Троя. Падение царей - Уилбур Смит

— Это долгая история, — признался Ксандер.

— Эту историю я хотел бы послушать, — сказал Мерионес, взглянув на Агамемнона. — Пощади мальчика, царь Агамемнон. Нам не помешала бы пара историй теперь, когда Одиссей ушел.

— Скатертью ему дорога! — рявкнул Идоменей. — Мне больше не нужны небылицы. Убей мальчишку и давай отыщем сокровищницу.

Критский царь раздражал Агамемнона сверх меры после долгого лета, проведенного в его компании, и Агамемнон огрызнулся:

— Очень хорошо, Мерионес. Как обычно, ты дал мне хороший совет. Лекарь, я пощажу тебя и твоих раненых, если ты скажешь мне, где сын Гектора.

Молодой человек нервно ответил:

— Астианакса тут нет, господин. Золотой забрал его отсюда минувшей ночью.

Снова Геликаон!

Агамемнон почувствовал, как ярость поднимается в нем со скоростью летней бури.

— Геликаон был здесь? Всего лишь минувшей ночью? Как такое может быть? Ты лжешь, мальчик!

— Нет, господин. Я говорю тебе правду. Он взобрался по северной стене и забрал мальчиков. Госпожа Андромаха отправилась вместе с ним, и…

— По северной стене? Но по ней невозможно взобраться!

— Я говорю правду, господин. Думаю, веревка все еще там, и ты сможешь сам ее увидеть.

Ксандер показал на задние комнаты, и Агамемнон жестом велел воину пойти и взглянуть. Менелай последовал за этим воином.

«Вечно Геликаон, — думал царь битв, — вечно он на каждом повороте рушит мои планы! Даже в миг моей победы!»

Идоменей сипло сказал:

— Меня не интересует сын Гектора. С Троей покончено, выжила династия Приама или нет. Ты что, боишься, что Геликаон и мальчик-царь поднимут армию и попытаются отбить город? Почему мы должны беспокоиться о мальчишке? Мы найдем сокровища Приама и вернемся к себе домой.

Агамемнон кивнул. Острозубым, как обычно, двигала только жадность, но на этот раз он был прав. Мальчика можно будет выследить потом, когда будет свободное время. Нигде вокруг Зеленого моря он не найдет безопасного пристанища. Как только Троя будет крепко зажата в руках Микен и ею станет править верный Агамемнону человек, царь сможет вернуться в Львиный зал, к жене и сыну, и отпраздновать победу над Приамом и Золотым городом. Царь Агамемнон, Завоеватель Востока! Его имя войдет в легенды как имя того, кто сокрушил Трою.

Вновь придя в хорошее настроение, Агамемнон повернулся к Ксандеру:

— Я человек слова, мальчик. Занимайся ранеными. Больше ни один троянец не умрет от руки царя битв.

— Брат!

Агамемнон повернулся на голос. Менелай вернулся из задних комнат с бледным лицом.

— Ну? Веревка там? Лекарь сказал правду?

— Да, брат, но есть еще кое-что, что ты должен увидеть.

Он нетерпеливым жестом предложил Агамемнону присоединиться к нему.

Царь Микен вздохнул и в сопровождении телохранителей последовал за Менелаем в комнату поменьше. Окно здесь выходило на север, и к каменной балюстраде окна была привязана крепкая веревка, обрезанная у верхнего конца.

Повинуясь настоятельным требованиям Менелая, Агамемнон подошел к окну и выглянул. Давно уже миновал полдень, и теплое солнце сияло над лугами по берегам реки Симоис. Высохшие за лето, широкие равнины зазеленели после недавних дождей. Но теперь зеленая поросль была еле видна. Докуда хватало глаз, равнина была полна вооруженных людей, конных и пеших: выстроившись в строгом порядке, они неподвижно ожидали приказов.

Менелай выдохнул:

— Хетты, брат! Явилась хеттская армия!

На каменистой вершине утеса к востоку от города старый кузнец Халкей долго спал сном изнеможения, свернувшись вокруг идеального меча, словно защищая его. Он сильно обжег руки, когда пытался взять меч; из-за онемения в пальцах он не сразу заметил боль. А еще Халкей считал, что не ел уже несколько дней, хотя с интересом обнаружил, что, похоже, больше не нуждается в пище. Его уменьшающиеся запасы воды дурно пахли, но он все равно отхлебывал время от времени.

Когда наступили сумерки, он решил вернуться в город и преподнести свой меч царю. Его скудные пожитки были уничтожены огнем вместе с навесом, который укрывал его все лето. Халкей сунул под мышку полупустую флягу с водой и, осторожно баюкая меч, пустился в путь.

Боль в руках была мучительной. Халкей злился на самого себя. Кузнец с его опытом не должен был совершать ошибок подмастерья. Красные воспаленные ладони будут заживать долго, и это помешает работе. Халкей подбадривал себя, представляя выражение благоговения и восхищения на лице микенского царя, когда тот увидит меч, и нетерпеливые расспросы Агамемнона о том, как Халкею удалось сделать такое оружие. Старик на мгновение пожалел, что оружие получит не Геликаон. Самую лучшую работу он всегда делал с одобрения царя Дардании, но Халкей не сомневался, что к этому времени троянцы и их союзники уже уничтожены.

Идя к городу, он видел, как пламя высоко вздымается из-за стен, слышал звуки битвы и гадал, захватили ли, наконец, город западные цари. В голове Халкея возникла мысль об огромных таранах, подвешенных на цепях на снабженных колесами платформах. Эти мысли отвлекли его, он споткнулся на каменистой земле и чуть не упал. «Осторожней, — подумал Халкей, снова сосредоточившись, — ты не можешь позволить себе упасть на руки».

Он пошел медленней, осторожно выбирая путь в темноте.

Халкей остановился под стенами Трои и выпил немного воды. Решил присесть на мгновение — и тут же заснул.

Когда он снова проснулся, давно наступил рассвет. Руки его горели, голова ужасно болела. Он осушил флягу с водой одним длинным глотком, и его тут же вырвало большей частью этой воды. Он отшвырнул флягу и медленно встал. Долгий взгляд на идеальный меч взбодрил его, и Халкей зашагал вокруг стен. Он миновал Дарданские ворота и Восточные ворота, увидел, что и те и другие закрыты и запечатаны, поэтому двинулся к Скейским.

Но когда он добрался туда, эти ворота тоже были закрыты. Кузнец запрокинул голову, чтобы увидеть вершину стены, но не смог разглядеть там стражи. Силы его убывали, он уселся в пыли у стены. Шесть каменных статуй, охранявших Скейские ворота, злобно смотрели на него.

Прошло много времени, прежде чем раздался скрип и стон, и ворота открылись, чтобы выпустить отряд воинов. Халкей увидел по их доспехам, что это микенцы, и с трудом поднялся на ноги.

— Эй, воины, отведите меня к Агамемнону! — крикнул он.

Не обращая внимания на волны мучительной боли, он взял меч обеими руками и помахал им воинам.

Те не обратили на него внимания, шагая через нижний город.

— Ваш царь меня ждет! — отчаянно закричал Халкей. — Этот меч сделан для него, вы, идиоты!

Один воин отделился от задних рядов отряда и пошел к нему, вынимая меч из ножен. Халкей увидел, что половина лица этого человека покрыта уродливыми шрамами. «Песок, — подумал кузнец со внезапным интересом. — Вот что, должно быть, делает с плотью и кожей раскаленный докрасна песок».

Воин не колебался.

— Значит, мы идиоты? — спросил он.

Вогнал меч в грудь Халкея, вытащил и вновь присоединился к товарищам.

«Это было похоже на удар молотом», — падая, подумал Халкей.

Идеальный меч упал рядом с ним в пыль. Кузнец с облегчением понял, что боль в руках исчезла.

Ему снился интересный сон. Он видел себя на борту «Ксантоса», и крепкий ветер наполнял парус с изображением черного коня. Корабль прокладывал путь по волнам, которые были темно-зелеными и странно неподвижными. Золотой шагал к Халкею, солнечный свет за его спиной обрисовывал его силуэт, но оставлял в тени лицо. Халкей плохо видел и чувствовал себя очень слабым. Потом он понял, что золотистый человек крупнее Геликаона. Вообще-то он был гигантом, и свет вокруг него не был солнечным светом, а исходил от самого этого человека. «Неужели это Аполлон, бог солнца?» — гадал Халкей. Потом пораженно понял, что бог хромает.

Бог наклонился к нему и осторожно вынул идеальный меч из его рук.

— Ты хорошо поработал, кузнец, — прогудел низкий голос. — Спи, а завтра мы определим тебя на работу.

Тудхалияс Четвертый, император хеттов, в окружении своей свиты вошел в мегарон Приама.

Ксандер с интересом наблюдал за императором. Он никогда раньше его не видел. Если не считать хеттских наемников, которых лечил Ксандер — а те казались точно такими же, как и любые другие наемники, — единственным хеттом, с которым встречался юноша, был Зидантос. Огромный Зидантос, с бритой головой и раздвоенной черной бородой. Император был худым и очень высоким, с завитой бородой, разодетым в блестящие одежды, как женщина. Его свита носила еще более странные наряды — ярко окрашенные юбки и полосатые накидки. Но все они были вооружены до зубов, как и те, кто встречал их в мегароне.

Ксандер хотел остаться с ранеными, но, покидая покои царицы, Агамемнон внезапно повернулся к Мерионесу и приказал: