Самая сладкая ложь - Анастасия Эльберг

— Благодарность не бывает пошлой, если она сказана от сердца, — проговорила она. — Я уверена, что и вы это знаете.

— Конечно. — Он по-прежнему сидел к ней боком, так, будто не хотел, чтобы она видела его лицо. — И да, я нагло соврал вам насчет языков. Я посчитал еще раз, и вышло шесть.

Теперь хозяйка кабинета не выдержала и рассмеялась в голос. К ее удивлению, Константин через секунду присоединился к ней.

— Чему вы смеетесь? — спросил он.

— Вашей способности запоминать мелочи, а потом говорить о них в самый неподходящий момент, — ответила она, положив локти на стол. — У вас это получается так непринужденно. А чему смеетесь вы?

— Не знаю, — честно признался он. — Я иногда думаю: почему люди так редко смеются просто так? Ведь самое чудесное — это делать что-то просто так. Не привязывая это к какому-то событию, дате, времени года… — Он помолчал, сцепил пальцы и продолжил: — Я знаю, что можно сделать. Можно посадить гвоздики, выращивать их, а потом срезать и приносить вам. Вот представляете, вы работаете, осматриваете кого-нибудь. А тут я заявляюсь с букетом гвоздик и говорю: «Вот, это вам, доктор. Просто так!». Интересно, какое лицо при этом будет у пациента? Да, пожалуй, надо будет принести пару гвоздик и ему. В качестве компенсации за моральный ущерб.

Доктор Ля Пьер снова расхохоталась, закинув голову. Смеялась она до слез, достала крошечный шелковый платок и аккуратно приложила его сначала к щекам, а потом к глазам.

— Вы точно прилетели с Марса, — резюмировала она, до сих пор пытаясь подавить смех. — Ей-богу, я еще никогда не встречала таких людей, как вы.

— Никакому другому идиоту и в голову не пришло бы добровольно покидать Марс и лететь на Землю, где так много людей и шума. Вы — потрясающая женщина, доктор. Я вам это говорил?

— Боюсь, что нет, — ответила она, пытаясь скрыть смущение под улыбкой.

— Какой же я хам! Вы — потрясающая женщина, доктор. Теперь вы это знаете.

Доктор Ля Пьер поправила прическу.

— Вы не хам. Вы хранитель секретов, которые меня интересуют. Откуда вы привезли гвоздики?

— И все же я предпочту держать это в тайне.

Она достала из ящика стола чистый бланк и подала ему.

— Вы должны заполнить это и подписать. Здесь подробно рассказано об осложнениях, которые могут возникнуть после процедуры.

— По правде говоря, это непростое решение, доктор.

— Взвесьте все «за» и «против». У вас есть неделя.

Константин аккуратно сложил полученный бланк.

— Хорошо, доктор. Я не обещаю, что к тому времени успею вырастить гвоздики…

— Бросьте, — перебила его она, чувствуя, что сейчас снова начнет смеяться. — Я, в конце концов, на работе. И я врач. А вы — пациент. Это я должна продлевать вам жизнь смехом.

— Так что же, если я не врач, мне не позволено продлевать кому-то жизнь смехом? Вот теперь я точно получу диплом доктора медицины и стану смехотерапевтом.

— Очень хорошо, — кивнула она. — Из вас вышел бы отличный врач. Я советую вам внести это в ваш жизненный план.

Он поднялся.

— Теперь у меня есть дополнительная цель на будущее. И у меня есть последний вопрос. Вы действительно в меня влюблены?

— Это вас удивляет?

— Скорее, смущает. Не поймите меня неправильно, это не значит, что я не вижу в вас женщину. Но это как-то… иррационально. Хотя бы потому, что в вас безнадежно влюблен доктор Эли. Может, он уже давно выращивает гвоздики, чтобы при случае подарить их вам просто так?

Глава 9

К вечеру ощутимо похолодало. Константин жил за городом, в районе, который находился в одной из самых высоких точек пригорода Иерусалима, и тепло тут ощущалось редко, разве что летом, и только до захода солнца: после наступления темноты прохлада возвращалась. Но в этот вечер было холодно даже привычным к холоду иерусалимцам. Лия надела свитер и примостилась в одном из кресел в гостиной. Она довязывала платье своей мечты, и время от времени отрывалась от работы, с довольным видом разглядывая почти готовое изделие. Берта сидела рядом с ней и вышивала на светлой ткани что-то большое — она совсем недавно принялась за вышивку, и понять что-то на этот момент можно было только по почти незаметному контуру изделия. А хозяин дома сидел в своем кресле и читал, иногда прикрывая книгу и наклоняясь к лежавшему рядом блокноту для того, чтобы что-то выписать.

Берта поправила на плечах шаль и завернулась в нее.

— Надо же, какой мороз, — сказала она. — А ведь скоро весна! Неужели в этом году выпадет снег?

— Думаю, для снега уже поздно, — возразила Лия.

— Позволь с тобой не согласиться, — заговорил Константин, поднимая глаза от книги. У него на коленях лежала шаль, похожая на шаль Берты, только толще и теплее. — Снег в феврале выпадает часто. В этих краях он просто отменный — холодный, пушистый и лежит долго. Вполне можно играть в снежки.

— В снежки? — рассмеялась Лия.

— Конечно. Ты давно играла в снежки?

Она задумалась.

— В школе…

Константин положил книгу на стол и подошел к окну.

— Вот теперь мне захотелось снега, — сказал он. — Такого, чтобы пришлось с утра разгребать завалы и освобождать путь своей машине. Или такого, чтобы встать на лыжи и съехать отсюда, с холма, до самого города. — Он щелкнул зажигалкой и с тоской посмотрел в окно. — Но такого никогда не будет. Ладно, хватит грустить. А не выпить ли нам чего-нибудь, леди? К примеру, глинтвейна?

Берта подняла голову.

— В начале десятого вечера варить глинтвейн, сэр? Да что вы! Может, лучше выпьем чаю?

— Нет, — упрямо возразил Константин, — мы будем пить глинтвейн. Я знаю, что вы умеете варить глинтвейн, Берта.

— И я умею, — улыбнулась Лия, снова поднимая глаза от вязания. — Правда, я давно его не варила. Но могу попробовать.

Берта молчаливо выразила недовольство поздним вторжением на кухню и вернулась к работе, а Лия поднялась.

— Ты покажешь мне, где ингредиенты? — обратилась она к хозяину дома.

— Конечно. Я даже помогу тебе готовить.

— Как именно? Будешь размешивать?

— Это единственное, что я умею. Но разве этого мало? По-моему, это самая ответственная часть процесса.

… Глинтвейн получился чуть кисловатым, но Константин, подумав, объяснил это характерным привкусом вина. От напитка после долгих уговоров не отказалась и Берта — она с благодарностью приняла бокал, сделала пару глотков и с удовлетворением сказала, что «он греет ничуть не хуже шали».

— Ты как ребенок, — сказала Константину Лия. — На ночь глядя тебе подавай глинтвейн, посиди с тобой, пока ты заснешь, почитай вместе с тобой, пока ты читаешь. Хорошо еще, что ты не просишь в три часа ночи какой-нибудь особый шоколад или не жалуешься на то, что у тебя что-то болит.