Конноры и Хранители - Олег Авраменко

Сердце Марики учащённо забилось. Она поняла, что это её шанс… Их с Кейтом шанс! Но…

— Но в таком случае, — осторожно начала она, — если всё необходимое мы можем получить от Кейта путём принуждения, то какой для вас смысл отдавать меня ему в жёны?

— Ну, хотя бы потому, что вы сами этого желаете. Потому, что это будет справедливо. Потому, в конце концов, что это гарантирует его лояльность к нам — ведь, женившись на вас, он породнится с нами, и Конноры перестанут быть для него чужими. В противном случае мы не сможем чувствовать себя в безопасности, пока он жив и на свободе. Мы должны сделать Кейта своим — или убить, предварительно вытряхнув из него все нужные нам сведения. Этот последний аргумент сильно подействовал и на Стэнислава, и на Зарену, и даже на Флавиана. Они признали, что с нашей стороны это будет неблагодарным свинством. Мы перестанем себя уважать, если поступим так с человеком, который ради вас (что несомненно) рисковал своей жизнью. В общем, мне удалось убедить ваших брата и тётку, что отказ от брачного союза с Ибрией не нанесёт большого ущерба государственным интересам Империи, зато ваш брак с Кейтом жизненно важен для всего рода Конноров. Ну, а что касается Флавиана, то ему пришлось смириться с неизбежным.

Марика внезапно вскочила, бросилась к Стоичкову и, наклонившись, поцеловала его в щеку.

— Господин Стоичков, я вас люблю!

Старый глава Совета поднялся с кресла и, немного растерянно улыбаясь, обнял её за плечи.

— Всегда рад вам услужить, девонька. Но не переоценивайте моих заслуг: я действительно считаю, что ваш брак с Кейтом в интересах всех Конноров. Возможно, это станет началом нашего примирения с Хранителями.

Марика подняла голову и пытливо заглянула ему в глаза:

— Вы так думаете?

— Я очень надеюсь. Война до полного истребления одной из сторон дело бесперспективное и недостойное здравомыслящих людей. Мы должны победить Хранителей, но это ещё не значит, что их всех надо уничтожить. Любая война рано или поздно заканчивается миром — и предстоящая война не будет исключением. Оказавшись победителями (а я верю в нашу победу), мы не повторим ошибки Хранителей, не станем упиваться унижением врагов, а постараемся превратить их в друзей. Это будет нелегко, это потребует много времени, но мы обязательно этого добьёмся. А вы с Кейтом покажете пример мирного сосуществования Конноров и Хранителей.

Марика вздохнула и прислонила голову к его груди.

— Когда я вас слушаю, мне становится так легко, так спокойно. Вы умеете вселить в человека уверенность в завтрашнем дне… — Вдруг она отстранилась, на лице её вновь отразилось волнение. — А если нам не удастся перехитрить Кейта? Если он сам догадается, что нас выдворили оттуда? Ведь этого исключить нельзя?

— Нельзя, — согласился Стоичков. — Судя по всему, Кейт очень сообразительный юноша.

— И что мы тогда будем делать?

— Ну, тогда… Тогда мы будем вынуждены воспользоваться амулетом Бартоломео Колонны. В Завете Коннора сказано, что он был настроен не только на портал в Норвике, но и ещё на четыре портала МакКоев. Будем надеяться, что хоть один из них уцелел.

Марика хорошо помнила эту часть Завета. Чёрный камень не был намертво впаян в перстень, он вынимался и мог быть вставлен в углубление другой гранью. Всего таких подходящих граней было шесть — и пять из них позволяли открыть один из пяти порталов, на которые был настроен амулет. Шестая грань была свободной и предназначалась для настройки на тот портал, который должен был построить сам Коннор МакКой. Мать Марики этого не знала, а за триста лет камень, скорее всего, застрял в перстне и не вынимался; поэтому княгиня сумела открыть лишь портал в Норвике.

— Но нам ещё нужно найти амулет, — заметила Марика.

— Он уже найден, — ответил Стоичков. — Я расспрашивал всех мышковицких Конноров, описывая им перстень, и Звенислава Корач вспомнила, что он был у вашей матери в день её смерти. Так её с ним и похоронили. Я думаю, Илона этого хотела, коль скоро надела его перед сражением с друидами. Почему — трудно сказать.

Марика молча подошла к окну — но не так близко, чтобы её могли заметить снаружи, — и устремила задумчивый взгляд вдаль, на таявшие в туманной дымке вершины Далмацийских гор.

— Надо постараться перехитрить Кейта, — наконец произнесла она. — Негоже нарушать покой мёртвых… Кстати, господин Стоичков, у меня к вам большая просьба.

— Я слушаю вас, Марика, — немедленно отозвался он.

— Вы, конечно, понимаете, что из соображений безопасности, нашей общей безопасности, Кейту и Джейн нельзя не то что возвращаться в свой мир, но даже появляться там хоть на минуту.

— М-да… Думаю, вы правы.

— Тогда давайте забудем о письме их матери. Его нет и никогда не было. — Она повернулась лицом к Стоичкову. — Вы понимаете меня?

— Не очень… но догадываюсь. И надеюсь, вы знаете, что делаете.

— Будьте уверены, я знаю. Пожалуйста, поговорите с другими членами Совета, пусть они забудут о письме. А Стэна, Алису и отца я беру на себя.

Стоичков плотно сжал губы, пристально посмотрел на неё и сказал:

— Хорошо, поговорю. Считайте, что письма никогда не было.

Вернувшись во Флорешти, Марика под первым же удобным предлогом избавилась от общества Марчии, открывшей для неё портал, заперлась сама в королевской спальне и достала из ящика письменного стола Алисы конверт с надписью: «Кейту и Джейн Уолш».

Конверт был уже вскрыт. Марика достала из него несколько листов бумаги, исписанных мелким каллиграфическим почерком, и пробежала глазами первую страницу:

«Мой дорогой Кейт!

Я пишу эти строки для вас обоих, но обращаюсь, прежде всего, к тебе. Но не потому, что перед тобой я виновата больше, чем перед Джейн, я виновата перед вами поровну; а потому, что виной всему была моя любовь к тебе. Именно эта любовь удержала меня подле твоего отца, когда я ожидала Джейн. Я слишком сильно любила тебя и не могла расстаться с тобой даже ради любимого человека. Я пожертвовала своим счастьем женщины ради счастья быть твоей матерью. Тем самым я сделала несчастными двоих человек — себя и мужчину, которого любила. А потом, когда вы с Джейн подросли, и я поняла, что вы любите друг друга не как брат и сестра, я всё из той же любви к тебе, из страха потерять тебя как сына, сделала несчастными ещё двоих человек — тебя и Джейн. Я видела, как вы оба страдаете, но продолжала молчать — а порой молчание хуже лжи. Впоследствии ты увлёкся другими девушками, у Джейн тоже появились подруги, и я убедила себя в том, что между вами ничего всерьёз не было. Чтобы не потерять тебя, я заставила себя поверить, что Джейн от природы влечёт к женщинам, хотя в глубине души прекрасно понимала, что это — результат психической травмы, последствия которой я могла бы смягчить, если бы своевременно рассказала вам всю правду о твоей, Кейт, матери и о настоящем отце Джейн. Но я смолчала, и понадобилось целых десять лет, понадобилось ваше бегство, чтобы заставить меня прозреть и…»