Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

Далеко старшинам торгоутским до пробуждения.

1 апреля.

Разные рассказы о калмыках. Покойный калмыцкий хан под давлением или под внушением передал важные полномочия китайцу. Китаец спешно поехал в Урумчи, чтобы оформить и закрепить получение полномочия. Калмыки в горах догнали его и уничтожили со всем эскортом, так что и следов не нашли. Хана своего калмыки отравили… За малолетством наследника стал регентом брат хана Таин-лама. В июне этого года Таин-лама передает государственную печать (тамгу) молодому хану, а сам удаляется, как духовное лицо, в монастырь в Шарсюме. Долго ли направит двенадцатилетний хан? Таин-лама впал в немилость дуту после того, как он отказался дать своих солдат в экспедицию для убийства кашгарского Ти-Тая. Сплошное мрачное средневековье.

Благосостояние калмыков падает, ибо налоги велики. Кроме китайского налога они еще платят местный нойонский налог[471]. Народу тяжко. Табуны простых людей редеют. А китайской ориентации старшины дошли до того, что пытались связать американскую экспедицию. В Хотане грозились нас выслать, а в Карашаре уже привели угрозы в действие. Будем надеяться, что погода окажется менее кровожадной, нежели урумчинский дуту, и не задушит Е. И.

Этот правитель посылает сборник своих указов британскому консулу и для Британского музея; но не мертвые листы указов, а действия дают облик деятелей. Посмотрите и послушайте на местах, и вы увидите истинное обличье правителей Синьцзяна. Недаром лучшие китайцы называют правление Синьцзяна «Синьцзянской компанией». И покуда вы не увидите все это на месте, вы не можете поверить такому человеческому одичанию. Конечно, дуту стар, очень скоро умрет и вряд ли он возьмет в могилу награбленное добро, но кто будет тот, кто вычистит эти авгиевы конюшни?

Истинно, хотелось бы писать картины вместо описания этих вредных, человеконенавистнических безобразий. Но, видно, так надо. Видно, кому-то это будет полезно. Америка ждет мои картины буддистских высот, но пусть китайское правительство разъяснит, почему мы не допущены в монастыри. В Сиккиме нас встречали с трубами и знаменами, а на китайской земле – с веревками. Конечно, карашарский амбань никакого письма мне не дал. И не нужно. У нас есть письмо с печатью калмыцкого хана, где ясно указан приказ китайских властей. Скорей, дальше от китайской гримасы! Перед нами острова Японии, перед нами давняя мечта повидать острова Пасхи с их неведомыми каменными гигантами.

Солдат сегодня вообще не прислали, так что наше арестованное оружие само себя сторожит. Вечер кончается кучной процедурой отпуска трех конюхов, уходящих в Ладакх. Молодой тибетец Церин хочет идти с нами. Он не любит мачеху и говорит, что отец стал ему чужой, и он вообще хочет далеко идти с нами. Молодая душа стучится в окошко новых возможностей. Как же не взять его?

2 апреля.

Утро начинается драмой Церина. Ладакхец, отец его, сбит с толку злыми конюхами и запретил Церину идти с нами. Иначе, говорит, перебью тебе руки и ноги. Надо было видеть слезы Церина. Прощался с нами, дрожа и глотая слезы. Какое право имеют люди отнимать чужое счастье? Ведь в этом порыве было столько стремления к свету. А теперь Церину придется снова бессмысленно шагать с ослами по сыпучим пескам, служа невежественности. Бедный мальчик! Иногда думаем, не убежит ли он? Конечно, это трудно, ведь за ним будет смотреть злой старик и не менее злые конюхи.

С семи часов возимся с арбами и караваном. Пишем условия. Шумим из-за негодности лошадей и присланных солдат. Возмутительная медлительность. Русский или американец обезумели бы от такого темпа. Когда же проснется этот народ?

Попутно поступают интересные сведения. Китайцы берут прививку оспы не от телят, а от людей и, таким образом, заражают сифилисом и другими болезнями…

Идем всего четыре потая. Вместо гор, вместо монастырей Майтрейи опять желтая степь вокруг нас. Какое право имеют китайцы лишать нас возможности увидеть красоту? Уход трех конюхов как-то освежил караван. Люди почему-то радостны. Рамзана ждет Церина и уверяет, что он прибежит сегодня или завтра. Это было бы по-тибетски!

3 апреля.

Сильно студено ночью и жарко в полдень. Желтая степь. Пыльная, каменистая дорога. На севере – гряда туманных гор. Доходим до грязного местечка Ушактал. Опять нужно стоять около скотных дворов. Неприхотливы все даотаи, титаи, амбани, тулины, веками кочующие на тех же самых грязных постоялых дворах. Из этого местечка проходит хошутская дорога на Урумчи. По хошутской дороге всего четыре дня до Урумчи, но мы по приказу генерал-губернатора должны идти долгой, пыльной, жаркой, некрасивой дорогой целых восемь дней. Такова китайская жестокость, чтобы заставить путешественников идти по пыли в духоте и знать, что тут же рядом – краткая дорога, полная горных красот. Недаром ни один из виденных нами даотаев и амбаней не мог назвать ни одного знаменитого современного китайского художника или ученого.

Представьте себе наше ощущение: видеть ущелье, через которое идет короткая дорога, а самим ползти в облаках жаркой пыли.

Еще вариант легенд о Турфане. «Из пещеры вышел высокий человек и пошел на базар что-то купить. За покупки предложил заплатить золотыми монетами стариною в тысячу лет. Затем человек ушел в ту же пещеру и пропал. А у входа стоит каменная собака. Хотела она вскочить в пещеру за человеком, но окаменела».

Ушактал является центром хошутских коней. Они больше ростом, нежели торгоутские. За потай от Ушактала – следы старого укрепления времен завоеваний Андижана и Ферганы[472]. Много комаров. Дикие гуси.

4 апреля.

«Старый хан решил передать сыновьям тамги (печати) на правление хошунами. Были тамги золотые, серебряные, медные и одна была деревянная. Говорит ханша любимому сыну: „Возьми, сынок, деревянную тамгу, не бери золотых“. Разобрали тамги ханы. И сказал старый хан: „Небо создало воду. Испытаем тамги водою. Которая тамга выше, та выше и останется. И осталась деревянная тамга на воде, а золотые и серебряные ушли под воду“».

На Черном Иртыше много золотоискателей. Десятки тысяч. Золото – всего на две четверти под землею. Дуту посылал отряды солдат перехватывать искателей, но, дойдя до золота, все отряды исчезали.

Сегодня красивый день. Со всех сторон показались горы, синие, сапфировые, фиолетовые, желтые и красно-бурые. Серое небо и жемчужные дали. По руслу широкого потока доходим до Кара-Кизыла, т. е. «черно-красного». Название верно, ибо скалы из черного и красного крупнозернистого гранита. Тишина пустыни. Насколько лучше эти уединенные лянгары, нежели города и грязные базары.

Только подумать, что мы могли идти четыре дня уединенными горами, среди дальних снегов. Сегодня показалась первая низкорослая хвоя. За весь день, за семьдесят четыре версты лишь один убогий лянгар с плохим колодцем в «сто аршин глубиной». За весь день – лишь два маленьких каравана тощих ишаков. Точно идете не большой китайской дорогой, а по новой, неоткрытой стране. Из гор торчат слои черных сланцев и угольных образований. И вся пустыня замерла, ожидая шаги будущего.