Отдел странных явлений: Лесоморский детектив - А. Котенко

— Автобус резиновый, все влезут, — процитировал Иван Дураков надпись с наклейки в одной из московских маршруток, и поспешил переиначить поговорку: — Терем резиновый, все царство поместится!

Все жители, даже нищие и юродивые, толпились во дворе царского терема. Мальчишки заняли самые лучшие места — на заборах. Оттуда открывался прекрасный вид, правда, разглядеть лица невест не представлялось возможным. Оно и к лучшему, потому что ни Фёкла, ни Маруся не смогли бы украсить своими портретами глянцевые столичные журналы. Кстати, далеко не по причине их отсутствия в тридесятом царстве.

Три наследника престола, одетые в красные кафтаны, стояли во главе стола, протянувшегося по всему двору. Феофан с Тимофеем — под руки с невестами, а Иван — с алой бархатной подушкой, на которой гордо восседала маленькая квакушка и лежала 'стрела любви'. Публика, устроившаяся на заборах, хихикала над младшим сыном, что решил взять в жены неприглядное животное. Женщины в толпе распускали слухи различной степени паршивости, начиная с опытов Яги и заканчивая заморским проклятьем, которое передается жениху во время поцелуя при венчании. На невест старших сыновей Гороха, вообще, не обращали никакого внимания. Всех интересовала лишь судьба младшего царевича и его незаурядной невесты. В толпе ходили слухи: мол, лягушка у меньшого — мастерица на все руки. Боярин Савелий, чинно прохаживающийся среди своих, правдами и неправдами пытался оклеветать несчастное животное. Коллеги его поддерживали, бросая в адрес царевны-лягушки нелицеприятные эпитеты.

Царь вышел к народу вместе со жрецом, то есть с попом, толстым мужиком в черной рубахе до пят и в головном уборе, напоминавшем кеметские короны. На широкой груди священнослужителя красовался огромный золотой крест с самоцветами, подвешенный на массивную серебряную цепь. То, что этот символ священен, Дураков рассказал еще в первую мою прогулку по Москве. Крест украшал все храмы русских людей, а верующие носили его маленькую копию на тонкой цепочке. Положив руку на грудь, я почувствовал холодный металл своих талисманов: подвески с именем и крошечного анха, символа жизни. У каждого свои цацки.

Мы с Иваном стояли в первом ряду, как можно ближе к столу с яствами. Страшно, однако иного места мы были не удостоены. Царевич приказал. Нам выдали парадные кафтаны из теплой бордовой шерсти.

Вообще, попы венчают в храмах, но из-за важности церемонии церковь разрешила перенести процедуру во двор царского терема. Хотя, готов поспорить, это было сделано с единственной целью: народ в церковь не поместился бы. А свадьба царских детей — всенародный праздник.

Поцеловавшись под крики толпы 'Горько' и обнявшись, Маруся оставила своего мужа и пустилась в пляс. Ее изящные ножки в красных сапогах четко ступали на пол под такт музыки, что наигрывали на балалайках приглашенные музыканты.

— Славно танцует жена моего старшего сына, — не мог нарадоваться Горох, — кабы она была царицей…

Когда музыка смолкла, Маруся в пояс поклонилась царю, а потом мужу, и они с Феофаном отправились за стол. Настала очередь венчания Тимофея с Фёклой. Но их обручальная церемония почти ничем не отличалась. Жрец из центрального храма прочитал молитву (как он до сих пор не выучил текст из своей книжицы, библией именуемой, до сих пор подглядывает). Все последующее повторилось словно по налаженной схеме. Балалаечник принялся наигрывать похожую на предыдущую мелодию и супруга Тимофея пустилась в пляс.

У меня тряслись коленки, а к горлу подвалил тошнотворный ком, в груди сдавило от боли, но я держался, стараясь не дать волю подступившим к глазам предательским слезам. Сейчас все решится. И судьба сестры зависит вовсе не от меня. Искоса посмотрев на Ивана, я заметил, как он крепко сжал кулаки и зубы, а брови грузно опустились на посерьезневшие синие глаза.

Время растянулось чуть ли не до бесконечности. К попу медленно шел Иван-царевич, неся перед собой подушку с невестой. Каждый шаг царского сына словно отдавался в моей груди боем неведомого маятника. Здоровая рука инстинктивно сжала в кулаке анх вместе с рубахой и полой кафтана. В толпе началось улюлюканье, смешки, свист, шептание. Мальчишки на заборе успели сочинить зазывную кричалку о младшем сыне-дураке и его ущербной невесте. Ох, если Анхесенпаамон, обратившись человеком, захочет расквитаться за все оскорбления, в тридесятом царстве настанут не лучшие времена. Но моя сестра благоразумна и вряд ли пойдет на такое. Она понимает, что супруга царевича — его второе 'я', и не стоит порочить репутацию мелкими склоками и разборками с дворовой детворой.

Жрец снова процитировал библию, окропил святой водой жениха и невесту и разрешил новобрачным поцеловаться. Народ зашелся в хохоте. Над забором появилась материя, изображающая сцену поцелуя с жабой. Народ хлопал в ладоши, ожидая зрелища. Настал момент истины…

Маруся с Фёклой стояли во главе стола под руки с мужьями, а на их украшенных пробудившейся гордыней лицах торжествовала победа над слабой соперницей. Младший царевич, окинув кислым взглядом улюлюкающую толпу, остановился на нас с Дураковым. Поджав губу, я кивнул: не дрейфь, боги тебе в помощь! Младший сын Гороха вздохнул, зажмурился и поднес дрожащие губы к влажному тельцу невесты-лягушки. Публика ахнула:

— Неужели обвенчается?

И тут лица всех присутствующих начали вытягиваться от несказанного удивления, а мы с Дураковым закрыли глаза руками — таким ослепительным был свет, объявший маленькое тело животного.

Сквозь пальцы я наблюдал за происходящим. Ошарашенный царевич уронил подушку и отшатнулся. А когда марево потухло, он и сообразить не успел, как чьи-то горячие губы коснулись его щеки, и тоненький приятный голос прошептал на ухо:

— Ванечка, любимый мой!

Он распахнул глаза и увидел, что находится в крепких объятьях невысокой девушки с густой черной косой, в которую заплетены золоченые нити. А наряд ее белый с драгоценными отделками, иначе как царским, назвать было сложно. Золотой змей вольготно обвил лоб царевны, сверкая изумрудами-глазками.

Она отстранилась от мужа, не сводя с него полных слез глаз, подведенных сурьмой. Невеста, то есть, уже супруга, шептала под нос его имя в уменьшительно-ласкательной форме. Потом она испуганно огляделась и тихо спросила:

— Ваня, где я? Где мой брат?

— Объявляю вас мужем и женой! — тем временем изрек жрец, поднимая руки и брызжа на новобрачных святой водой из небольшого сосуда на цепочке.

Горох сидел за столом и слова не мог вымолвить, ровно как и вся присутствующая толпа. Обалдевшие от превращения лягушки люди, шептали: 'Настоящая царевна! или 'Писаная красавица!.