Безумные дамочки - Джойс Элберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверное, ты права. Я никогда об этом не думала.
— Потому что тебя волновала только твоя карьера. Если бы у тебя на уме был брак, ты бы не связывалась с Дэвидом и Питером.
— Кто такие Дэвид и Питер? — спросила Джоан.
— Моя друзья, — ответила Лу, показывая глазами Симоне, чтобы та сменила тему.
— Приятели? — настаивала Джоан.
— Да.
— Они красивые?
— По-своему.
— Что это значит?
— Это значит, что я так думаю, но не все разделяют мое мнение.
— А почему?
— Потому что у людей разные взгляды. С каких это пор ты начала задавать так много вопросов?
Джоан вздрогнула от резкого тона Лу.
— Я не знала, что у тебя есть приятели. Вот и все.
— Ну, теперь узнала.
Но почему она рассердилась? Вопросы были вполне безобидные. Любую одиннадцатилетнюю девочку интересует любовная жизнь старшей сестры. Лу огляделась. Она увидела двухэтажную кровать, покрытую дешевым покрывалом, два желтых шкафчика и спящего на нижней кровати пуделя. Джоан все еще сидела за столом с обиженным видом. Квартира находилась в состоянии явного упадка, и Лу удивилась, как такая привлекательная и смышленая девушка, как Симона, может жить здесь. Подобно многим одиноким девушкам с ограниченными средствами, Симона, видно, решила все деньги тратить прежде всего на поддержание своей внешности. Это одна из особенностей жизни девушек в этом городе. Встретив их вне квартиры, трудно определить, на какой социальной ступени они находятся. Приемщица белья с девяносто пятью долларами в неделю может выглядеть, как богатая наследница.
— Когда свадьба? — спросила Лу. — Меня пригласишь?
— Конечно. Это в следующем месяце. Всех приглашу. Это не настоящая свадьба, а как бы только половина.
— Как это?
— Ну, священник проводит свадебную церемонию, ты выполняешь все формальности, но не заполняешь брачного контракта. Последнее достижение. Гражданское неповиновение проникает в институт брака. Я надену длинное белое хлопчатобумажное платье с белыми бумажными розами.
— И будешь жить в белом бумажном доме.
— Нет, какое-то время мы поживем здесь, — очень серьезно ответила Симона. — Стив уже живет здесь, но пишет в мастерской, которую снимает с приятелем. Он пока не может позволить себе собственную студию, а я не могу переехать в квартиру побольше, пока не найду работу, а я не очень много умею.
— А снова стать моделью?
— Ты шутишь? До конца своих дней не смогу смотреть на меха, если только они не мои собственные.
— Я подумала о женском белье. Может, я найду тебе работу. Я знаю некоторых продавцов.
— Значит, я буду бегать по залу в маленьком лифчике и бикини?
— Что-то в этом роде?
— Великолепно. И толстые уродливые покупатели будут щипать меня за задницу?
— Вероятно.
— Когда приступать? — ухмыльнулась Симона, закатив глаза.
В Радио Сити Мюзик Холле показывали мыльную комедию с Дорис Дей, которая не понравилась даже Джоан, хотя сам театр поразил ее своей роскошью. Она плюхнулась в плюшевое кресло и несколько раз зажгла маленькую лампочку рядом с ним, чтобы посмотреть программку.
— Я могу просидеть здесь всю жизнь, — прошептала она Лу.
Лу поцеловала ее в щеку, и в приятной темноте зала ее захлестнула волна любви к дочери, которую она должна бросить, дав ей только жизнь. Ее родители удивились, когда позднее Лу позвонила им и сообщила, что отсылает Джоан одну. Она сказала, что редактор дал ей срочное задание, и они ее поняли. Они всегда ее понимали, если речь шла о работе, потому что гордились ею. Много лет тому назад, когда она забеременела, им было так стыдно, они не знали, что с ней будет в будущем. Теперь знали. Посвятив себя трудной и успешной карьере, Лу оправдала себя в их глазах. Она отчаянно хотела оправдаться в собственных глазах, чувствовала себя очень виноватой из-за внебрачного ребенка. Из-за этого Лу никогда не говорила им о своей личной жизни, о мужчинах. Я не знала, что у тебя есть приятели, — сказала Джоан, а она рассердилась на эти невинные слова, потому что ощутила себя работающей машиной, у которой нет нежности, нет потребности в любви, которой управляет одно честолюбие. Конечно, на деле это не так, но такой должна выглядеть в глазах родителей, чтобы оправдать свое существование и искупить прошлые ошибки. Возможно, не понимая этого, Лу долгие годы убеждала себя, что не заслуживает любви, иначе (и Симона это отметила) почему она всегда связывается с женатыми мужчинами, которые не собираются бросать своих жен?
Джоан так поразила группа «Ракеты», что она хотела остаться на другой сеанс.
— Не сегодня, — сказала ей Лу.
— Интересно, как они могут танцевать, когда у них месячные? — заинтересовалась Симона. — Это же больно.
Снег тихо падал на праздничные толпы на Седьмой авеню, когда они шли в «Русский чайный дом», любимый ресторан Симоны. Они заняли круглую кабинку и заказали чай с пирожными.
— Жаль, что с нами нет Чу-Чу, — сказала Симона. — Это и его любимый ресторан. Козероги так чувствительны к социальному статусу.
— Кто такой Козерог? — спросила Джоан.
Симона уже раскрыла рот, чтобы ответить, как Лу прервала ее:
— Извини, мне надо позвонить в редакцию.
Когда она вернулась в кабинку, Симона заканчивала свой рассказ о звездах завороженной Джоан. Лу сказала, что девочке придется сегодня ехать в Филадельфию одной.
— Но ведь ночью Рождество. — На лице у Джоан отразилось горькое разочарование. — Почему ты должна работать?
— Это газета, дорогая, а один из репортеров заболел гриппом. Я должна быть на благотворительном бале вместо него.
— Они работорговцы, — заявила Симона, помахав рукой мужчине средних лет с маленькой бородкой.
— Кто это? — рассеянно спросила Лу.
— Один из постоянных посетителей. Прошлой зимой я встретила его в баре.
— Это нечестно, — надула губки Джоан. — Сейчас же Рождество.
— Я тогда думала, что у него больные легкие, но оказалось, что он играет на виолончели и влюблен в танцовщицу из балета Джоффри. Мы вместе провели интересный вечер. — Симона со значением посмотрела на Лу. — Ты меня понимаешь.
Лу допила чай и почувствовала усталость. Было только начало четвертого, но ей хотелось как можно быстрее посадить Джоан в поезд, вернуться домой и лечь спать. Возникло легкое чувство паники. Она молилась, чтобы удалось поймать такси.
— Балерины принимают такие сложные позы, что они не под силу нормальному человеку, — говорила Симона, пока Лу подзывала официанта, чтобы расплатиться. Джоан мрачно смотрела на недоеденное пирожное.
Когда Лу проводила дочь на вокзал и посадила ее в поезд, сердце у нее колотилось как бешеное. Чувство паники не только не исчезло, но еще больше усилилось. Мысли метались по кругу: Дэвид, Питер, а теперь и Джоан. Мертв, потерян, уехала. За год она растеряла всех их и никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой. Царившее вокруг грубое веселье только подчеркивало ее одиночество, и она хотела, чтобы ей на самом деле нужно было писать о благотворительном бале, что-то делать, чтобы паника рассеялась. Она ни за что не сможет поехать домой и поспать в таком состоянии, но что остается делать? Куда пойти? Редактор детской одежды приглашала ее на вечеринку, но тогда Лу думала, что поедет в Филадельфию, и отказалась от приглашения. Она могла позвонить ей и сказать, что планы у нее изменились. Но сейчас ей меньше всего хотелось оказаться среди веселящихся людей. Ее передернуло. Ей нужна пара успокоительных таблеток, стакан теплого молока и крепкий сон. И тут она подумала о Роберте Фингерхуде.
— Да, у меня есть таблетки, — сказал он, когда Лу дозвонилась ему. — Заходи. Ты знаешь, где я живу.
— Я скоро буду. Спасибо.
Лу с чувством огромного облегчения села в такси и назвала адрес. Затем откинула голову на холодное кожаное сиденье и смотрела, как снег лениво покрывает землю. На следующий уик-энд она все-таки поедет кататься на лыжах.
Когда Роберт открывал дверь, Лу подумала, что они встречаются в третий раз и каждый раз в новых обстоятельствах. Дикая оргия на День благодарения. Отношения доктора и пациентки сегодня утром, а сейчас более спокойный и нежный тон разговора старых друзей, которые встречались и в лучшие, и в худшие моменты жизни, а теперь столкнулись на нейтральной территории.
— Надеюсь, я ничему не помешала? — спросила она.
— Нет. Я только вошел, когда ты позвонила. Хочешь выпить?
— С удовольствием.
Он открыл бар в столовой.
— Что будешь?
— Коньяк есть?
— «Реми Мартен».
— Чудесно.
— В ногах правды нет, садись.
Она прошла в гостиную и осторожно устроилась в гамаке. Роберт принес коньяк и два бокала, которые поставил на слоновий позвонок. Лу вспомнила, как она сидела на нем верхом в платье и в золотом трико. Хотя это было всего лишь в прошлом месяце, казалось, будто это случилось в прошлом году и в другой жизни.