Прибой и берега - Эйвинд Юнсон

— Эвмей, принеси лук!

В сумраке за этой дверью стоял также немой и волосатый Дакриостакт. Глаза его слезились, хотя ветра не было, а руки дрожали от ярости.

Глава тридцать первая. ЗВОН ТЕТИВЫ

Быть может, они полагали, что это самый обыкновенный лук. Наверно, кое-кто из тех, что был постарше, смутно припоминал, каков он из себя, однако их мечты, их равнодушный взгляд в прошлое преобразили его, и он стал маленьким и податливым. А теперь они его увидели.

Главнокомандующий свинопасами, могущественный в глазах свинопасов начальник пытался нести его одной рукой. Лук был из рога и дерева и размером в рост человека от плеча до пят, в середине, в том месте, которое сжимает рука стрелка, шириной с запястье, да и концы его тоже толщины необыкновенной. Едва согнутый, он напоминал слегка искривленную жердь, и расстояние между рогом и туго натянутой тетивой из трех скрученных жил было не более пол-ладони. Начищенный до блеска, он сверкал и переливался, и кое-кому, должно быть, почудилось, что это вспыхивают молнии. Сорок стрел в колчане, висевшем на ремне за плечом у Эвмея, были длиной с мужскую руку. Словом, можно описать это так: при виде лука все онемели. Телемах взял лук.

— Многоуважаемые гости, — сказал он, — не подумайте, что я вообразил себя метким и ловким стрелком. Но в настоящую минуту я хозяин этого лука, его хранитель и попечитель.

Антиной обратил к нему свое жесткое лицо.

— Может, ты выпустишь парочку стрел, чтобы показать нам, жалким слабакам, как взяться за дело?

Сын поднял тяжелый лук, положил на свой стол, посмотрел на него. Потом заговорил осипшим вдруг голосом.

— Я не принадлежу к разряду женихов, — сказал он сдержанно. — Однако я попробую.

— Вид у этой штуковины важный, — сказал Антиной. — В этом она смахивает на тебя самого. Смотри только не расстреляй все стрелы.

Телемах взял лук и прошел с ним через весь зал. Он двумя руками держал оружие перед собой, губы его шевелились, казалось, он шепчет заклинания. Эвмей следовал за ним с огромным колчаном. Сын встал в прихожей, спиной к отцовскому столу. Наклонился, левой рукой обхватил огромное утолщение из рога, три крайних пальца правой руки положил на толстую, туго натянутую тетиву, а между большим и указательным пальцами зажал дубовую стрелу с бронзовым наконечником. Ему удалось оттянуть на себя тетиву на две, от силы на три ладони — на большее в запястьях, пальцах и плечах не хватило сил. Трижды сгибал он колено в попытке выстрелить. На третий раз ему показалось: еще немного — и дело пойдет. Что, если?.. Нет, не вытяну, понял он. Он тяжело дышал, ему стало страшно. А вдруг и папа не сможет? — подумал он.

— Сдаюсь, — сказал он и встал, опираясь на лук. — Теперь попробуйте вы, по очереди, как сидите.

— Слева направо! — крикнул Антиной, и глаза его сверкнули.

Они сидели так, что, если бы начали со жреца, пастыря их душ, кругленького человечка с белыми, холеными руками, Антиною пришлось бы стрелять последним.

Таким образом, первая очередь выпала Леоду — но это была пустая проформа.

Телемах передал лук и стрелу Эвмею и, возвращаясь на свое место, оглядел зал. У колонны за его спиной стояло его копье, единственное в зале копье.

Леод повел себя препотешно. Он стал кривляться, благословил лук, поцеловал стрелу, возвел глаза к небу, пощупал тетиву.

— Я такими делами не занимаюсь, — заявил он, возвращая оружие Эвмею. — И вообще я сегодня не в форме. Завтра — может быть. А вообще я не собирался свататься. Я посвятил себя богам.

Хорошо было посмеяться, благо нашелся повод. Леокрит встал и потянулся к луку.

— Постой, — остановил его Антиной. — Старый лук обыкновенно смазывают жиром, чтобы он стал более упругим. А не то его можно сломать, как сухой прут, а обломки еще, чего доброго, попадут в глаза — так недолго и ослепнуть. Меланфий, подбрось-ка в огонь поленьев, мы нагреем лук и смажем его.

Все вздохнули с облегчением, стали пить и заговорили наперебой, а тем временем Козий предводитель поднес лук к очагу мегарона и от середины к обоим концам стал тряпицей втирать в него растопленный свиной жир.

— Пусть помокнет под дождем, тогда к утру отсыреет как следует! — закричал Агелай.

— Лучше прокипяти его, и я поручусь, что тогда ни одна женщина в этом доме не останется безмужней! — выкрикнул Демоптолем.

И тут по всему дому разнесся стон рабыни.

— Нет нужды кипятить лук! — закричал Эвридам. — Кое-кому это без надобности. Эвримаху, например, достанет сил на оба дела сразу!

Эвримах мрачно сверкнул на него глазами. Телемах уставился в столешницу, он сидел, опираясь на копье.

— Нет, — заявил Антиной, — сначала мы выпьем. А уж коли возьмемся за дело, разом его и кончим: я чувствую — я сегодня в ударе.

Пенелопа все это время сидела молча, с непроницаемым лицом.

Состязание продолжалось, три попытки Леокрита успеха не принесли, лук мягче не стал. Амфимедонт слегка натянул тетиву, но выронил на пол стрелу и признал свое поражение. Подняв стрелу, Эвмей протянул ее Полибу, тот отложил ее после одной-единственной попытки.

— Этот лук не для смертных, — сказал он. — Тот, из которого, по рассказам, стрелял Хваленый, наверняка был не таков.

Ктесипп с Зама выступил вперед, взял лук, тщательно осмотрел его, взвесил на руке стрелу, огляделся вокруг, решился. Он натянул тетиву на ширину двух ладоней, но тужился при этом так, что испортил воздух. Над ним долго потешались.

— Это здешняя пища виновата! — оправдывался он, решив, что нашел учтивое объяснение конфузу.

Приговоренные к смерти расхохотались снова.

— Теперь мой черед, — сказал Демоптолем.

Он изготовился к стрельбе, выставил левую ногу далеко вперед, присел, натянул тетиву. Все должны были признать, что тетива поддалась. Но тут он поскользнулся и шлепнулся на пол, он был не совсем трезв. Он хотел сделать четвертую попытку, но остальные воспротивились.

— Просто вы меня боитесь, вот и весь сказ! — крикнул он, разозлившись.

Эвриад только пощупал лук и далее не стал пробовать. Элат был посильнее, он натянул тетиву ладони на две. Больше всех преуспел Писандр. Они притихли от волнения.

— Поднатужься еще немного! — крикнул кто-то, подбадривая его.

Но он не выдержал, стрела выпала у него из рук. Следующим был Агелай; после вялой попытки он возвратил лук Эвмею.

Она следила за ними, полузакрыв глаза. Когда у Эвмея взял лук Эвримах, она глубоко вздохнула и подалась вперед. Хотя он не отличался силой и надежд у него было мало, он не утратил своей чарующей улыбки и гибкости движений. Но его постигла неудача. Он безмолвно отдал лук Эвмею и, ни на кого не глядя, вернулся на свое место. После него сделал попытку Эвридам, но только зря пыхтел несколько минут, и тут настала очередь Амфинома.

Она думала: быть может, тебе удастся что-то спасти, спасти меня, спасти многих других. Он был очень силен, крестьянин-богатырь, по слухам легко укрощающий коней, и отличный гребец. А он думал: быть может, это буду я. Он низко присел, согнув колено, тетива вонзилась в его могучие мужицкие ладони, слышно было, как скрипнули его зубы. Нет, не сдамся, подумал он, когда у него потемнело в глазах и в темноте сверкнули белые искры. Не сдамся, нет! Жила врезалась ему в пальцы. Плевать, все равно не сдамся — ни за что! Вдруг это буду я… Но рука обмякла, повисла вдоль тела, как ей изначально определили боги. Он возвратил лук Эвмею. Говорить он не мог. Подняв тяжелую, ноющую, почти омертвевшую правую руку, он отер пот со лба. Постоял так несколько мгновений, а потом, шатаясь, побрел к своему месту.

Встал Антиной. Он сделал несколько шагов к двери, переступил через порог и остановился в прихожей. Принимая лук из рук Эвмея, он жестко улыбнулся. Потом взвесил лук на руке.

Она видела, как он стоит в дверях. Амфином с Дулихия уже снова сидел за своим столом; опершись на ладонь подбородком, он жадно, захлебываясь, пил. Рука его все еще дрожала.

Антиной поднял лук над головой. Она решила, что он хочет его швырнуть. Швырни его, швырни, думала она. Швырни об стену, чтобы он разлетелся на куски, в огонь, чтобы он сгорел, швырни его через двор, через стену, швырни его, швырни! Но он только повертел им над головой, все увидели его мускулистую руку, лук он держал так, как метатели копья держат копье.

— Теперь мой черед, — сказал он. — Но я не собираюсь даже пробовать. Сегодня я стрелять из лука не намерен. Вы помните, какой сегодня день, господа? День Аполлона. Я не собираюсь отмечать его стрельбой под дождем. Нет, я вовсе не сдаюсь и не отступаюсь, но сегодня я не намерен натягивать тетиву. Я знаю, что совладаю с луком. Но сегодня я хочу веселиться, а не целиться в кольца топоров. Мы отложим состязание на завтра, начнем с самого начала, и участвовать в нем будут все! Все, кто сейчас в городе, кто остался дома из-за дождя, все, кто съедется сюда с Зама и Закинфа. Разве это не справедливо?