Жюль Верн - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
35
В начале 1897 года Верн жалуется брату: «Теперь я почти не двигаюсь, дорогой Поль, стал таким же домоседом, как раньше был легок на подъем. Возраст, недомогание, заботы — все это приковывает меня к дому. Ах дружище Поль! Хорошее было время, когда мы с тобой плавали по морям…»
Да, время неумолимо, но Поль еще увидел томик «Ледяного сфинкса».
Это была для него последняя книга брата — 27 августа 1897 года Поль скончался.
На этот раз Жюль Верн почувствовал себя действительно неимоверно, невыразимо одиноким. «Я с грустью вижу, — вспоминал внук писателя, — старого человека, обремененного годами и болезнями. Вот я (мне нет еще четырех) на перроне вокзала Монсури вместе с моими родными. Вижу мою матушку: на ней платье из фуляра, синее в горошек; она держит меня за руку, а дед очень беспокоен — подталкивает нас к нашему купе, чтобы не прозевать отход поезда. Создатель Филе-аса Фогга всегда боялся опоздать на поезд… В 1898 году, — продолжал внук, — я довольно долго жил у него в Амьене на улице Шарля Дюбуа и даже ходил в соседнюю школу Дед с маленькой собачкой Фоллет часто гулял в своем скромном саду — там, на Пасху, я искал яйца, будто бы упавшие с неба! Дед всегда прощал мне мои мелкие прегрешения и очень радовался, когда ему удавалось сходить со мной в цирк…»[55]
За обедом писатель теперь садился на специальный низенький стул — так, чтобы тарелка находилась почти у его лица. Онорину всегда обижало абсолютное равнодушие мужа к ее превосходным блюдам, но это не было капризом. Это был диабет, к сожалению. Писатель съедал всё, что перед ним ставили.
В романе «Кораблекрушение "Джонатана"» Жюль Верн сам рассказал об этом постоянном, ужасном, ничем не утолимом, вечно мучающем голоде.
«Блэкер, этот славный парень, страдал ненасытным аппетитом. Такое болезненное состояние называется в медицине булимией. При распределении продуктов Блэкер, как и все остальные, получил свою долю, но пайка, рассчитанного на четыре месяца, из-за невероятной прожорливости Блэкера, хватило только на два. И тогда начались прежние (если не гораздо более сильные) муки голода…»
36
Весной 1898 года в Амьене побывал журналист Адольф Бриссон, автор серии популярных биографических книг — «Интимные портреты». Жюль Верн был нездоров, но принял журналиста. Когда разговор зашел о лучших его романах, писатель оживился и вдруг с улыбкой заметил, что на мысль о романе «Двадцать тысяч лье под водой» его в свое время навела Жорж Санд. «Вы удивитесь, но именно ей я обязан одним из самых больших моих успехов».
Бриссон действительно удивился.
Такие разные имена, такие разные подходы к литературе!
Но Жорж Санд и вправду, прочтя романы Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» и «Путешествие к центру Земли», в свое время написала ему:
«Ваши великолепные произведения вывели меня из состояния глубокой апатии и заставили испытать истинное волнение. Огорчена тем только, что слишком быстро их проглотила… Но надеюсь, мой дорогой друг, что скоро Вы увлечете нас в таинственные глубины моря и заставите Ваших героев путешествовать в подводных лодках, усовершенствовать которые Вам помогут Ваши знания и Ваше воображение… Когда роман "Англичане на Северном полюсе" («Путешествие и приключения капитана Гаттераса». — Г. П.) выйдет отдельной книгой, прошу Вас не забыть прислать книгу… У Вас восхитительный талант и сердце, способное еще больше этот талант возвысить… Тысячу и тысячу раз благодарю Вас за те приятные минуты, которые Вы помогли мне испытать среди моих горестей…»
Писатель ценил мнение Жорж Санд и долгие годы бережно хранил ее письмо в ящике рабочего бюро.
37
Несмотря на нездоровье, Жюль Верн не изменял привычкам.
Как всегда, вставал в пять утра, работал. В 12 часов — прогулка.
Выходил на улицу в темной шляпе, в темном костюме (взглянул бы сейчас он на себя из далекой юности, когда они с Аристидом Иньяром, насвистывая арии из веселых опереток, посмеивались именно над такими вот гуляющими по парижским бульварам мрачными типами). Прихрамывая, тяжело опираясь на крепкую палку, Жюль Верн шел по булыжной мостовой, почти не глядя по сторонам (левое веко опущено), глубоко погруженный в свои мысли.
Впрочем, юмора он не терял.
23 апреля 1898 года он писал из Кротуа своему издателю:
«Мой дорогой Этцель, Вы должны меня поносить, обвинять в неблагодарности, легкомыслии, вороватости, использовать против меня все эти многочисленные и плохо звучащие эпитеты французского языка, обзывать недалеким идиотом и т. д. Вы должны испытывать приливы страшного гнева, заходиться от ярости, все на пути крушить, разбивать, распекать Розали, делать ужасные сцены, отдавать себя в руки дьявола! И все почему? Да все потому, что утром во время отъезда, после того как я Вас обнял, Вы обронили свой галстук… Признаюсь, мой дорогой друг, я чуть не лопнул от смеха, когда его нашел. Что Вы должны были подумать, не обнаружив его на себе? Это почти так же забавно, как если бы я стибрил Ваши кальсоны…»
И еще о юморе Жюля Верна.
В 1899 году в «Журнале воспитания и развлечения» был напечатан роман «Завещание чудака». Тоже, кстати, «комбинированный».
Гиппербаум, американский миллионер, профессиональный чудак и член клуба чудаков, завещал свое весьма немалое состояние тому, кто выиграет партию в «гусек» — игру в то время весьма распространенную. Правда, «доской» для игры на этот раз должна была стать вся территория Америки, а «клетками» — отдельные штаты. Их тогда было сорок девять. После метания костей игрок отправлялся в тот штат, на территорию которого падала брошенная им кость. Выигрывал тот, кто быстрее всех проходил все штаты страны, без исключения.
«Перечитываю эту книгу, — признавался Жюль Верн, — и сам удивляюсь, как мне удалось так живо и занимательно познакомить юных читателей с географией Соединенных Штатов».
Живо и занимательно.
Несомненно, правильные слова.
«И вот тогда-то репортеру "Трибюн", — читаем мы в романе, — представился случай послать в свою газету не только одну из самых неожиданных и интересных заметок, но также сообщить о странном открытии, сделанном им в области зоологических исследований Скалистых гор.
Около пяти часов дня, когда поезд медленно поднимался по крутому горному склону, в самый разгар страшной грозы Гарри Кембэл стоял на площадке вагона, — остальные пассажиры не решались покинуть свои скамейки. Внезапно он увидел на дороге великолепнейшего медведя из породы черно-бурых гризли. Он шел на задних лапах вдоль железнодорожного пути, перепуганный, очевидно, борьбой стихий, которая всегда производит такое сильное впечатление на зверей. Неожиданно этот представитель стопоходящих, ослепленный яркой молнией, поднял свою правую лапу, поднес ее ко лбу и поспешно перекрестился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
