Дочь Востока. Автобиография. - Беназир Бхутто

В одной квартирке с матерью и со мной разместились Санам с крошкой Азаде, мужем Насером и еще пятнадцатилетняя кузина из Лос-Анджелеса. Нехватка места нас, однако, не беспокоила, ибо восточные семьи по обычаю живут весьма плотно. Мир, со своей семьей остановившийся у Шаха, приехал к нам в гости с Фатхи. Я привезла для Фатхи вырезные аппликации и несколько книжек с картинками, которые и принялась ей читать. Кондиционер в квартире отсутствовал, жара выгнала нас на балкон, где мы прекрасно провели время до вечера. Афганских жен своих братьев я едва знала. Уже год прошел, как они женились в Кабуле.

Мир, кажется, прекрасно уживался со своей Фаузией, но у Шаха с Реханой дело обстояло сложнее.

—Я тебе хочу кое-что сказать, но обещай со мной не спорить, — обратился ко мне как-то Шах во время одной из наших встреч в Париже.

—Попытаюсь, — пообещала я.

— Я, кажется, разведусь. Я разинула рот.

— С ума сошел, Гоги? — Я назвала брата его детским семейным именем. — Ни в коем случае! В нашей семье никогда не было разводов. Твой брак к тому же не договорный, ты сам себе жену выбрал, так что не можешь сослаться на то, что тебе подсунули невесть что. Ты должен сохранить семью.

—Тебя больше заботят приличия, чем я, — вполне справедливо упрекнул меня Шах.

—Да что у тебя не ладится? — спросила я, воображая, что сейчас, не сходя с места, найду мудрое решение всех семейных проблем брата. То, что я услышала, однако, убавило у меня уверенности в благополучном разрешении семейного кризиса.

Рехана радикально изменилась после замужества, сказал брат. Сначала она пылала любовью, сама готовила пищу и напитки, терпеливо дожидалась, когда он вернется из лагеря после тренировок. Но вдруг она оказалась не в состоянии подать ему даже чашку чаю. Он возвращался домой и видел, как она красится, мажется, румянится и куда-то исчезает. И он остается один дома.

— Я почувствовал себя одиноким, как никогда. Как бездомный. Ни поговорить, ни даже телевизор вместе посмотреть... Я думал, ребенок исправит положение, но получилось еще хуже.

—Шах и Рехана расходились дважды. Ради дочери Шах мирился с женой, надеясь, что она станет такой же, как прежде. Но теперь он решился, и по возвращении в Париж разведется с ней наконец. Так сказал мне Шах. А я, как дура, его отговаривала.

— Может быть, она тоже чувствует себя одинокой, скучает, — подыскивала я оправдания поведению его жены. —Вы разъезжали по арабскому миру из одной страны в другую, у нее ни друзей, ни родственников на новых местах, ни языка не знает, ни телевизор посмотреть, ни в кино, ни на рынок. У нее и жизни-то не было. Добавь семейную нагрузку, ребенок в столь раннем возрасте.

—Шах, казалось, слушал меня с интересом.

—Она хочет, чтобы я занялся бизнесом в Америке. Даже говорит, что сможет устроить, чтобы американцы удалили меня из списка нежелательных элементов. Но жить в Америке... — лучше сдохнуть.

—Может быть, тогда вам лучше пожить в Европе, пока нельзя вернуться домой? Во Франции, например, она свободно может ходить в гости или в кино, когда тебя нет дома. Здесь не исламская страна, где на женщину без мужского сопровождения выпяливают глаза. Мир с семьей в Швейцарии живет, значит, и сестра должна быть недалеко. Может быть, если создать ей подходящую обстановку, она станет прежней. Если хочешь, я поговорю кое с кем, если повезет, добудем для вас французский вид на жительство. Сказанное мною Шаха заинтересовало.

— Во Франции опасно, — сказал он. — Если жить здесь, то мне понадобится разрешение на оружие.

— Не знаю, но могу и об этом спросить.

— Наш разговор улучшил его настроение. Но мое несколько упало, когда Шах взял меня с собою покупать бронежилет.

— В Европе мне нужно носить его постоянно, — сказал он и купил один себе и один для меня, сидевший посвободнее. — Неизвестно, что взбредет в голову Зие.

— Я постаралась его разуверить, хотя и сама постоянно размышляла о вопросах безопасности. Но его оказалось трудно разубедить.

— Мне неоднократно сообщали, что меня приказано убрать.

— Но, Гоги, аль-Зульфикар оставила Кабул, и уже годы не проявляла себя.

— Он только улыбнулся:

— У меня надежные источники информации.

Находясь за решеткой в суккурской тюрьме, я постоянно испытывала страх за жизнь братьев. Они были занесены режимом в список смертников и жили под угрозой гибели. Конечно, они сознательно выбрали эту опасную тропу, но я, их сестра, не могла за них не переживать. Потеряв отца, я тем более беспокоилась о безопасности близких. А жизни братьев угрожала реальная опасность.

Я узнала, что в Кабуле один из старых слуг семейства его жены пытался отравить моих братьев. К счастью для братьев, их пищу первой отведала собака, издохшая в страшных судорогах. Слуга после этого каялся, ползая на коленях, умолял пощадить его. Он сознался, что ему заплатили моджахеды, желавшие угодить Зие. Братья оставили его в живых по ходатайству жены Мира Фаузии.

Другой попытки убийства они избежали, когда, сидя в автомобиле, Шах что-то уронил на пол и они оба резко нагнулись за оброненным предметом. В этот момент там, где только что находились их головы, вжикнула пуля.

Главной целью мог оказаться Шах, а не Мир. Когда братья еще жили в Кабуле, к ним пришел какой-то патан и сообщил, что Шах значится в списке смертников раньше Мира. «Сначала убить Шаха, потом Муртазу».

—Вполне вероятно, — объяснял мне Мир. — Я больше политикой занимаюсь, а Шах все время проводит с боевиками, учит их, наставляет. Шах имеет боевую подготовку и боевой опыт. Шах для них более непосредственная угроза.

—Боже упаси вас лететь когда-нибудь рядом с Пакистаном, — сказала я как-то Шаху. — Если самолет угонят, то вы пропали.

Шах рассмеялся:

— От смерти не убежишь. Если она тебе суждена, то вертись, как хочешь, она тебя найдет. Но Зия нас живыми не получит. У нас при себе яд. Если схватят — секунда, и нет меня. Я предпочитаю смерть плену или предательству.

Вечер в Каннах. Приятная погода, живописная дорога в холмах в фешенебельную «Калифорни», где Шах и Рехана поселились полгода назад. Шах воспрянул духом, когда я обеспечила ему разрешение на проживание во Франции. Он помирился с Реханой и отправился с ней в поездку по Франции. Сначала они хотели поселиться в Монте-Карло, но затем выбрали Канны. Шах гордо демонстрировал мне квартиру, похвастался детской с клоунами на стенах и множеством плюшевых игрушек, заполнивших книжный шкаф; провел в столовую и гостиную, из которой дверь вела на балкон, откуда вдали можно было наблюдать поблескивавший горизонт Средиземного моря. Очень приятная квартира, образцовое райское гнездышко из идиллического фильма.