Графские развалины - Виктор Точинов

Даня стер пот со лба, оставив полосу грязи. Негромко сказал Женьке:

– Стой тут. Что бы ни случилось – с гати ни ногой. Поняла? ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ!

Потом крикнул с напускной веселостью в голосе:

– Не дрейфь, толстяк! Сейчас вытащим! Хоть и нелегкая это работа – Борова тащить из болота!

Борька ничего не ответил. Дышал тяжело, загнанно. Но дергаться больше не пытался. И то ладно.

Даня вздохнул и сделал осторожный шаг с гати. Тонкий ковер растений заходил ходуном, прогнулся, но выдержал. Второй шажок – и Данька почувствовал, как корни расступаются, нога уходит все глубже…

Он торопливо опустился на четвереньки, выдернул увязшую конечность. Дальше пополз по-пластунски, стараясь опираться на болото как можно большей площадью тела. Трясина колыхалась мягко и упруго, как водяной матрас. Словно укачивала, убаюкивала: приляг, отдохни, не дергайся, что ко мне попало – то мое…

Данька полз упрямо. И, ему чудилось, бесконечно долго. Пару раз приподнимал голову, смотрел на березку: вновь, как ночью на озере, подумал, что сбился с правильного направления, что давно уже пора бы добраться до дерева…

Борьку – лежа – он видеть не мог. Но когда до кочки оставалась пара метров, прозвучал отчаянный крик Женьки:

– Данька, быстрее!

Он стиснул зубы и постарался ускорить движение. Трясина заколыхалась сильнее, опаснее. Пара отчаянных усилий – и он выбрался на кочку. Здесь оказалось потверже, можно было стоять. Даня навалился на упругий, податливый стволик.

– Хватайся!

Над болотом виднелось задранное к небу лицо Борюсика – жижа дошла до его ушей. Казалось, помощь запоздала. Казалось, еще секунда – и топь сомкнется над жертвой, выпустив наружу пузырями лишь воздух из легких…

Однако едва согнувшаяся березка коснулась кроной болотного хвоща, из-под поверхности взметнулись две перемазанных руки и вцепились в ветви. Кочка-островок заходила ходуном. Борюсик медленно, по сантиметру, стал выбираться…

…Потом они простирнули одежду в небольшом торфяном карьерчике – аккуратно, у самой поверхности, чтобы не взбаламутить топкое дно. Прижавшись, сидели тесной кучкой у чадящего костерка – сырые ветви горели неохотно, с шипением и треском.

– Неужто Гном тут все в одиночку отгрохал? – с сомнением говорил Даня. – Целый лабиринт ведь из гатей фальшивых. И в самые топкие места ведут…

– Гном мог, он такой… – подтвердил Борюсик. В голосе звучала нешуточная ненависть. Услышал бы Гном его слова – наверняка принял бы решение организовать Боре учебно-познавательную экскурсию на Кошачий остров, до которого троица столь безуспешно пыталась добраться.

– Похоже, до зимы нечего и соваться, – констатировал Даня. – Если, конечно, у тебя знакомых вертолетчиков нет. А то березка так удачно может и не подвернуться.

Но его приятель был настроен решительно и непримиримо. Память вновь и вновь возвращала Борюсика к происшествию на скотном выгоне. Такое не прощается и не забывается… Откладывать месть до зимы Боря не собирался. И почему-то считал: стоит ему попасть на недоступный островок, одинокие походы Гнома на который он осторожно, издалека проследил, – и возможностей отомстить появится предостаточно.

– Может, с другой стороны попробуем? – предложил он. – С озерца?

Даня покачал головой:

– Да какое там озерцо… Ты сам же видел – лужа топкая. Воды с ладонь, а ниже дно жидкое, палка на всю длину уходит. Ни вплавь, ни на плоту не подберешься.

– С Пещерником надо потолковать, – предложил Борюсик. – Он точно что-нибудь придумает…

Женька в их дискуссии участия не принимала. Ей отчего-то расхотелось на загадочный островок…

О том, что они не дошли всего каких-то пару сотен метров до самого центра кружка, отмеченного знаком вопроса на плане, попавшем в руки писателя Кравцова, никто из троих, естественно, не догадывался.

…Отогревшись и кое-как подсушив одежду, через час они ушли с «болотца». И совсем ненамного разминулись с Гномом – тот шагал в свои владения в самом радужном настроении, его не могла испортить даже тяжесть досок и реек, изрядную связку которых он тащил на плече.

Гном остановился, связка плюхнулась в грязь, смолк насвистываемый бодрый мотивчик.

Он долго рассматривал следы на топи – его ловушки сработали почти все, но неведомые пришельцы оказались близки к успеху. Опасно близки.

Затем Гном прошел к еще дымящемуся поблизости кострищу. По дороге осмотрел лужицу, где Даня с друзьями устроили постирушку. Оценил следы босых ног, вернее размер следов, и понял: взрослые мужчины сюда не приходили… И тут же подумал про Борова с его намеками. Неужто жиртрест не внял предупреждению?

У костра нашлась интересная вещица, не иначе как позабытая кем-то из незваных гостей. Темный, с прожилками камешек – гладкий окатыш с отверстием посередине. Куриный бог. В отверстие была продернута веревочка.

Гном долго вспоминал, у кого на шее видел этот амулетик. И вспомнил-таки. Нехорошо осклабился. Так стремишься на остров, детка? Ладно, попадешь…

Звонила не Наташа. Звонила Ада, о которой Кравцов несколько позабыл за всеми перипетиями минувших суток. Услышав ее голос, господин писатель, честно говоря, собирался быстренько узнать, все ли у девушки в порядке, – и освободить телефон. Почему-то казалось, что Наташа именно сейчас должна позвонить снова…

Разговор действительно длился недолго, меньше минуты. По его окончании Кравцов собрался почти мгновенно, как будто старался уложиться в жесткий армейский норматив. Запер сторожку, чуть не бегом пересек парк… Голосовать долго не пришлось, хотя здесь, по областной второстепенной трассе, машины ездили реже, чем в городе, И пассажиров подсаживали реже. Но случается порой, что энергетика голосующего пассажира через взмах руки как-то передается катящему мимо водителю – и нога того почти машинально давит на тормоз…

…Аделина уже ждала его – сидела в одиночестве на скамейке в чахлом скверике у проспекта Славы. Сидела давно. Молодые люди, любящие подсаживаться к одиноким девушкам, отчего-то обходили скамейку далеко стороной, словно нечто в позе или взгляде Ады отталкивало их.

Но Кравцов подошел и сел. Некоторое время они просидели молча, не зная, как начать разговор. Вернее, как продолжить начатый по телефону…

Потом Ада сказала:

– Мне надо очень многое рассказать тебе… История длинная и запутанная, даже не знаю, с чего начать…

– Подожди, – остановил ее Кравцов. – Сначала объясни свои слова о том, что ты «персонаж моей книги». Я, знаешь ли, чуть не свихнулся, когда пришел к такому же выводу.

Она вздохнула. И, глядя ему прямо в глаза, начала объяснять.