Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

— Но прихватив внучку, — вставил Артем.

— Да. Я был побежден и изгнан, но не смирился с поражением. Ведь я максар, а максары не способны прощать и забывать. Оставить свой позор неотомщенным я не мог. Всех своих детей Стардах уничтожил еще во чревах их матерей, и эта девчонка, случайно оставшаяся в живых, была его единственной наследницей. Из нее я и хотел воспитать мстителя.

— А как она оказалась в доме судьи?

— Стардах послал на мои поиски сотни слуг. Они рыскали во всех окрестных мирах. Выродок, которого ты знаешь под именем Калеки, отыскал мой след. Он был самым ярым из преследователей, и именно ему Стардах доверил мой клинок. Это были тяжелые времена. Меня гнали, как бешеного зверя, не давая даже краткой передышки. Не очень-то удобно прятаться в болоте или пробираться подземельями, имея за плечами корзину с беспомощным ребенком. Пробираясь через Страну Забвения, я выбрал дом самого влиятельного в тех местах человека, и оставил девочку у его порога. Внушить судье и его жене, что это их ребенок, не представляло для меня особого труда. — Адракс умолк, задумавшись.

— А что было потом?

— В углу стоит кувшин с водой. Дай мне напиться. От долгих речей пересыхает горло… А потом было много схваток, много неудач и много побед. Кое-кого из врагов я уничтожил, а других направил по ложному следу. Сумел я одолеть и Калеку. Одолеть, даже ни разу не встретившись с ним лицом к лицу. Он был созданием Стардаха, а тот, что ни говори, в свою очередь, был моим созданием. В наших жилах текла одна кровь, и силы наши были примерно равны. Очень осторожно, исподволь, я проник в сознание Калеки. Нащупал слабые места, разузнал все планы, а затем волю Стардаха заменил своей собственной волей. Ведь в то время мой сынок находился довольно далеко от нас, да и, кроме того, был по горло занят очередной войной. Меня он считал фигурой второстепенной. Когда Калека полностью подчинился моей воле, мы вместе вернулись в Страну Забвения.

— А не проще было бы прикончить его?

— Стардах непременно узнал бы о его смерти и послал другого прислужника, еще более могучего и упорного. К тому же он был нужен мне как оруженосец. Наши клинки устроены хитро. При определенных условиях они способны уничтожить себя вместе с хозяином. Одной старухе я внушил, что Калека — это ее пропавший в детстве сын.

— Зачем?

— Не мог же я сам готовить ему пищу и чинить одежду.

— Девчонка догадывалась о своем происхождении?

— Смутно. Ее посещали странные сны, всякие необъяснимые видения… Ведь как-никак, она родилась максаром. Я уже собрался открыть ей всю правду, но Лето спутало мои планы.

— Значит, все, что случилось потом, тоже подстроил ты? Я имею в виду мой визит к судье, встречу с Калекой…

— Лишь отчасти. Успех чаще всего достается не тому, кто все старается спланировать заранее, а тому, кто умеет использовать каждый удобный случай.

— Под удобным случаем ты подразумеваешь мою восьминогую машину?

— И ее тоже.

— А кто убил судью? — вопрос этот давно мучил Артема.

— Если нож, которым нанесен смертельный удар, можно считать убийцей, тогда судью убил Калека.

— Ты хочешь сказать, что он был только слепым орудием? Бессловесным исполнителем? Кто же тогда отдал ему приказ? — заранее ощущая холодок в душе, спросил Артем.

— Ты угадал, приятель… Приказ он получил от моей внучки.

— Как же так… — пробормотал Артем. — Как же она могла… Ведь он был для нее как отец.

— Успокойся. Все было не совсем так, как ты себе представляешь. Отказ судьи привел ее в ярость. Ведь для нее это было равносильно смертному приговору. Может быть, в кратком безрассудном порыве она и пожелала ему смерти. Но ведь это была воля максара, а тем более воля дочери Стардаха. Калека воспринял ее бурные эмоции как приказ к действию. Точно так же он поступил бы, если смерти судьи пожелал бы я… Хочешь знать, что было дальше?

— Нет. Пока нет. Мне нужно подумать над тем, что ты сказал…

Косой луч холодного искусственного света тусклым столбом упирался в середину камеры. Когда он начинал дрожать, а затем и вовсе пропадал, заслоненный фигурой тюремщика, это означало, что наступило время кормежки. Сверху на веревке опускался кувшин с водой и что-либо из еды, чаще всего то, на что не позарились слуги, убиравшие с господского стола — объедки объедков.

В первое время Артем добросовестно пытался накормить Адракса, но тот всякий раз отказывался от предложенной еды. Старик вовсе не пытался уморить себя голодом (максары без всякого вреда для себя могли питаться как змеи, от случая к случаю) и не опасался отравы. Просто он считал постыдным принимать пищу от врага. Адракс знал, что его смерть неизбежна и что она будет нелегкой, но не выказывал никаких признаков уныния. Наоборот, в неволе он стал гораздо словоохотливее. Впрочем, это было нетрудно объяснить — скрывать стало нечего, а беседы являлись единственным развлечением для обоих узников.

— Немало темниц я повидал за свою жизнь, — сказал однажды Артем, прохаживаясь от стены к стене. — Но никогда долго в них не задерживался. Может, и на этот раз удастся вырваться.

— Будь спокоен, обязательно вырвешься, — поддакнул ему Адракс. — Вырвешься, когда тюремщики поведут тебя туда, где из людей делают мрызлов, а из оленей волков. А сбежать отсюда и не надейся. Тут даже клинок максара не поможет. Я говорю так потому, что когда-то сам строил это подземелье. Здесь мне знаком каждый коридор, каждый кирпич, каждая щелка…

— А это ожерелье случайно не ты придумал? — Артем постучал костяшками пальцев по жернову.

— Нет. Такие камни у нас издавна надевают на шею самым буйным и упрямым узникам. С такой штукой далеко не убежишь, хотя она и не такая тяжелая, как кажется. — Старик поднатужился и встал, обеими руками поддерживая жернов. Его водило из стороны в сторону, как штангиста, пытающегося зафиксировать рекордный вес. — Видишь, я еще способен унести такой груз. Беда только, что он не пройдет в потолочный лаз. Сыночек знал, что делал, когда одаривал меня такой игрушкой.

— Интересно, а как ты обошелся с собственным отцом?

— Это было так давно, что сейчас даже вспомнить не хочется… Кажется, я просто-напросто задушил его. Хотя на это и ушло немало времени. Глотка у него была как из дерева, трещит, а не поддается. Он тогда еще все руки мне изгрыз…

— Ну и негодяй ты все же! — сказано это, впрочем, было спокойно. Читать Адраксу мораль было столь же бессмысленно, как обучать бальным танцам фанатика-дарвита. — Задушить отца… Другой бы каялся всю жизнь, а ты как будто даже гордишься этим.

— По-твоему, пусть бы лучше он задушил меня? Разве волк, убивший оленя, совершил преступление? В чем виноват тот, кто ценой чужой жизни спасает собственную? Так велит нам природа. Так устроен этот мир.