись, Башуров оторвался от гранита, стремительно забрался в «пятисотый», и снова началась гонка — по набережной, мимо Кунсткамеры, к Ростральным колоннам, на Петроградскую. Визгливо жаловались покрышки, летела грязь на лобовое стекло, мышастую бросало на дороге из стороны в сторону. Наконец «мерседес» остановился у большого семиэтажного дома, на его торце висел внушительный рекламный постер: из рога изобилия сыпались пальмы, пирамиды, острова, не обошлось и без Большого Сфинкса из Гизы. Двигаясь словно сомнамбула, Башуров вылез из машины, застыв, глянул на фасад и начал подниматься по ступеням, ведущим к двери с бронзовыми ручками. Над ней значилось: «Турфирма «Альтаир». Центр горящих путевок. Мы работаем круглосуточно».

«Попутного ветра в жопу, катись колбаской по Малой Спасской». Снегирев посмотрел ему вслед и, развернувшись, поехал домой завтракать. Вчера тетя Фира жарила гуся…

ЭПИЛОГ

— Мы приехали, господа, прошу за мной. — Экскурсовод вышла из автобуса и, с отвращением покосившись на пирамиду Хеопса, стала ждать, пока подтянется народ. — Перед вами, господа, Ростау, древний акрополь, расположенный на скалистом плато Гиза. Это грандиозный архитектурно-культовый комплекс, включающий в себя пирамиды фараонов Хуфу, Хафры и Менкауры, несколько храмов, статую Большого Сфинкса и множество гробниц-мастаб. В них до начала правления четвертой династии хоронили знать. Несомненно, главной жемчужиной комплекса является Ахет-Хуфу, то есть горизонт Хуфу, Великая пирамида Хеопса, монументальное воплощение идеи всемогущества фараонов. Периметр ее примерно километр, площадь основания пятьдесят три тысячи квадратных метров, достаточная, чтобы на ней уместились собор Святого Петра, а также Миланский и Флорентийский соборы вместе с Вестминстерским аббатством. Это грандиозное сооружение, имевшее первоначальную высоту сто сорок семь метров, состоит из двух с половиной миллионов каменных блоков и весит более шести миллионов тонн.