Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

— Да, это верно, хотя иногда очень хорошо быть независимой, — возразила Федерика, припоминая спор по поводу ее работы, что заставило ее внутренне съежиться.

— Не будь маленькой дурочкой, Феде, — ты заполучила драгоценный камень, так наслаждайся им, — серьезным тоном произнесла Лючия. — Миллионы женщин готовы на все, вплоть до убийства, чтобы бросить свою работу и получить любящего мужчину, который внесет смысл и порядок в их бестолковую жизнь. Ты просто не представляешь себе, какая удача тебе выпала.

— О нет, я это знаю, — быстро ответила она. — Но все это свалилось на меня слишком быстро и неожиданно.

— Это его способ демонстрации своей любви к тебе. Ты привыкнешь к этому и в дальнейшем не сможешь уже представить свою жизнь без его постоянной заботы. Помни, что твои интересы для него жизненно важны, всегда. Все, что он выбирает для тебя, делается для твоего блага. Господи, так он на двадцать лет старше тебя? — Федерика кивнула. — На двадцать лет больше опыта, чем у тебя. На твоем месте я, как говорят, просто оседлала бы скакуна и наслаждалась скачкой.

Федерика воспользовалась ее советом. Она перестала встречаться с Генриеттой и избегала визитов в «Сент Джон и Смит», чтобы там с ней не столкнуться. Один раз в неделю она изучала литературу со старым преподавателем из Кембриджа доктором Лайонелом Свенборо, всегда носившим костюм-тройку и мягкую фетровую шляпу, криво нависавшую над его худым лицом. В отличие от литературных познаний Федерики, которые были достаточно мизерны, на него мгновенно произвела впечатление библиотека Торквилла.

— Я почти ничего не читала, — призналась она.

Он дал ей «Анну Каренину» и настоял, чтобы эта книга была прочитана за неделю.

— Не беспокойтесь, моя дорогая девочка, как только вы перевернете первую страницу, остальные восемьсот пятьдесят две перевернутся сами собой.

И он оказался прав. После анализа «Анны Карениной» она перешла к «Ярмарке тщеславия», «Эмме» и «Королю Лиру». Ее старание в учебе питалось скукой дневной жизни в роли жены Торквилла, поскольку погружение в учебу помогало не замечать окружающий мир вне золотой клетки, куда ее посадили, и, следовательно, не испытывать желания вырваться на волю.

В один из серых вечеров Торквилл возвратился домой, снова услышав, как по комнатам разносится голос жены, пытающейся заполнить свободные часы длинными телефонными разговорами с матерью и Тоби. Он почувствовал, как к его горлу подкатывает волна озлобления в виде неприятного колючего прилива тепла, которое уже становилось таким же привычным для него, как и ноющее ощущение собственной неадекватности при виде естественной красоты жены и ее добродетели. Когда он появился в гостиной, оставив свой портфель и пальто брошенными в холле, его лицо исказилось от раздражения. Увидев, что он сердито застыл в дверном проеме, Федерика поспешно положила трубку и судорожно сглотнула, мгновенно ощутив неприятный спазм в животе.

— Что случилось? — спросила она, надеясь, что дело не в ней. Во время короткой паузы, когда Торквилл молча переживал приступ ревности, Федерика лихорадочно пыталась вспомнить события предыдущего вечера, полагая, что, возможно, его злость вызвана словами, кому-то ею сказанными.

— Мне уже надоело приходить домой и заставать тебя у телефона, — наконец буркнул он.

Федерика с облегчением вздохнула.

— Извини, — пробормотала она.

Но Торквилл не был удовлетворен. Он прошел к камину и стал перед ним, уперев руки в бедра и качая головой.

— Я целый день на работе и, когда прихожу домой, не желаю делить твое внимание с кем бы то ни было. У тебя в распоряжении есть масса времени, пока меня нет. Так почему ты демонстративно звонишь своим родственникам именно в тот момент, когда я открываю дверь?

— Но я делаю это вовсе не специально, — слабо запротестовала она.

— Возможно, так и есть, — нехотя согласился он. Федерика оцепенела. Изучив его манеры, она знала, что он часто остывал внешне, перед тем как нанести еще более тяжкий удар. — Любимая, — продолжил он, — я действительно думаю, что ты уже слишком взрослая, чтобы быть настолько зависимой от матери и дяди. Настало время, чтобы ты направила всю свою энергию на меня.

— Что ты хочешь этим сказать? — недоуменно спросила она. Он уселся рядом с ней на диване и стал нежно поглаживать ее волосы. Когда она посмотрела на него, то увидела, что выражение его лица смягчилось и он уже улыбался.

Он тяжело вздохнул.

— Я ревнивый старый мужчина, дорогая, — мягко пояснил он. — И я виноват в том, что слишком сильно тебя люблю.

Федерика была обезоружена внезапной сменой его тона и почувствовала, как кровь возвращается к ее щекам.

— Хорошо, Торквилл, я все понимаю, — ответила она с симпатией.

— Я скучаю без тебя весь день, но когда я возвращаюсь домой и застаю тебя за болтовней с матерью по телефону, то у меня в груди закипает волна раздражения. Я не могу это контролировать. Я хочу, чтобы все твое внимание было отдано только мне. — Затем он смущенно хохотнул. — Неужели это так ужасно?

Федерика прижалась лицом к его ладони, ласкавшей теперь ее щеку.

— Конечно нет, — заверила она, снова сраженная его обаянием. — Я больше не буду этого делать, обещаю.

Он обнял ее и страстно поцеловал, показывая степень своей благодарности.

— Ты слишком хороша для меня, малютка. Ни одна женщина не понимает меня так, как ты.

Она засмеялась и нежно посмотрела на него обожающими глазами матери.

— Равно как ни один мужчина не понимает меня так, как ты.

— Мы созданы друг для друга, — шепнул он. — Ты ведь счастлива, любимая, не так ли? Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива.

— Конечно, я счастлива.

— Тебе нравятся твои занятия?

— Я их полюбила, — с готовностью подтвердила она.

— Вот видишь, — рассмеялся он, — я знаю, что хорошо для тебя, лучше, чем ты сама.

Несмотря на то что Федерика выполнила то, о чем просил муж, и пользовалась телефоном только тогда, когда он был на работе, казалось, что он точно знал, когда она звонила, и сколько длился разговор. В свойственной ему «шелковой» манере он продолжал настаивать на ограничении телефонных контактов до одного в неделю. Молли и Эстер разделили участь Генриетты. Вопреки их отчаянному сопротивлению, Федерика в итоге перестала общаться и с ними. Она должна была это сделать.

— Ты теперь не чета этим провинциалам, любимая, — говорил Торквилл. — И когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо.

Вначале они довольно регулярно посещали Польперро, но постепенно их визиты стали все более редкими, пока вовсе не прекратились.

Федерика была не в силах возражать, поскольку каждый раз, когда она собиралась туда ехать, Торквилл улетал с ней в Париж, Мадрид или Рим.

— Дорогая, мы тебя давно уже не видели, — сокрушался Тоби в один из дней, когда Федерика осмелилась позвонить ему из телефонной будки в универмаге «Хэрродс».

— Я знаю и очень хочу приехать в Польперро, и Торквилл тоже, — солгала она, — но он так много сейчас путешествует, открывая новые офисы за границей, что нам приходится там же проводить и уик-энды.

— Я понимаю, что нам не стоит беспокоиться, ведь молодожены всегда на время исчезают. Очевидно, что это свидетельствует о том, что ты счастлива. Ты уже не нуждаешься в родном доме так, как раньше.

Сердцем Федерика стремилась в Польперро. Ей хотелось туда больше, чем когда-либо еще, но она боялась признаться в этом даже себе самой.

— Я счастлива, — настаивала она.

— Если ты счастлива, то счастливы и мы. А если ты будешь постоянно тосковать по дому, это будет означать наличие проблем с твоим замужеством.

— С ним все в порядке, уверяю тебя. Торквилл просто замечательный. Каждое утро, просыпаясь, я едва могу поверить, что мне в жизни так повезло. Я его не заслуживаю, — засмеялась Федерика.

— Нет, дорогая, вполне заслуживаешь.

— Но я так не думаю. Он делает для меня буквально все. Мне совершенно не о чем беспокоиться. Миссис Хьюджес занимается домом. Она сердится даже в том случае, если я сама передвину хотя бы рамку с фотографией. Она, пожалуй, слишком ревностно относится ко всему, что связано с домом, но, полагаю, это вызвано тем, что она очень долго служит у мужа и лучше меня знает, что ему нравится.

— Не думаю, что это так. Ведь не она его жена.

— Она думает иначе, — пошутила Федерика. — Но я, впрочем, не обижаюсь. Я живу в самом прекрасном доме. Большинство мужчин не особенно стремятся покупать женам дорогие наряды и драгоценности. Торквилл поощряет любое мое желание, так что существует опасность моего превращения в испорченную бесконечными подарками принцессу.

— Феде, ничто и никогда не сделает тебя такой. Ты — чудесная девушка, и он чертовски удачлив, что сумел заполучить тебя. Получается, что все идет идеально!